Покой распада или сплочение войны

Мне представляется, что в России сложились две реальности — одна материальная, объективированная в фактических событиях, а другая идеальная — в умах людей, которые в этих событиях участвуют, а может быть, эти события порождают.

Человеку свойственно представлять мир иначе, чем он есть на самом деле. Это различие всегда было предметом исследований, например в философии. При этом философия не создает непосредственных отрицательных последствий в случае ошибки. Но как опасно врачу представлять ход болезни не в соответствии с фактами или судье принимать решение о судьбе человека, путая обвинение и порой мало совместимую с ним жизнь. Еще больше это опасно политику? В политике, точное представление о настоящем практически равнозначно предугадыванию будущего.

Мы — русские живем в 21 веке — веке распада страны, которую наши предки тысячелетие собирали для нас, предполагая нашу способность полезно для себя и мира и главное — для спасения души, распорядиться этим богатством. Они в прошедшем тысячелетии (за исключением существенной части 20-го века) были в основном верующие, богобоязненные люди, отчетливо представлявшие кару за неизбежные грехи и рассчитывающие на их милосердное прощение. Представляем ли мы (если, конечно, мы верим в Бога), что нас ждет в ином мире, за то, что мы мирно наблюдаем умирание страны, с такими жертвами построенной и сохраненной для нас?

Любой человек, обрати к нему такой вопрос, наверняка ответит: «А что делать?». В конце-то концов — ведь правительство работает, страна живет и развивается, жизнь изменяется, для кого-то в лучшую сторону, а для кого-то не очень, но всем хорошо никогда не бывает. Так может возразить любой из нас.

Чтобы что-то делать для начала следует понять, что и как происходит не так, как хотелось бы?

Ведь неправильно понятое происходящее создает неверно направленное будущее. Поскольку проще всего придираться к публичным фигурам, а самыми публичными являются президент и премьер, постольку легко заметить, как они понимают происходящее, например в связи с войной в Южной Осетии, которая, по общему убеждению, изменила лицо мира, или, хотя бы, гримасу этого лица…

Война, как известно, победная, продемонстрировала нашу решимость воевать. И, одновременно, нашу неготовность к войне сколько-нибудь, более серьезной, контуры которой вдруг проявились в жесткой реакции Запада.

Так наш премьер недавно заявил в СМИ, что между Россией и Западом сегодня нет идеологических противоречий. Тем самым, видимо подразумевая, что нет и почвы для конфликта. Запад молчит. Вероятно потому, что возразить нечего. Противоречий в идеологии действительно нет. Помнится, однако, что накануне 1914 года у императоров Германии и России, кстати, кузенов, тоже не было проблем в идеологии. Противоречие интересов может быть в любой сфере.

Вот и наш президент заявляет в СМИ, что Соединенным Штатам Америки следует избавляться от стереотипных представлений времен холодной войны, так как Россия — не СССР, а принципиально другое государство, которое Америке следует более внимательно изучать.

В США ответили, что они учитывают принципиальное отличие России от СССР и давно не рассматривают отношения с нами через призму холодной войны. Ответили по существу.

Оба утверждения наших ведущих политиков и реакция на них политиков Запада свидетельствуют о том, что наши лидеры смотрят на события не так как их западные оппоненты. Кто же реальнее и точнее видит настоящее и, соответственно, кто в большей степени предугадывает будущее?

Двадцать лет минуло со времен холодной войны и нашей в ней капитуляции, как говорится, без единого выстрела. Мир изменился кардинально, почва для его разделения на два лагеря по признаку идеологии исчезла. Враждебность Запада, основанная на неприятии диктатуры КПСС, представлявшей агрессивную социальную теорию насильственного подавления частной собственности и всех, связанных с ней личных прав, утратила почву. Частная собственность расцвела в России «махровым цветом».

Наши президенты давно братаются с президентами США и Европейских держав, а министры — завсегдатаи на мировых праздниках власти и богатства типа Давоса или Большой восьмерки. Было бы сие при сохранении подходов друг к другу с позиций холодной войны, что на военном уровне предполагало взаимное уничтожение, а на политическом — недоверие и враждебность противников, сиюминутно готовых к смертельной схватке? США в 90-ые годы активно кредитовали нас, а в 2000-х Россия активно кредитует Соединенные Штаты, размещая там свой стабилизационный фонд. То есть, идет обмен, достаточно глубокий и серьезный.

Но если Запад не видит в нас прежнего противника по идеологическому признаку, то легко предположить, что он не видит в нас и прежней военизированной державы, с мощной армией и милитаризированной экономикой. Есть основания считать, что сегодня Запад воспринимает Россию как страну со слабой армией и сырьевой экономикой. Конечно, говоря об армии, необходимо делать поправку на ядерное оружие. Но в смысле вооружений для ведения обычной войны — армия, безусловно, слабая, оставшаяся на уровне начала восьмидесятых. Об этом свидетельствуют многочисленные экспертные оценки как зарубежных, так и российских военных, и частные мнения наших военнослужащих. Более того, в печати встречаются сообщения, что экспертное сообщество в США уже обсуждает возможность превентивного ядерного удара, по России… Могли ли мы, живя в СССР, представить американский флот с ракетным потенциалом, накрывающим всю европейскую часть страны у наших тогда черноморских берегов? А в августе сего года это произошло буднично и все мы, отчетливо ощутили свою беззащитность. Уж чего, а чувства беззащитности во времена СССР у нас не было.

Получается, что, ведя полемику в ключе понятий об истекшей холодной войне с давно завершенным идеологическим противостоянием, наши лидеры представляют нас все той же мощной милитаризированной державой только что сменившей ориентиры своей политики, то есть чем-то вроде СССР образца 1990−91 года. А таковой державой мы уже давно не являемся.

Отчего же происходит такой разрыв самооценки и реальности?

Недавно наш вице-премьер по оборонной промышленности посетовал в СМИ, что, несмотря на срочно вливаемые в ВПК средства, быстрое исполнение госзаказа невозможно. Новые танки за девять-десять месяцев предприятия выпускать не берутся. Чему же удивляться, если возрастной состав КБ предприятий ВПК — пенсионного возраста. Если двадцатилетие после распада СССР, происходила лишь частичная модернизация достигнутого ранее, а платежи поступали, в основном, от экспортных контрактов. Утрачены кадры конструкторов и производственников, устарела материальная база. Даже если мобилизовать сейчас всю страну в режиме сталинской пятилетки, то и тогда существенно изменить что-либо, не удастся. Разработка новых вооружений требует годы усилий и затрат. Если власть наша вдруг решит добыть средства для ВПК путем национализации крупных частных капиталов, то время национализировать невозможно. Вероятные противники, с президентами которых наши президенты многие годы не раз мило проводили время, о безопасности своих стран думали заранее. Иначе бы их просто взяли за одно место свои же граждане, в лице политиков, парламентов, партий, общественных объединений, средств массовой информации. У нас, как известно, наоборот президенты держат за то же место всех политиков, парламент, партии, общественные объединения, средства массовой информации, да и всех граждан. И спросить некому за то, что на вооружении нашей армии хлам, а вероятные противники на порядок оторвались от нас в оснащении современным оружием.

Вспоминается интервью ныне покойного замечательного советского драматурга А.М.Володина, участника Великой Отечественной войны. О начале ее он с горькой иронией вспоминал, что все советские газеты и радио из года в год, изо дня в день писали и говорили только о войне и все к ней готовились. А война началась внезапно…

Следует вспомнить также колоссальные затраты понесенные народом при подготовке армии к той войне, огромный потенциал военной техники созданный к ее началу и утраченный практически мгновенно, в первые дни и часы боев. А потом горькие годы отступлений и колоссальных людских потерь, которыми недостаток той самой техники компенсировали.

И здесь нельзя не задуматься о закономерности, которая при сопоставлении событий истории и современности, просматривается.

С одной стороны условия вроде бы разные. Накануне той войны была тотальная национализация собственности, серьезная подготовка, напряженные и враждебные отношения со всем миром, железный занавес. А сейчас, накануне возможной войны, тотальная приватизация собственности, забвение государственных интересов ради частных, развал армии и военной промышленности, мир и дружба с президентами всех стран, свобода передвижений по миру.

Но результаты схожие — неготовность к войне.

В чем же корень совпадения результатов столь несхожих политических линий и лидеров? Видимо в том, что происходит отдаление власти от народа, замыкание власти на задачах ею решаемых в узком кругу управленцев, определяющих все и за всех, и в силу некоего средостения между властью и народом — неизбежно с жестокими ошибками.

Управление такой большой системой как Россия невозможно без помощи самой системы, без обратной связи со страной. Нельзя сказать, что обратной связи не было или нет. Но в эпоху сталинизма это в большинстве случаев была обратная связь с заранее заданными данными. Низы сообщали диктаторским верхам то, что верхи хотели получить, и что далеко не всегда соответствовало действительности. В нынешнюю эпоху воровского либерализма низы, не столь скованные страхом, сообщают верхам дозированную правду, а верхи в этой информации высматривают лишь интересующие их прибыльные сегменты, то есть то, что дает прибыль. Но армия — это убытки. Разработка вооружений тоже убытки. Слово убытки нелюбимо экономистами, которыми властные кабинеты заняты, кажется, уже навсегда. Эта избирательность действий по признаку прибыли неизменно сопровождает либеральную власть все годы ее существования. Изменить ее природу обществу не удается. Более того, она сама изменяет общество под свои особенности. Общество стонет от коррупции, корысти, атрофии социальных инстинктов своей верхушки.

Как видим, закономерность проявляется в том, что верхи избирательно подходят к информации о положении на местах. Принимая к сведению то, что им хочется увидеть, что соответствует их представлению. В те времена это было представление об эффективной работе огромной имперской машины подчинения. Сказали слово в Москве — и в каждой деревне начиналось единообразное воплощение начальственного слова в жизнь. Необходимо было слепое подчинение и доклады об успешном выполнении приказов. В наше время — первая реакция управленца на информацию снизу — есть ли тут для него личная выгода. Но и низовой участник системы не будет слепо подчиняться приказам, а только при наличии выгоды. Если личной выгоды нет — информация движется по системе и управленцу наплевать, как и что из этого выйдет. Риск утраты служебного положения возникает у нижестоящего чиновника лишь при столкновении с личными интересами вышестоящего.

В результате действия указанных причин представление властей о действительности может быть весьма несхожим с ней. Низовые чиновники сообщают вверх по инстанциям информацию в той мере, в которой это им выгодно. Верхи избирают поступающую снизу информацию по тем же параметрам — личной выгоды. Поэтому, когда верхи удивляются неспособности предприятий ВПК выполнить срочные заказы правительства — это говорит о том, что все эти годы они занимались не производством вооружения, но акционированием предприятий ВПК, то есть привычным экономически прибыльным переделом собственности. А когда власти говорят с позиций давно несуществующего СССР, это выдает то, что их представления о конфликтах между странами никак не формировались в течение последних десятилетий. То есть о возможности войны власть и не задумывалась, видимо, не будучи знакома с сущностью своего статуса — защиты народа в войне.

Политический опыт Запада, против таких «болезней» управленческого слоя создал довольно эффективные лекарства — общественное мнение, выраженное через общественные организации, политические партии, парламенты, СМИ и пр., что у нас порождает хаос и распад. Здесь можно вспомнить то, что при ЕБН была кошмарная свобода партий, СМИ и пр. Однако проблемы армии и ВПК также не решались. При ЕБН на проблемы вообще не обращали внимания. ЕБН для России был кошмаром. Кстати, ельца по-старославянски означает гроб…

Есть еще и чисто русское лекарство — многочисленный, эффективный слой или класс, созданный на базе предоставленной ему собственности и взращенный властью как служебный класс, нацеленный на служение стране. Таковым, например, было русское дворянство. Но для его возникновения нужно историческое время и условия… Властями ныне сделана ставка на быстро возникших богатых людей, но они, как правило, отличаются атрофией социальных инстинктов и более склонны не к служению, а к присвоению…

Из установленной закономерности появляется важный вывод. Для эффективной обратной связи нужны свободно действующие общественные силы, соблюдающие меру свободы, то есть представленные людьми, воспитанными в идеологии служения стране.

Итак, властная верхушка практически независима от низов в силу особенностей политического механизма ее формирования. При этом независимость (оторванность) власти определялось и определяется не только ее силовым потенциалом, но и отсутствием надежной обратной связи с низами. В этом, вероятно, ключ к пониманию истоков тех ошибок власти, жестокие последствия которых народ испытывал на себе в прошлую войну и есть основания считать, вынужден будет исправлять той же ценой в возможную войну будущего.

Если отбросить в сторону все словоблудие про нашу демократию и выборы, то необходимо признать, что одинаковость проблем власти описываемых периодов, была и есть в сужении круга людей, на которых она могла бы опереться. Иначе говоря, социальная опора власти если первоначально и была в лице определенного общественного слоя или класса, то качество этого слоя или класса было неприемлемым. Очевидно, что подобная проблема была у Сталина, конфликтовавшего со всей партией большевиков, в лице ее ленинской гвардии и своими же выдвиженцами, которые были замечены в крамоле. А крамолу диктатор видел везде. Потребность в кадровой надежности в виде личной преданности определялась неустроенностью, неорганизованностью пролетарского класса, на плечах которого пришли к власти большевики. Узлы силы внутри его передового отряда — рабочей, большевистской партии постоянно менялись, и творить внешнюю, в том числе оборонную политику без управляемой, четко подчиненной совокупности лично преданных людей, было невозможно. Отбор же этих людей шел мучительно, с огромным числом ошибок, в общем, со всей большевистко-троцкистко-сталинской жестокостью, которую в русскую жизнь привнесли в огромных количествах многие азиатские управленцы СССР.

Сталину не доставало компетентных людей, которых он активно уничтожал, поэтому он управлял, наводя на всех ужас. Современным правителям также не достает людей, хотя компетентных достаточно, но надежных в смысле того, что их можно принять в «дело», то есть командно использовать коммерческие возможности, предоставляемые властью, также крайне мало. Поколения неизмученные нищетой «развитого социализма» еще не созрели для политики. А выходцы из «Египта» унылого равенства, видят цель жизни в хапке и равнодушном переваривании проглоченного.

Сейчас, возможность пойти в разведку — сиречь в коммерческое предприятие, под названием — власть, просчитывается загодя и непросто, потому что стоимость участия беспощадно сужает круг возможных кандидатов. Да и социальная база власти — бывшая номенклатура и все ее бизнес производные кадры, не хотят плотного участия в нелегком труде поддержания жизни госорганизма, а хотят только хапка.

Власть ныне все в той же борьбе за управляемость собственной структуры, в потребности надежных людей, проверяемых на готовность иметь столько, сколько им назначено и не более. Что, собственно, является основной проблемой структурирования любой новой власти, везде и во все времена.

Наша, народная беда в том, что внешние враги не ждут структуризации власти. Структурировать в России власть серьезно и надолго удавалось пока что только династии Романовых. В первую очередь за счет достаточного исторического времени для создания эффективного слоя, подготовленного к службе дворянства. Во вторую, за счет личной талантливости многих представителей династии, способных окружать себя людьми способными.

Все остальные — временщики, включая и Джугашвили — организатора силой всеобщего страха, и нынешних либералов — организаторов духом всеобщего рвачества. Джугашвили создал партию, в которую отбирались не лучшие, а карьерные ничтожества, что и привело к тотальному краху, когда ничтожества превысили в ней критическую массу. Впрочем, следует признать, что у Джугашвили исторического времени не было. Да и быть не могло, так как историческое время дается царствующим династиям или совокупности богатых и влиятельных семей, веками определяющих лицо страны. У нас сейчас ни династий, ни вековых богачей. И мы обречены на временщиков. Пока не созреем для большего…

Нынешние временщики, по обыкновению своего рода, заняты собой и не могут в полной мере быть готовы к внешним угрозам. В случае войны, им ничего не останется, как предложить народу героически выстилать трупами пути к их победе. Народу же деваться некуда, так как другой власти нет, а без власти заниматься отражением внешнего нападения нельзя. Народу, конечно, полезно бы всколыхнуться и двинуться к монархии, так как надежды на новоявленных богачей все меньше. Но пока это лишь мечты. Как говорится — не приперло…

Очевидно одно. Угроза войны существует. О ее возможности вдруг вспомнили наши правители. Защита народа в войне есть существо власти. Похоже, что верхи наши, до сего времени, всерьез считали, что суть власти — дележка денег и собственности.

История учит, что внешняя война необходимо приводит к сплочению народа с властью. Сегодня либералы впервые осознали, что народ не только источник прибыли и неприятная статья затрат, но и их единственная защита. С перепугу они становятся более социальными. Уже заговорили об увеличении пенсий до 25 тысяч…

Короткий период либеральной власти, наполненной разночинцами из общества, позволяет говорить о ее духовной юности. Но другой власти нет. Дозреет ли эта?

Мы все находимся в тупике ответственности за страну. В тупике потому, что жестко централизованная власть, при отсутствии реального на нее влияния народа, дает ему пока слабую, но надежду на то, что ее действия будут эффективными.

Ответ на вопрос: «Что делать?» на сегодня один. Ждать. Наше обычное русское народное дело — ожидание и надежда… Есть, правда, еще одно наше весьма забытое обычное дело — русский бунт, но до него, слава Богу, кажется далеко…

В случае войны либеральным верхам придется по-стахановски закончить внутреннюю структуризацию и стать эффективными в деле обороны. Либо срочно уступить место…