 |
| Парламентская газета | Владимир Вишняков | 30.03.2005 |
Сегодня стараниями определённого сорта идеологов и публицистов само это слово стало чуть ли не бранным, само понятие патриотизма — одиозным, подозрительным, едва ли не коричневатым. Говорим «патриотизм», подразумеваем «последнее прибежище негодяя». Справедливо ли это и как мы дошли до жизни такой? Прежде всего об этом рассуждают авторы книги, о чём бы ни шёл у них разговор — о политике, литературе или телевизионном беспределе. При этом они отнюдь не склонны к театральному отчаянию и картинному воздеванию рук: погибла, дескать, Россия! Они, например, дискутируют с утверждением Юрия Власова, заявившего как-то, что уже несколько поколений молодежи стали врагами исторической и национальной России и окончательно для неё потеряны. Распутин, признавая, что многое сегодня благоприятствует нравственной и духовной мутации русского человека, уповает на саморегуляцию хватившего лиха народа, на чудесное спасение, которое может быть послано из великого нашего прошлого, на собственную работу патриотически настроенной общественности. Нет, утверждает он, с Россией прощаться рано. Напоминает при этом знаменитое «С Россией кончено» Максимилиана Волошина, написанное в 1918 году, отчаянные строки о гибели страны Владимира Максимова, на два десятилетия разлучённого с Родиной. Но вопреки всему она выжила. Не может быть, чтобы не выжила и теперь, уверен писатель.
Но для этого необходимо правильно обустроить Россию. Нам необходимо правительство, решительно защищающее национальные интересы страны, полагает Распутин. Во власти, по его мнению, должны быть государственники, подобные Столыпину и Витте, для которых нет ничего выше приоритетов своего народа. Власть национального доверия — вот, по Распутину, начало всех начал.
На нередкие в его адрес обвинения в национализме писатель отвечает так: «В России больше 80 процентов русских, надо, не боясь национализма, обратиться к их национальному чувству. От национализма культурного, озабоченного воспитанием народа в лучших (в лучших!) национальных традициях, никому опасности быть не может. Напротив, это сдерживающее начало от агрессивности, которая сейчас, к несчастью, поразила весь мир. Что плохого, если мы учим: нельзя мне поступать дурно, ибо я русский?»
Уравнивать же национальную идею с фашизмом, утверждает Распутин, могут лишь люди злонамеренные, заинтересованные в окончательном падении России. Народная идеология, по его мнению, не может быть фашистской, тут сознательное передёргивание карт. На галеры, дескать, его, этот народ, если он, такой-рассякой, не желает прогибаться перед западным идолом. Но знают ли господа, занятые политической стряпнёй, спрашивает писатель, насколько опасно постоянно пичкать людей национальным унижением? Любовь к Родине Распутин уподобляет чувству к матери. Родина, говорит он, дала нам всё, что мы имеем, каждую клеточку нашего тела, каждую родинку и каждый изгиб мысли. Патриотизм, по его мнению, это не только постоянное ощущение неизбывной и кровной связи со своей землёй, но прежде всего долг перед нею, радение за её духовное, моральное и физическое благополучие.
