 |
| Литературная газета | Владимир Максимов | 23.03.2005 |
— Владимир Емельянович, то, что происходит сейчас в России, люди оценивают по-разному. Одни считают, что в стране успешно осуществляются политические и экономические реформы и мы наконец пошли по цивилизованному пути. Другие убеждены, что происходит уничтожение российской государственности, разрушение экономики. Как вы смотрите на происходящее?
— Нынешнее положение без всякого преувеличения оцениваю как катастрофу. Нас упорно убеждают, что Россия переживает период первоначального накопления капитала. Но хорошо известно, что у этого периода должен быть основополагающий признак — стремительное и интенсивное развитие производства по всей стране. Как показывает весь мировой опыт, в такой период промышленность должна производить множество различных товаров, продукции. Нельзя допускать крен в добычу полезных ископаемых, которые от нас ждут на Западе. Но в России производство стремительно падает, происходит лишь перераспределение общественной собственности, причём по очень опасной схеме, когда собственность и деньги перетекают в карманы отдельных, зачастую криминальных личностей.
Уместно также напомнить, что в период первоначального накопления капитала в странах Запада богатеющие предприниматели вовсе не стремились переводить свои финансы за границу. Капитал обращался на внутреннем рынке и работал как на владельцев, так и на развитие всего общества. Более того, я не помню, чтобы где-то в мире криминальные структуры контролировали легальный бизнес в таком объёме, как это делается сегодня в России, чтобы они пытались влиять на государственные структуры, стремясь контролировать политическую власть. Возможно, я пессимист, но сегодняшнее положение России рассматриваю как крушение российской цивилизации.
— Но немало политиков, экономистов, политологов заявляют, что всё идёт правильно, ссылаются на западный опыт…
— Признаюсь, раньше я наивно думал, что современные российские либералы и считающие себя демократами новые руководители страны не понимают, что они творят. Но, знакомясь с фактами, встречаясь с очень информированными людьми на Западе и в России, всё чаще прихожу к выводу: многие представители власти действуют совершенно сознательно. Например, у меня не вызывает сомнения, что большинство людей из окружения Б. Ельцина ясно представляют, какого результата они хотят добиться в ходе реформ и преобразований.
Но ведь во многом то, что называют советской, социалистической системой, было ещё и «русской цивилизацией», как говорил английский историк Арнольд Тойнби. Лучше всех сказал Александр Зиновьев: «Метили в коммунизм, а попали в Россию». И сегодня я вынужден пересмотреть и свою собственную диссидентскую деятельность, по-иному я смотрю и на издание журнала «Континент».
Нельзя забывать, что Запад всегда относился к России и представителям российской цивилизации с подозрением, а порой и откровенно враждебно. К сожалению, в конце ХХ века в России нашлись люди, которые под диктовку Запада начали просто разрушение под видом реформ. Последствия их «деятельности» уже превзошли последствия Второй мировой войны. Этот процесс приобретает обвальный характер.
— Нанесён тяжёлый удар и по нравственным устоям и морали российского общества. Люди стали свыкаться с разгулом преступности, жестокости, злобы, культом тупой силы и денег…
— К сожалению… Существует такое явление — «банализация зла». Когда зло становится заурядным, привычным, банальным явлением, оно уже не удивляет и не возмущает. Нечто похожее происходит в лагере или на фронте. Первый день для человека ужасен, ему невыносимо и страшно, но на второй, третий день он постепенно свыкается с происходящим, свыкается с бесчеловечной жизнью. В России сегодня зло стало каждодневной, бытовой реальностью. Криминальный мир сегодня процветает и навязывает обществу свои стандарты отношений. В США, к примеру, уровень преступности также велик, но он не способен всему обществу диктовать свои условия. У нас же преступный мир срастается с обществом. Ведь если рядовой человек видит, что воруют, берут взятки те, за кого он голосовал на выборах, обогащаются те, кто имеет власть, у него возникает резонный вопрос: а почему я не могу получать деньги всеми правдами и неправдами? Так растлевается народ. А когда народ огромной страны растлили, с такой страной можно делать всё что угодно.
— Наша приватизация не сделала большинство людей собственниками, как это было обещано…
— Недавно я узнал, что в процессе приватизации одного очень крупного и современного промышленного комплекса в Сибири принял участие один из членов российского правительства. Он стал одним из главных акционеров этого предприятия. Естественно, власть имущие будут изо всех сил стремиться удержать свою власть. Перед очередными выборами появятся легенды, что нынешним лидерам нет альтернативы…
— Какой же тут выход?
— Избиратели перед голосованием наконец должны начать задумываться, кто есть кто из кандидатов на различные выборные посты в России. Всё-таки демократическая избирательная система — это система особой социально-политической гигиены в обществе. Один раз выберут не того, на следующих выборах ошибутся, а потом всё-таки начнут думать, за кого можно отдать свой голос, а за кого не стоит. А ежедневными блюстителями такой социально-политической гигиены в обществе должны быть журналисты и средства массовой информации. Хотя в нынешних условиях появилась финансовая зависимость изданий и журналистов, а она закрепощает похлеще политической цензуры. К тому же у чиновников появилась устойчивая привычка не обращать внимания на критику.
— Раньше интеллигенция не прощала властям оплошностей и ошибок, а сегодня хладнокровно, зачастую безразлично взирает на развал страны, науки и культуры…
— Интеллигентность у нас порой воспринимается как образованность. Но интеллигентность в моём понимании — особое состояние души. Кто такой интеллигент, я, к примеру, понял, когда познакомился с Андреем Дмитриевичем Сахаровым. Он был одинаково вежлив с вахтёрами, профессорами, офицерами КГБ… Со всеми он был доброжелателен и любезен. Для настоящего интеллигента все люди равны, какое бы социальное положение они ни занимали. Немногие на это способны. Немногие находят силы быть честными во все времена. Когда я сегодня слышу политические призывы разогнать оппозицию от хорошо известных литераторов, сразу вспоминаю, как в былые времена многие из них гордо заявляли, что политикой не занимаются и потому не собираются противостоять власти. Но сегодня за политическую деятельность начали неплохо платить, в том числе и из заграничных фондов, и оказалось, что многие деятели культуры не прочь ею заняться.
— Возможно ли возрождение России? Часто можно услышать, что возродиться Россия способна только благодаря провинции.
— Мне не раз говорили друзья о духовном возрождении русской провинции. Они пытались убедить меня, что в провинции восстанавливается российская духовная жизнь, возрождаются духовные центры. Но, думаю, одна провинция не в силах возродить Россию. Одна провинция не поднимет страну с колен. Сегодня требуются большие интеллектуальные силы центра, нужна ясная концепция выхода из кризиса, консолидация всего общества. Нужна любовь к Родине, без которой ни одна даже самая прогрессивная программа не сможет воплотиться в реальные дела. Не стоит также забывать, что Запад, несмотря на все убеждения, всё-таки не заинтересован в сильной России. В то время когда у нас красят церкви, на Западе красят новые авианосцы и открывают военные базы вблизи наших границ.
— Вы много лет живёте в эмиграции, может быть, настала пора вернуться на Родину?
— Мне известно, что ряд журналистов и общественных деятелей обращались к властям с просьбой вернуть отобранное у моей семьи жильё в Москве. Я, как известно, не отправлялся в эмиграцию. Но, когда я вынужден был уехать за границу, меня лишили гражданства и конфисковали квартиру. Хотя моё гражданство было восстановлено, жильё мне так никто и не вернул. Не мудрствуя лукаво, власти предложили мне выкупить мою же квартиру. Мне уже седьмой десяток, и я не настолько богат, чтобы выкупать законно принадлежащую мне квартиру. Те же, кто считает, что мне здесь, во Франции, легко жить, пусть приедут и поживут. Что же касается моих отношений с Родиной, я рассматриваю своё пребывание в Париже как чисто физическую оторванность от неё. Я не знаю французского языка, пишу и печатаюсь только на русском языке. Меня можно было бы сравнить с любым русским, живущим сегодня, к примеру, в Ташкенте. Живу я только проблемами России, мои спектакли ставятся в российских театрах, мои книги издаются в российских издательствах.
Последний раз я разговаривал с Владимиром Емельяновичем в начале марта 1995 года, когда он вернулся в Париж из поездки в Польшу. Он говорил о плохом самочувствии, надеясь, что дело только в простуде, говорил грустно, не спеша. Сказал, что надеется в мае приехать в Москву. А 26 марта 1995 года Владимир Емельянович умер.
…Недалеко от входа на русское кладбище в Сен-Женевьев-де-Буа установлен чёрный мраморный крест — памятник ещё одному русскому писателю, похороненному за границей. Ещё одному нашему пророку, слова которого Отечество так и не расслышало.
Игорь Михайлов
