Две Европы

Парижская встреча Президента Франции Жака Ширака, Президента России Владимира Путина, Канцлера ФРГ Герхарда Шредера и Премьер-министра Испании Хосе Луис Родригес Сапатеро вновь выявила разделение Европы на противостоящие друг другу «две Европы», нашедшее свое выражение пока что только в газетных публикациях. На самом деле за строками газетных статей вырисовываются могущества возрастом в столетия, если не в тысячелетия. Не только и не столько политические, военные, экономические, даже не просто религиозные. Могущества метафизические, стоящие по ту сторону всех этих в большей или меньшей степени частных областей жизни. Характерно, что лакмусовой бумажкой, выявляющей суть этих могуществ, стала Россия. Именно сегодняшнее состояние России в центре этого противостояния, более того, выявляет его, вновь «выводит наружу».

Первая позиция была высказана 21 марта 2005 года в интервью корреспонденту итальянской газеты L’Espresso Джакомо Лезо известного философа Андре Глюксмана. Андре Глюксман — участник событий 1968 года, а затем внимательный читатель книг Александра Солженицына. Это два решающих обстоятельства, наложившихся на формирование его политического мировоззрения. Изначально Глюксман левый. Однако, читая Солженицына, он понял, что левая идеология во всем ее спектре (от умеренного коммунизма ФКП до троцкизма и маоизма) не способна остановить «советскую тоталитарную экспансию». Идеи Солженицына стали политическим credo Андрея Глюксмана. Однако, если Солженицын, с которым в геополитических вопросах они оказались по одну сторону разделительной черты, все-таки попытался — достаточно умозрительно — развести «советское» и «русское», советский коммунизм представить как насильственное начало, не обусловленное русской историей, то Глюксман прямо отождествил Советский Союз с исторической Россией. Именно поэтому он гораздо более трезво, чем многие «советологи» осознали, что «холодная война» имела не идеологическую, а геополитическую и цивилизационную природу, и сделал из этого все логические и практические выводы. Как философ и политолог, Глюксман осознал единство и целостность русской истории. Это делает честь его интеллектуальной вменяемости, но в то же время позиционирует его как онтологического врага России. Это уже его личный экзистенциальный выбор, который закономерно привел его к проамериканской политической позиции — внутри самой Франции не только антикоммунистической (в то время ФКП во главе с Жоржем Марше была просоветской), но и антиголлистской. Эволюция взглядов Андре Глюксмана в конце концов привела его к тому, что он (вполне честно) не только поддержал действия НАТО в Югославии, но во время войн в Ираке (как в 1991, так и в 2004 г.), такие действия уже заранее призывал и приветствовал, разойдясь в этом с позицией французского правительства.

Парижскую встречу четырех руководителей, которых уже многие прозвали — в противовес глобалистской «большой восьмерке» — «европейской четверкой», Андре Глюксман назвал «сходкой банкротов», «находящихся в Париже только для того, чтобы попытаться перечеркнуть виртуозную поездку Буша по Европе» (напомним, что Джордж Буш пытался восстановить евроатлантическое единство на основе доктрины прав человека и был достаточно холодно, хотя и вежливо, встречен Жаком Шираком и особенно Герхардом Шредером). И это тогда, — крайне взвинчено говорит Глюксман, — когда мы наблюдаем «начало контрнаступления Путина», обвиненного философом в «убийстве Масхадова» и «отравлении Ющенки ядом». Запад же, по Андре Глюксману, выдает Президенту России «лицензию на убийство». Андре Глюксман обличает западное правительство в их отношении к России в том же самом, в чем те же самые западные правительства Солженицын обличал в отношении Советского Союза — в чрезмерной уступчивости, даже капитуляции.

В чем же следует — если отбросить сентиментальную риторику по поводу всегда используемых всеми сторонами политической борьбы, и, прежде всего, США, спецметодов — остановить, по мнению Глюксмана, Россию? Прежде всего, как оказывается, в «укреплении вертикали власти». Осуществляя ее, как утверждает философ, Владимир Путин «восстанавливает самодержавие». «Путин идет по пути самодержавных царей и советского сталинизма» — вот лейтмотив этого интервью и многочисленных предшествовавших ему выступлений Андре Глюксмана. Путин, по мнению Глюксмана, — «новый царь». Об этом он говорит совершенно прямо и без обиняков. При этом особенно не нравятся ему несколько раз встречавшиеся в ответах на вопросы международной печати упоминания Путиным «перманентной революции» и ее «опасных безпорядков». Не случайно, по мнению Глюксмана, Президент России в негативном плане цитирует Льва Троцкого. Это и выдает его «сталинизм». При этом, цитируя Путина, цитирующего Троцкого, Глюксман дистанцируется от современного университетского троцкизма. Этот последний представляют, как он утверждает, маленькие группы, чей главный порок — антиглобализм и антиамериканизм, то есть, опять-таки, капитуляция перед Россией. «Поэтому я не троцкист», — утверждает наш автор. На самом деле все, конечно, наоборот. Именно эти университетские круги, воспринимающие троцкизм как экзотику и позу, — никакие не троцкисты, равно как тот же Жан-Люк Годар с его «Китаянкой», конечно же, не маоист. Троцкизм это совершенно иное. «Кремлю не нравятся одно за другим восстания свободы», — говорит Андре Глюксман и причисляет к этим «восстаниям» и венгерские события 1956 года, и чехословацкие 1968, и движение советских диссидентов, и распад СССР, и — вот теперь — «оранжевые» и прочие революции. Это и есть троцкизм.

Хочет того или не хочет живущий во Франции философ, он говорит некоторые очень важные вещи. Прежде всего, о единстве «мирового революционного процесса», в котором движущей силой был не СССР (вопреки идеологическим потугам Международного отдела ЦК КПСС), а как раз антисоветские силы как, прежде всего, антирусские. Кстати, выражение «перманентная революция» впервые употребил Карл Маркс и лишь потом подхватил Лев Троцкий. Оно было особенно ненавистно Иосифу Сталину. Линия Карл Маркс — Лев Троцкий — Александр Солженицын — Андре Глюксман (на первый взгляд, очень парадоксальная) оказывается жестко противостоящей другой линии: русское самодержавие — сталинизм — «путинизм». «Ни одна революция в Европе и во всем мире не будет иметь успеха, пока существует нынешнее русское государство», — писал в свое время Фридрих Энгельс. Похоже, что так оно и есть. «Восстания свободы», прикрываемые военной мощью США, с точки зрения метаисторической и религиозной, суть гностическое — где протестантские США играют роль «правой», а «свободная Европа» «левой» руки — «рассотворение» мира. Во всяком случае, это интервью и несколько ему предшествующих статей Андре Глюксмана оказались почти буквально совпавшими со знаменитой статьей Федора Ивановича Тютчева «Россия и революция», написанной еще в XIX веке. С противоположным знаком. Это говорит очень о многом. Даже о большем, чем кажется на первый взгляд.

Одновременно — в тот же день 21 марта — парижская Le Figaro опубликовала статью Анри де Гроссувра (Henri de Grossouvre) «Мадрид — Париж — Берлин — Москва: мирная Европа». У автора статьи в издательстве L’Age d’Homme только что вышла книга под почти таким же названием — «Париж — Берлин — Москва. Путь независимости и мира». Характерны слова — «путь независимости». Независимость может быть толь от кого-то или чего-то. Она к тому же бывает внешней и внутренней. Заметим, что Анри де Гроссувр является также председателем одноименной («Париж — Берлин — Москва») ассоциации, в которую входит, между прочим, известный русско-французский (двуязычный) писатель Владимир Волков, известный еще до советской «перестройки» как открытый антикоммунист (к вопросу о «солженицыниастве» Глюксмана) и монархист. В качестве эпиграфа к книге — и к своему электронному сайту Анри де Гроссувр избрал слова о необходимости этого трансконтинентального союза, сказанные генералом де Голлем еще в 1948 году. Все это не оставляет сомнений в политических и метаполитических установках автора, равно как и в том, какие сокрытые могущества — не только человеческие — стоят за ним.

В своей опубликованной в Le Figaro статье Анри де Гроссувр, приветствуя, как он считает, чрезвычайно успешную встречу «европейской четверки», указывает на необходимость «отстаивать мнение в пользу сближения с Россией». Если Испания, Франция, Германия — «основа европейского могущества», то через Россию Европа устанавливает необходимую связь с Японией. Что касается Испании, то эта страна имеет особую важность в связи с тем, что является мостом между Европой — включающей, по мнению автора, Россию, — и Латинской Америкой. Однако, многозначительно указывает Анри де Гроссувр, «необходимо еще, чтобы входящие в Союз страны определили свои позиции по стратегическим вопросам». Сказано не просто много. Сказано все. Заметим при этом, что «наш медлительный Генрих» (для тех, кто знает, что это означает) крайне осторожен в суждениях. Указывая на необходимость не отбрасывать «американских друзей», он называет целью Европы «глобализацию с человеческим лицом». Не обманемся формой. Именно «социализм с человеческим лицом» развалил «реальный социализм», и любое придание «человеческого лица» онтологически не имеющей его сверхисторической сущности создает уничтожающую эту сущность «химеру» (в гумилевском смысле), и поймем, о чем на самом деле идет речь. Не будем обманываться и в словах Анри де Гроссувра о «наших американских друзьях». Прямо нацеливаясь в «самое само» концепции «прав человека» и протестантской этики как основы капитализма, он настаивает на том, что «у континентальной Европы иные традиции социальной защиты и „экономического подхода“, чем у англосаксонских стран». Что же касается именно экономического подхода, то и здесь Анти де Гроссувр предельно точен. В чем, например, должно прежде всего находить себя экономическое сотрудничество Франции и России? — В создании «лучших в мире самолетов нового поколения». Яснее не скажешь.

Совершенно очевидно, что устами Андре Глюксмана и Анри де Гроссувра говорят две Европы. Это так и есть. Согласно основной, классической, линии геополитической мысли, представленной в трудах Хэлфорда Макиндера, Карла Хаусхофера, Александра Дугина, Европа представляет собой береговую зону, rimland, Великого Континента, внутренне разделенную между океаническим могуществом (США и Великобританией) и могуществом континентальным, представленным в разные века Золотой Ордой, Россией, СССР. С точки зрения чисто политической традиции мы также можем говорить о разделении Европы — в двух Европах — изначально нордической (роялистской, гибеллинской) и изначально «южной», средиземноморской (теократически-папской, а с утратой религиозности — номократической, ставящей в центр принципы демократии и «прав человека»). В определенном смысле можно говорить и о расовом делении, что, конечно, не всегда прямо совпадает с формальной принадлежностью, но связано, скорее, с «внутренними расами» в понимании Юлиуса Эволы. Понятно, какая из этих «двух Европ» всегда тяготела к России, как бы Россия себя ни именовала и в какую бы формальную идеологию себя ни облекала. Хорошо понятно и ктo внутри России готов на теснейшее сотрудничество с Европой — одной и другой. В одном случае речь всегда шла о «господстве без господства», то есть союзах в свое время царских, императорских и королевских родов (races), а в ХХ веке, после крушения Российской Империи, в советское время, в союзах спецслужб и особых военных кругов. В другом — о подчинении Европы международной спайке кругов экономических и интеллигентских — тоже весьма специфических — направленных против собственной государственности и действующих в интересах в конечном счете внеевропейских, экстерриториальных сил. Эта Европа решающим образом переломила первую в 1789 году, а сегодня держит в своих руках ситуацию через социал-демократические, социалистические, и — что парадоксально — клерикальные (прежде всего, католические, но также и либерально-православные, иными словами, «неогвельфские») круги. Инструменты этой «второй Европы»: Европейский Союз, НАТО, Европарламент, ПАСЕ, Международный и Европейский Суды, контролируемая этими структурами печать. Критерием идентификации и самоидентификации каждой из этих «двух Европ» сегодня оказывается отношение к исторической России. Потому что Россия в наибольшей степени сохранила в себе изначальную Европу и слова Алексея Степановича Хомякова о «стране святых чудес» для нас не пустой звук.

Нетрудно понять, какая из «двух Европ» стоит за Андре Глюксманом, а какая — за Анри де Гроссувром. Чрезвычайно важно, что позиции обоих полностью вменяемы и абсолютно адекватно отражают реальность. Не следует заблуждаться относительно Глюксмана: он во всем прав и никакой не «клеветник России», а просто ее враг. Поэтому его позицию следует полностью принять, но только с обратным знаком. Как и, например, такую, высказанную несколькими днями ранее, 18 марта 2005 года в статье «Поговорим об Украине откровенно», из обозрения Wirtualna Polonia поляком Марианом Калуским: «Несмотря на то, что средний русский является, в общем-то, неплохим человеком, государство русских, Россия, было и остается одним из наиболее империалистических государств в мире <…> А если вспомнить экспансионистские планы Российской Империи накануне 1914 года? Тогда на повестке дня России стояло присоединение Джунгарии, Кашгарии, Тибета, Афганистана, Персии (нынешний Иран), выход к Индийскому океану в качестве конечной цели <…> Тот, кто думает, что империалистические инстинкты русских остались в далеком прошлом, совершает грубейшую ошибку». Проигнорируем глупую провинциальную риторику поляка («неплохой человек», «империалистические инстинкты») и выявим суть: Россия одна и та же была, есть и будет. У нее одни и те же геополитические задачи. То, на что указывают Андре Глюксман и Мариан Калуский, мы воспринимаем как озвученную устами противника нашу историческую задачу. То, на что указывает Анри де Гроссувр, — как «единство судьбы» (выражение Жана Парвулеско). Ибо такие люди, как Анри де Гроссувр, несут в своей крови память о нашем изначальном единстве.

С государственно-политической и военной точек зрения это следует понимать так. После распада СССР спасение России — и всего мира — только в создании принципиально нового сверхгосударственного образования, «глобалистского по форме», но «антиглобалистского по содержанию», направленного против планетарного империализма США и тех, кто за ними стоит. Это полностью отвечает историческим особенностям «русского пути»: Россия всегда расширялась после распада или сжатия — в 1612 г., в 1812−15 гг., в 1917−22 гг., в 1941−45 гг. (создание Варшавского договора). При этом особенность сегодняшней ситуации в том, что сегодня речь идет не о действиях против Европы, но о действиях вместе с Европой и за Европу, поскольку сегодня так называемые «европейские структуры» выражают интересы не самой Европы, а внешних по отношению к ней сил, «рупором» которых являются такие идеологи, как Андре Глюксман. Его труды следует изучать, как изучают стратегию противника. Делая при этом такие же последовательные выводы. Идти до конца, до предела. Повторим: следует стремиться не к «чистому господству» (в этом была ошибка руководителей СССР, совершаемая часто по серости, а часто, в особенности у тех, кто, подобно А.Н.Яковлеву, служил «по идеологическому ведомству», вполне намеренно), но о «господстве без господства» или, если угодно, «совместному господству» чрез «совместное освобождение», общее дело независимости — внутренней и внешней. В книге «Основы геополитики» Александр Дугин писал: «На Западе Россия должна иметь морские границы, это стратегический императив геополитического развития Евразии <…> Поэтому у России есть два выхода — либо военная оккупация Европы, либо такая переориентация европейского пространства, которая сделает этот геополитический сектор надежным стратегическим союзником Москвы, сохранив его суверенитет, автономию и автаркию. Первый вариант настолько нереален, что обсуждать его всерьез не следует. Второй вариант сложен, но осуществим, так как полвека, проведенные Европой в положении американской колонии, оставили серьезный след в европейском сознании». (М., 1999, с. 368).

Если парижская встреча «европейской четверки» шаг к такой «Евразии от океана до океана» через головы всех привносимых из-за океана «восстаний свободы» и, скорее всего, вопреки ограниченности часто очень не соответствующих своей миссии лидеров, то значит, Россия, как и Европа (истинная Европа) находятся на пути к цели.

28.03.2005

http://www.pravaya.ru/look/2737