Русская линия / Библиотека периодической печати / О духовном состоянии современных христиан и задачах православной прессы

Состояние религиозного сознания наших православных современников, всех нас характеризуется, как представляется, одним крайне показательным парадоксом. С одной стороны, события последних 15 — 20-ти лет показали, что наш народ обладает гораздо бoльшим запасом социокультурной инерции, инерции традиции, чем это предполагалось разрушителями России на заре «катастройки» и ельцинщины. Глубоко не правы те (мы к ним еще обратимся), кто проливает крокодиловы слезы по поводу жуткого падения нравов в нашем народе. Конечно, падение нравов имеет место, что и говорить. Но в то же время сейчас уже всем беспристрастным наблюдателям ясно: на фоне тех колоссальных усилий в сочетании с гигантскими ресурсами (как материальными, финансовыми, так и технологическими), которые были затрачены внешними и внутренними врагами России для того, чтобы сломать русскую идентичность, лишить наш народ духовных, моральных ориентиров, нравственной устойчивости, моральный уровень в нашем народе еще слишком, удивительно высок. Последние полтора — два десятилетия с особой ясностью выявили ту истину, которая нам в наши диссидентские восьмидесятые казалось более чем сомнительной: под наслоениями «советчины», под гнетом тоталитарной идеологии в русском народе шло медленное, но неуклонное восстановление традиции, традиционных социокультурных стереотипов, неотделимых, как всем понятно, от духовной, нравственной нормы. А эта норма для русского человека, как бы плохо она не осознавалась, основана на Православии, на нашей святой и спасительной православной вере. На фоне наглого глумления «либерастов», подчеркнутого неуважения и весьма агрессивной атаки их на русскую православную традицию нельзя еще больше не зауважать наш народ, который всеми силами и пока еще довольно мощно упирается, как может. Например, характерно, что, по данным исследователей, изучающих спрос на книжном рынке, в последнее время заметен резкий всплеск интереса к классике, интереса, который наперекор всем изощренным рекламным технологиям проявляется народом, который слишком «достали» постмодернистские извращенцы.

Это что касается позитива. Но в то же время можно констатировать и нечто такое, что, честно говоря, вселяет немалую тревогу. При всем том, что традиционная инерция в нашем народе все еще достаточно сильна, сакральное ядро, то, что называется «сакралитет», если не совсем остыло (совсем оно остыть не может, поскольку тогда народ просто умирает), то уж во всяком случае близко к остыванию. Сама вера для многих — не необходимая духовная основа, а какой-то элемент традиции. Получается, что внутреннее — не основа, не почва для внешнего, а его составная часть, приложение к внешнему. И это очень плохо.

Для того чтобы убедиться в том, что это действительно так, достаточно окинуть беглым взглядом наиболее значимые события минувшего, 2006-го года и некоторых предыдущих лет. Когда в ходе так называемой «монетизации льгот» были затронуты те стороны жизни, которые относятся к сфере социального обеспечения, старики-пенсионеры не стали задавать себе и другим проклятый русский вопрос «что делать?», а просто вышли на улицы и стали перекрывать движение. (И это люди со старым, коллективистским воспитанием, привыкшие бороться за свои права. Уже студенты никогда никуда не выйдут. Они выросли в «перестройку», с сознанием того, что надо не бороться за справедливость, а «крутиться»). Их было не так много, этих пенсионеров. Но власть страшно «задергалась», и в итоге родились, какие ни на есть, пусть ублюдочные и сильно урезанные (по сравнению с гигантскими суммами, которые уходят за рубеж), но все же «национальные проекты» с явным социальным содержанием. Так что неправда, что общественное мнение, народное движение ничего не может! А если бы этих стариков было на порядок больше?

А как бы отреагировала эта самая «власть», если бы такие же протесты прокатились по стране в связи с нежеланием Минобраза ввести в государственной школе «основы православной культуры» или в связи с наглым глумлением над Христом, организованном «всеми заинтересованными лицами» с разрешения и молчаливого одобрения этой самой власти (конкретно — главного хозяина российской культуры М. Швыдкого)? (Имею в виду, разумеется, два самых значимых для православной Церкви события минувшего года, две кампании — «Код да Винчи» и турне «Мадонны»). Но увы: глумление над верой, в отличие от материальных интересов людей, никого не побудило ни к каким значимым протестам, за исключением нескольких десятков активных православных из «Союза православных хоругвеносцев» и сопутствующих организаций.

Когда в ходе так называемого «карикатурного скандала» были затронуты мусульманские святыни, мусульмане отреагировали так, что это стало общемировой проблемой, в том числе и прежде всего для либерального Запада. Ну и где была пресловутая «мировая закулиса» с ее хваленым могуществом в этой ситуации? А ведь для мусульман речь шла не о борьбе за какие-то меркантильные, сугубо материальные интересы, с пусть даже и справедливыми требованиями, а об интересах чисто идеальных, о защите своих святынь, своей веры от поругания, и сам факт столь резкой и бескомпромиссной защиты своих ценностей, не содержащей в себе никакой корысти, так раздражает Запад! Другой вопрос — разные провокации, которые этому сопутствовали (подмен карикатур), а также что такое вообще ислам с позиций Православия и т. д. Но если принять «карикатурный скандал» за своего рода «разведку боем», за социологический замер степени накаленности мусульманского сакралитета, то все мы обязаны признать: у мусульман с сакралитетом все в порядке! Как, кстати, и у евреев. Все знают, что начинается во всем мире, если кто-нибудь осмеливается тронуть значимые для них вещи сугубо идеального плана. Как там это называется, «гевалт», вроде бы?.. Скажут, у евреев и у мусульман вера ложная, а у нас — истинная, святое Православие, и иконы плачут… Вера-то истинная, да только достойны ли мы этой Истины, как мы ее защищаем? Когда «Код да Винчи» шел уже во многих кинотеатрах, со стороны православных никакой значимой реакции не последовало, вместо нее начались какие-то вялые дискуссии в интернете: надо ли протестовать, если надо, то как и вообще, что скажет священноначалие… Даже теплохладная Европа тут впереди нас. Там хоть кинотеатры поджигали… Или такое положение вещей тоже поставим себе в заслугу?

Достаточно накаленное религиозное сознание не может, конечно, совсем обойтись без рефлексии (иначе какое же это вообще сознание?) Всем понятно значение догматики, вероучения. Но в решающие моменты, когда речь идет о защите святынь (защите, которая нам нужна, а не самим святыням — Бог поругаем не бывает), такое сознание отнюдь не рефлексирует, а побуждает человека к практическому действию, причем достаточно радикальному. Если сакралитет достаточно накален, то и действие бывает такое, что остаться равнодушным невозможно, даже если ты принадлежишь к другой вере. Скажут, православие — религия тихая, его духовная практика основана на умной молитве и т. д., и не могут православные люди подрывать себя вместе с врагами, как так называемые «шахиды». Ну, во-первых, к терроризму и человекоубийству никто и не призывает. Несколько тысяч изможденных пенсионеров получили достаточно ощутимый социальный результат без всякого насилия, лишь слегка обозначив свою готовность к решительным действиям. Во-вторых, возьмите историю Руси, те времена, когда православный сакралитет был еще достаточно накален. Дмитрий Самозванец пользовался поначалу немалой популярностью в народе. Но все знают, какая печальная судьба его постигла, когда нашим русским предкам стало ясно, что товарищ не уважает древних обычаев народа и, самое главное — явно заигрывает с папистами. «Проклятый русский вопрос»: где та пушка, из которой должны выстрелить пеплом от сожженного тела г-на Швыдкого??! (Шучу). Или возьмите старообрядцев. Кто там был прав в споре с Никоном — отдельный вопрос. Я, положим, считаю, что в большей степени прав был Никон. Но сейчас для нас важно другое: достаточно многочисленные массы русских православных людей настолько уверенно ставили свою веру, как ценность, выше своей земной жизни, что готовы были на самосожжение во имя этой веры. Вот это называется накаленный сакралитет! И нечто подобное мы наблюдаем сейчас в исламе. То, что такая мощная религиозная энергия ушла фактически в песок — это величайшая трагедия Руси. Но это же не означает, что энергии не было! И еще в Великую Отечественную, то есть шестьдесят с небольшим лет назад, эта энергия имелась в нашем народе в массовом порядке. Миллионы людей считали, что есть ценности, по своей значимости превышающие нашу земную жизнь. Это вполне традиционное православное русское сознание, лишь с некоторыми наслоениями «красной» идеологии. Сейчас же это традиционное сознание стремительно остывает, хотя во многом и остается традиционным.

Итак, парадокс налицо: с одной стороны, остается все еще достаточно сильной традиционная инерция, подсознательная укорененность в традиции; народ продолжает цепляться за традицию, чувствуя, что называется, кожей ее спасительность, а с другой стороны — сакралитет стремительно остывает, и здесь мы, в сущности, ничем не отличаемся от Европы и Америки. А учитывая, что у нас в гораздо меньшей степени развита правовая культура, чисто внешние механизмы защиты от апостасийной эрозии, перспективы вырисовываются достаточно тревожные. Без горячей веры, которая, как мы хорошо знаем из Писания, без дел мертва, без накаленного сакралитета, на одной лишь традиции, позитивное развитие народа, его культуры, его цивилизации и государства невозможно!

Понимает ли это наше священноначалие? Думаю, что, во всяком случае, лучшие представители его, в общем, понимают, хотя в сегодняшней церковной политике немало странностей. (Назовем это пока так). Но если обратиться к главной теме моего сегодняшнего доклада — к роли и состоянию нашей православной прессы, к ее задачам, то, думается, что действительно православная журналистика, если она считает себя таковой, не может ограничивать себя задачами только информационно-аналитическими и даже просветительскими. Все эти, бесспорно, реальные задачи должны решаться в свете главной, высшей цели. Эту высшую цель я бы обозначил одной фразой: ВОЗГРЕВАТЬ САКРАЛИТЕТ НАЦИИ. Сколько бы ни говорили о том, что вера — личное дело каждого, что духовная жизнь — вопрос интимный, который человек решает сам и в общении со своим духовником (и это, конечно, во многом правильно), все же, на мой взгляд, вполне очевидно, что никакая профессиональная деятельность не может строиться в отрыве от духовных задач. Есть вопрос личного духовного возрастания. И есть духовная сторона во всякой деятельности, тем более такой, как журналистика. То есть я хочу сказать, что во внешнем есть та сторона, которая связывает его с внутренним, иначе получается полный разрыв. Это у протестантов, в секуляризованной Европе вера — только личное дело, только сфера частной жизни, да и с этим не все так просто, а православная традиция все же предполагает в большей степени социализацию религии, христианизацию всех сторон жизни. Так это реально и было в древней Руси. Вера определяет жизненный уклад. Если это не так, происходит вырождение. А реально определять жизненный уклад, реально влиять на социум, подчинять себе все стороны жизни может только достаточно накаленный сакралитет, а отнюдь не остывающий. Если мы равнодушны к поруганию наших святынь — чего стоят все претензии РПЦ на мировую роль и наши чаяния касательно когда-нибудь в будущем, по мере покаяния и духовного возрастания народа, восстановления монархии!
Окончание следует