Памяти протоиерея Михаила Капранова

Сообщение о кончине отца Михаила Капранова — моего близкого друга лагерных лет, возлюбленного брата и единомышленника — потрясло до глубины души. Первая мысль — о матушке Галине, его верной спутнице жизни, с достоинством пережившей трудные годы его мордовского заточения и страшные семейные испытания последних лет. Да поможет ей Господь перенести и это страшное горе…

Он так звал нас с женой навестить их на Алтае еще прошлым летом. А меня останавливали мои здешние проблемы, которые кажутся теперь такими мелкими перед лицом великой тайны смерти — того, кто умел переносить всё, выпадающее на долю, со смирением истинного христианина. А надо было знать, каким сильным и волевым был он в молодости.

В трогательном и прочувствованном некрологе Русской Линии совершенно справедливо и более чем уместно рассказывается о глубоких, исконно русских и православных корнях о. Михаила. Считаю необходимым дополнить этот рассказ собственным свидетельством, которое может лишь дополнительно возвысить и очистить лик новопреставленного раба Божия.

В какой-то мере о. Михаил повторил путь лучших представителей своего поколения, таких, как покойные Юрий Галансков и Юрий Машков, ныне здравствующий и православно воинствующий Вл.Осипов. И он прошел искушение «демократической» бесовщиной — что и привело его в лагерь вместе с друзьями по Нижнему Новгороду. Именно здесь, у меня на глазах, происходило его возвращение к корням, подлинное духовное возрождение…

У нас на зоне был православный священник о. Борис Заливако, осужденный за попытку незаконного перехода границы: он хотел попасть в Чехословакию, для продолжения богословского образования. Вначале его направили на психиатрическую экспертизу, после чего осудили на восемь лет лагерей строго режима. Так вот, о. Борис собрал вокруг себя небольшую группу «проверенных» людей, для совместных молитв и общих размышлений о Церкви и православии. С самого начала самым активным и внимательным членом нашей группы стал Миша Капранов, который тогда и встал сознательно на путь, приведший его после лагеря к православному священству. Общались мы и с осужденными на 25 лет «истинно-православными» (впрочем, кавычки здесь неуместны; их следовало бы употребить в отношении нынешних самозванцев в нашем отечестве…). По его признанию, важным для него стало знакомство с сочинениями К. Леонтьева, «Россией и Европой» Н. Данилевского — эти книги из моей домашней библиотеки я сумел получить в лагере по почте.

Моя жена и жена будущего отца Михаила познакомились, когда приезжали на «свидание» с мужьями-заключенными в Потьму, Мордовия…

Прошло много лет после лагеря. Я с семьей уехал за границу, он, не без больших трудностей, принял сан и стал одним из достойнейших священнослужителей Русской Православной Церкви, не скрывая симпатий — тогда, в 80-е и 90-е годы — к Церкви Зарубежной. Встретились мы, совершенно неожиданно, в Москве, в 91-м; я приехал с итальянским паспортом, о. Михаил с матушкой были там проездом в Крым. Встречи у Вл.Н.Крупина и (покойной) А.А.Андреевой, вдовы Даниила Андреева, были последними. После них неоднократно созванивались. О. Михаил приехать в Италию не смог, я, в Барнаул, так и не собрался, увы…

Да будет земля ему пухом…
Евгений Вагин (Рим)