Как в наше время созидаются храмы

Церковь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии в Петербурге

В начале 1990-х годов начался в нашей стране процесс передачи Церкви старых и открытия новых храмов. Тысячи верующих получали возможность молиться неподалеку от дома, не затрачивая на дорогу к храму по несколько часов. Я была одной из таких осчастливленных прихожанок — когда рядом с моим домом в питерских новостройках открылся храм святых мучениц Веры, Надежды, Любови и Матери их Софии. На будущий год исполнится пятнадцать лет с момента начала богослужений в нашем храме, но уже думается, настало время рассказать о том, как из «мерзости запустения» возник Дом Божий. Это важно сейчас придавать гласности, потому что люди должны знать, как непросто в наше время открываются церкви. Какое невидимое миру подвижничество (даже многие постоянные прихожане об этом не знают) стоит за каждым открытым в наше время храмом. Я имею в виду не стройку, ремонт, благоукрашение храма, которые требуют много сил и, несомненно, являются подвижничеством (тем более, что как в нашем случае, люди все делали «во славу Божию»), но они на виду, всем видны, — я имею в виду бумажную волокиту, официальное оформление права Церкви на проведение богослужения в том или ином здании — согласование во всевозможных комитетах, комиссиях, коммунальных службах, — что является настоящим душевным и духовным подвижничеством. Потому что представители церкви в большинстве случаев сталкиваются в государственных структурах с далеко не благоприятным отношением к их начинаниям. Каждый чиновник (за редким исключением) считает своим долгом помурыжить в коридоре «этих церковников», заставить за одной и той же подписью приходить по несколько раз и постоянно доказывать свою правоту.

Многие простые прихожане об этом не знают, но надо бы знать, что государство относится к церкви, как к обычному предприятию, которое использует электроэнергию, пользуется газо и водоснабжением, теплоотоплением; строго проверяется пожарными службами; находится на балансе Комитета городского имущества; отчитывается перед налоговиками и т. д. и т. п. То есть тем, кто в церкви работает, а не только является прихожанином, приходится постоянно очень много общаться с чиновниками разных рангов — и это настоящее подвижничество. Конечно и среди чиновников, в том числе среди высокопоставленных государственных служащих, есть по-настоящему верующие люди, и они много помогали и помогают Церкви. Но это — их личное произволение, а по ранжиру так себя вести по отношению к Церкви (в режиме особого благоприятствования, предполагающего приоритеты и некоторые льготы) не полагается. Церковь при отстаивании своих имущественных прав часто должна тягаться с различными бизнес-структурами, которые претендуют на те же здания и ту же землю, с различными общественными организациями и пр. Все это — тема отдельной проблемной статьи, а сейчас буду последовательно рассказывать о том, как в нашем «Дачном» в 1991 году открылась церковь Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.

+ + +

В прежние времена Петергофская дорога, которая в советское время стала называться проспектом Стачек, была украшена одиннадцатью храмами. Здесь стояли усадьбы и особняки столичной знати, позднее возникли и небольшие поселения простого люда. В послевоенное время район был застроен типовыми «коробками», ни одного действующего храма в округе не осталось. Верующим жителям микрорайона (впрочем, как и других обширных микрорайонов города) приходилось ездить в центральные храмы.

Как известно из истории и давней и недавней — открытие всякого храма всегда бывает связано с именем какого-то конкретного человека. Так и наш храм обязан своим открытием теперь уже широко известному в православных кругах, а тогда еще только начинающему свое священническое служение, — архимандриту Лукиану (Куценко). В то время батюшка служил в храме Воскресения Христова у Варшавского вокзала и в первые же месяцы своего служения снискал любовь прихожан, в том числе пожилых и престарелых, которые стали просить его, чтобы он приехал на дом причастить их немощных родственников, друзей и знакомых. Так иеромонах Лукиан стал часто бывать на «юго-западе», и постоянно проезжал мимо брошенного одноэтажного строения на горке среди пустыря. По признанию самого батюшки, его стала неотступно преследовать мысль о том, что в этом здании можно было бы устроить храм, который так необходим в новом районе.

В народе полуразрушенное здание называли «желтым магазинчиком», потому что много лет до того, как он стал безхозным, в нем располагался продовольственный магазин, местные жители с опаской ходили мимо руин на трамвайную остановку — по слухам на чердаке здания жили бомжи, кто-то как будто подвергался нападениям. В общем, слава была у этого места такая, как когда-то у языческих капищ, на которых христиане потом устраивали церкви.

Когда ранней весной 1991 года у обшарпанных стен стала появляться группка людей во главе с молодым священником, жители ближайших многоэтажек не могли понять, что это значит? Боялись, не самозванцы ли какие-то объявились, а потом, когда увидели, что здание обходят крестным ходом и перед входом служат молебен, то народ стал потихоньку подтягиваться. Теперь уже каждую субботу будущие прихожане старались не пропустить молебен и начали работу по сбору подписей за то, чтобы в заброшенном доме разрешили открыть храм. Было собрано пять тысяч подписей у жителей района, под обращением в Кировский райсовет, а позднее в городской Петросовет подписались директора ведущих предприятий района. Тут и началось «бумажное подвижничество», о котором я говорила в начале статьи.

В райсовете все проголосовали против того, чтобы передать безхозное здание верующим. На том основании, что этого никогда не позволит ГИОП — Общество охраны памятников, для тех, кто не знает — мол, раньше эти развалины были флигелем усадьбы графа Воронцова и здание должно охраняться, как памятник архитектуры. В качестве охраны, видимо, рассматривались бомжи, которые за несколько лет превратили «памятник» в помойку…

Решено было ходатайствовать перед Петросоветом — документы были поданы в мае 1991 года, решение (рассказ о котором впереди) было принято 31 декабря того же года. Восемь месяцев шла битва за храм. До конца против был ГИОП (с этой организацией непростые отношения почти у всех наших храмов), против был Комитет по делам религии при Петросовете, а потом еще оказалось, что у храма появились конкуренты — Общество Ингерманландии захотело открыть в пустующем здании свой культурный центр с магазином и кафе, и их очень поддерживал тогдашний министр культуры В.Соломин.

Как говорится ситуация была патовая, надежд на успех у прихожан было мало. В какую бы инстанцию не приходили представители двадцатки (надо сказать, что и в Епархии поначалу отношение к начинанию иеромонаха Лукиана было отрицательное, только потом покойный владыка Иоанн стал поддерживать батюшку) везде они слышали одно: «В этом здании никогда не было храма, на каком основании, вы там хотите открыть храм?» Простая логика: «Потому что обустраивать старое здание легче (и дешевле!), чем строить новое — а храм в районе крайне необходим», — почему-то не убеждала.

Но, простите за заезженное выражение (увидите, что здесь оно вполне уместно) — произошло чудо: на расширенном заседании Петросовета 31 декабря 1991 года было получено разрешено на обустройство в заброшенном здании по адресу: проспект Стачек д.186-а, православного храма. В чем состояло чудо? — На всех подготовительных этапах все, от кого зависело принятие решения, были категорически против храма, против высказались и почти все участники заседания в первые минуты его проведения, и вдруг слово взял председатель Земельного комитета при Петросовете Николай Егоров и сказал: «Что тут спорить, ничего плохого эти люди не хотят. Нужно отдать здание церкви». И вдруг… действительно вдруг, человеческой логикой это не объяснить, даже те, кто яростно выступал против, проголосовали за передачу здания Церкви.

Когда я готовилась к написанию этой статьи, я узнала и еще об одном чуде: оказывается на прошении о передачи здания церкви свою резолюцию «Не возражаю» поставил тогдашний мэр города А. Собчак, а передал это прошение Собчаку «в коридорах власти» через В. Мутко А.Чубайс! Вот такие в наше время были чудеса.

Так вера, надежда и молитва прихожан, иеромонаха Лукиана и приснопоминаемого митрополита Иоанна (Снычева) не были посрамлены.

Но это не значит, что «бумажное подвижничество» на этом прекратилось, — Комитет по делам религии (в который, кстати, в то время входил дьякон Павел Симаков позднее перешедший в РПЦЗ) продолжал ставить палки в колеса, оформление необходимых официальных бумаг проходило с трудом. Когда здание начали ремонтировать начались постоянные проблемы с ГИОПОМ (ничего нельзя менять, перестраивать и достраивать!), трудности были и с коммунальными службами, с пожарниками (это как везде и всегда).

Но уже зимой 1992 года свершилось главное — верующие смогли войти под своды здания и начали его потихоньку обживать. В памяти сохранились мельчайшие подробности (хочу некоторые перечислить, потому что они были характерны для многих новых храмов в то время, а теперь уже понятно, что все, о чем я тут пишу — достояние истории): подсвечников не было, ставили свечи в большие консервные банки с песком; освещала храм одна лампочка, которая спускалось с потолка на электрошнуре; на стенах висели бумажные иконы и несколько «богомазных вариантов» — Божья Матерь Казанская, блаженная Ксения, целитель Пантелеимон; прямо в храме была сложена из кирпичей временная печка, рядом лежал уголь и поленья; вместо престола стоял обыкновенный стол, покрытый бархатом; под потолком летали голуби; окна были затянуты полиэтиленом, над головой висела сетка, чтобы штукатурка не попала в прихожан.

Постепенно стены стали очищать от грязи и копоти, отмыли пол, потом покрыли его новой плиткой; помню, как сложили из кирпича алтарную преграду, убрали колонну посредине здания, которая загораживала иконостас, вставили стекла, появились первые настоящие иконы. И, хотя в холодном храме служил батюшка почти четыре года, но это даже хорошо было — потому что заставляло молиться горячо; помню, что даже при чтении Великого покаянного канона, когда у нас по традиции все прихожане стоят на коленях, никто с колен не вставал, не смотря на холод.

«Мы дышали благодатью в те дни!» — скажет каждый из первых прихожан храма (как, знаю, говорят все, кому довелось испытать на себе «дух начала», благодать осеняющую всякое новое Божье дело, проходящее всегда с большими трудами и искушениями).

Храм получил редкое по тем временам (да и сейчас таких храмов немного) посвящение — в честь святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.

На проповеди иеромонах Лукиан постоянно повторял: «Эти святые имена носят многие наши русские православные женщины, и им нужна молитвенная помощь их небесных покровительниц; добрая половина наших прихожанок носит эти святые имена. Кроме того, имена святых мучениц напоминают нам о тех христианских добродетелях, которые наиболее необходимы нам — напоминают о вере, надежде, любви и разумности или мудрости. Добродетели эти необходимы особенно в наши дни, без них мы никогда не станет настоящими православными евангельскими христианами».

За короткое время не только во время общей молитвы, но и на общих работах по благоукрашению храма приход превратился в настоящую семью. И в этой семье явно выделялись те, кто искал иноческого жития. Тогда уже (в первый год обживания храма) встал вопрос об утверждении иноческого сестричества, а потом молитвами и трудами иеромонаха Лукиана возник в далекой северной земле (265 км от Петербурга) Покрово-Тервенический женский монастырь. Храм святых мучениц Веры, Надежды, Любови и матери их Софии стал подворьем этого монастыря.

Зимой 1992 года в храм прибыла икона, которая стала главной святыней нового монастыря и подворья — по месту происхождения она называлась Касперовской, а на нашей северной земле после того, как она прославилась чудотворениями, было получено благословение именовать ее Тервенической. Отныне Тервеническая икона Божией Матери известна многим верующим не только Петербурга, но и других городов и весей России. Списки с нее можно увидеть в разных храмах. В Тервеничи, в монастырь к иконе приезжают многочисленные паломники, а когда икона «гостит» на подворье (после праздника Покрова Божией Матери и до Рождества), в молебном пении перед ней участвуют верующие из разных питерских приходов и других городов.

Почти одновременно с появлением в храме Тервенической иконы Божией Матери — в 1992 году, в храме свв. мцц. Веры, Надежды, Любови и матери их Софии появились святыни — батюшка получил их от родственников архиеп. Гурия (Егорова): частицы мощей преподобных Сергия Радонежского, Нила Столобенского, часть рубашки преподобного Серафима Саровского.

А летом 1998 года в этот храм была внесена величайшая святыня — мощи прп. Александра Свирского. Игумен Лукиан в то время уже был настоятелем Свято-Троицкого Александра Свирского монастыря, мощи были найдены благодаря стараниям насельницы Тервенического монастыря — инокини Леониды (Сафоновой); у Свирского монастыря тогда еще не было своего подворья в городе, потому было получено благословение поместить мощи для народного поклонения в храм подворья Покрово-Тервенического монастыря.

И вот в нашу маленькую церковь на окраине города поехали люди со всех концов России. Несколько месяцев не прекращались молебны (многие верующие приезжали своими приходами вместе со священниками) в храме. Тогда окончательно было отмолено это поруганное прежде место, так увенчались труды основателя храма и его помощников. Радость тех дней незабываема.

Нужно добавить, что костяк братии Александро-Свирского монастыря тоже составляют прихожане храма свв. мцц. Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.

Из одного маленького храма, устроенного на месте бомжатника в одном из «спальных районов» Питера, выросло два монастыря, а еще настоятельница и некоторые насельницы третьего монастыря — Введено-Оятского, где почивают мощи родителей прп. Александра Свирского — прп. Сергий и Варвара. Кроме того, у Свирского и Оятского монастырей есть городские и сельские подворья, которые тоже поднимали прихожане храма свв. мцц. Веры, Надежды, Любови и матери их Софии.

Все то доброе, что уже произошло и происходит с нашим храмом, свидетельствует — великие христианские добродетели веры, надежды, любви и мудрости живы и в наше время и воплощаются в делах.