«Мне сердечно жаль македонских славян, но..»

А.А.Ростковский в Македонии. Начало ХХ в.

Драматичным был 1903 год для служащих МИД Российской Империи на Балканах. Летом 1903 г. в городе Битоля/Монастир (ныне — Битола в Республике Македония) от пули албанского фанатика погиб русский консул, один из лучших дипломатических представителей России на Балканах — Александр Аркадьевич Ростковский.

Российская империя добилась права назначать своих консулов в Турцию по Кючук-Кайнарджийскому мирному договору 1774 г. Начало российским консульским учреждениям в Македонии положило открытие в последней четверти ХVIII в. консульства в Солониках (с 1878 г. — генеральное консульство). В 1856 г. Россия вместе с другими государствами-участниками Парижского конгресса стала гарантом его постановлений. В связи с этим расширяется российская консульская сеть на Балканах. В задачу консульств входило наблюдение за реализацией реформ объявленных хатт-и-хумаюном (указом) Порты в 1856 г. и предусматривавших уравнивание в правах христиан и мусульман. В Битоли консульство было основано в 1861 г. В период русско-турецкой войны 1877−1878 гг. оно временно прекратило свою деятельность, а по окончании войны было восстановлено в 1881 г. Преобразованное тогда в вице-консульство, в 1901 г. оно вновь получило статус консульства. Консульство в Ускюбе (ныне — г. Скопье, столица Республики Македония) было организовано в конце ХIХ в.

Консульские функции были очень обширны и многообразны, и это позволило Бисмарку отметить, что «легче быть хорошим дипломатом, нежели хорошим консулом». Известный журналист начала века Александр Валентинович Амфитеатров характеризовал положение русских консулов в славянской Турции как «двусмысленное»: с одной стороны, всесильные «в воображении здешних властей и народа», а с другой, «совершенно бессильные и безгласные пред Константинополем и Петербургом». В задачи консула входило информирование своего правительства о политических, экономических и прочих аспектах жизни соответствующего консульского округа. В этой связи будет уместно сослаться на того же А. Амфитеатрова, очевидца многих событий начала века на Балканах, лично знавшего едва ли не всех консулов России в этом регионе. Он писал: «Ознакомившись с архивами нескольких наших консульств, я был поражен той массой литературно-политической работы, к которой обязан русский консул; каждое донесение его в посольство есть единовременно и фактическая, подробная, проверенная корреспонденция „с места“, и обстоятельная передовая статья по поводу корреспонденции. Еженедельно, а то и чаще, уходят из консульских пунктов наших в Константинополь огромные пакеты с тяжелыми тетрадями таких донесений, а дубликаты их идут в Петербург. И вот — как дойдут они до этого богоспасаемого города, тут им и капут: их очень ласково принимают, нумеруют, складывают в архивный шкаф и… покойся милый прах, до радостного утра! Архивы нашего министерства иностранных дел полны драгоценнейшим этнографическим и политико-историческим материалом из консульских донесений, слежавшимся и пропадающим в недрах дипломатико-бюрократических бесцельно, бесплодно и безвыходно». Сам же Ростковский с горечью говорил (разумеется, в частной беседе) о консульских донесениях: «…Читает это лишь посол в Константинополе, а в России — лишь министерские… мыши».

Императорский Российский консул, статский советник Александр Аркадьевич Ростковский родился 18 октября (здесь и далее даты даны по старому стилю) 1860 г. Он происходил из старинной семьи могилевских дворян. Отец его, Аркадий Николаевич Ростковский, долгое время был офицером Генерального штаба и начальником штаба 8-й кавалерийской дивизии, а в царствование Николая I находился в чине майора, являлся участником Венгерской кампании 1848 г. и по поручению Царя передал императору Францу-Иосифу сабли сорока венгерских генералов, сложивших оружие перед русскими войсками при Вилагоше. Майор Ростковский был награжден тогда австрийским орденом Железной короны. А.Н.Ростковский участвовал и в Крымской войне. Умер в 1882 г. в чине генерала в отставке. Александр Аркадьевич Ростковский воспитывался в одной из одесских гимназий, а затем получил образование в Императорском Александровском лицее, полный курс которого окончил в 1883 г. Желая посвятить себя службе на мусульманском Востоке, А.А.Ростковский поступил в Азиатский (позже — Первый) департамент министерства иностранных дел. Вскоре он был командирован в Болгарию на должность второго секретаря Императорского Российского дипломатического агентства и генерального консульства. Затем его перевели на должность секретаря и драгомана генерального консульства в Иерусалиме. Здесь он пробыл три года, кропотливо изучая быт, законодательство, культуру и наречия народов мусульманского Востока. В 1887 г. он оказался на аналогичном посту в Янине, а потом в Бейруте. Осенью 1890 г. коллежский асессор Ростковский — заместитель агента МИД в Одессе Путяты. В 1893 г. он был назначен вице-консулом в Бриндизи (Италия). Спустя два года Ростковский вновь попадает на Балканы, теперь вице-консулом в Битоли (с 1899 г. по 1901 г. он также находился на должности консула в Ускюбе), а после преобразования соответствующего вице-консульства в консульство в 1901 г. — консулом.

Обеспеченный человек, служивший по призванию, не ради личных выгод, он был великолепным знатоком истории и быта населения современной ему Македонии. Находясь на консульской службе в Македонии, Ростковский не ограничивался строгими рамками своих прямых обязанностей и проводил скрупулезную работу и в других сферах деятельности. Например, в журнале «Живая старина» в выпуске N1 за 1899 г. и в выпуске N4 за 1900 г. вышли, соответственно, его исследования «Распределение жителей Битольского вилайета по народностям и вероисповеданиям в 1897 г.» и «Распределение жителей Солунского вилайета по народностям и вероисповеданиям в 1899 г.». Эти труды были оценены наградой Императорской Академии Наук (если верить А. Амфитеатрову, то, по свидетельству самого А.А.Ростковского, МИД воспринял публикацию холодно-безразлично.)

Город Битоли (Битоля, Битолия, Монастырь) являлся центром Битольского вилайета — одного из тех трех (также Салоникский/Солунский и Ускюбский/Косовский) вилайетов, которые административно (в той или иной степени) охватывали территорию историко-географической области Македония. Большую часть населения Битольского вилайета составляли православные славяне. На западе провинции достаточно компактно проживали албанцы-мусульмане.

В начале ХХ в. обстановка в Македонии постепенно обостряется. Между тем, все внимание Российской Империи было сосредоточено на Дальнем Востоке, а первейшая задача внешней политики России на Балканах состояла в поддержании там статус кво.

И именно в это время активизируются македонские революционные комитеты (еще в 1893 г. в Салониках была создана организация, позже ставшая известной под именем Внутренней Македонской Революционной Организации (самое громкое дело ВМРО — убийство в сотрудничестве с хорватскими усташами сербского короля Александра и министра иностранных дел Франции Л. Барту в Марселе в 1934 г.); несколько позднее в Софии был создан Верховный Македонский Комитет). Между двумя организациями существовали значительные разногласия по многим вопросам, однако, начало ХХ в. характеризуется их активным взаимодействием. Все более определенно комитеты берут курс на подготовку и проведение восстания в македонских вилайетах, целью которого провозглашалось достижение автономии Македонии (программная цель организаций). Лидеры повстанцев прекрасно понимали бесперспективность своей затеи. Много позже, в 1925 г. новые лидеры ВМРО признают: «Даже Илинденское восстание в 1903, самое большое и массовое восстание, не могло рассчитывать само завоевать свободу Македонии, а имело целью принудить общеевропейское общественное мнение и международную дипломатию разрешить македонский вопрос».

Итак, лидеры организации в полной мере понимали обреченность своей акции. Трудно было не понять (исходя из прошлого опыта), что выступление будет подавлено в относительно короткие сроки. Однако предполагалось, что неминуемо последующая за вооруженным выступлением резня христиан подтолкнет Великие державы к вмешательству и вынудит Турцию предоставить автономию Македонии. Ставка делалась и на помощь Болгарии. Кроме того, деятели комитетов рассчитывали, что болгарское вмешательство подтолкнет к решительным действиям и Сербию. Такая позиция лидеров революционного движения резко противоречила планам России. О своем негативном отношении к деятельности комитетов Императорское правительство сообщало неоднократно через консулов в Македонии, дипломатических представителей в Балканских странах и публично.

Показательной в этом отношении является секретная телеграмма посла России в Константинополе от 5 февраля 1903 г. Ростковскому: «Ввиду продолжающихся происков революционных комитетов, имеющих целью вызвать восстание в Македонии, предлагаю принять зависящие от Вас меры для внушения христианскому населению, что деятельность комитетов строго осуждается Императорским Правительством, что зачинщики и участники беспорядков не должны ни под каким видом рассчитывать на поддержку России, и что, в случае принятия турецким правительством мер к подавлению беспорядков, они будут предоставлены собственной участи».

Официальная точка зрения перекликалась и с настроениями самого русского консула в Битоли. Еще в 1900 г. в частной беседе он заявил: «В скромных пределах моих полномочий я сделаю все от меня зависящее, чтобы предотвратить осложнения, могущие вовлечь Россию в политическую авантюру. Мне сердечно жаль македонских славян, но русские интересы мне дороже и по личному чувству, и по долгу службы».

Между тем, государственный механизм Османской империи к этому времени был полностью атрофирован. Христианское население Македонии было терроризируемо албанскими разбойниками и абсолютно беззащитно против произвола коррумпированных турецких чиновников. Войска рыскали в поисках комитаджий (деятелей революционных комитетов) по селам, срывая злобу на крестьянах, безжалостно избивая и грабя их (солдаты и офицеры месяцами не получали жалованья, будто умышленно подталкиваемые к грабежам). Пытаясь хоть как-то умиротворить обстановку, осенью 1902 г. Россия поставила перед Портой вопрос о проведении реформы системы управления в трех македонских вилайетах. В январе-феврале 1903 г. Россия и Австро-Венгрия выработали проект реформ для Македонии (т.н. Венская программа). Порта должна была дать обещание, что назначенный ею генерал-инспектор европейских вилайетов будет возглавлять их администрацию в течение трех лет, имея право распоряжаться находящимися там войсками. Турция должна была передать дело реорганизации местной жандармерии в руки иностранных офицеров. Предлагаемая финансовая реформа включала ежегодное составление бюджета для каждого вилайета, использование доходов на местные нужды, проведение сбора налогов органами общинного самоуправления вместо существующей откупной системы. Порта должна была принять меры против произвола башибузуков и даровать амнистию политическим заключенным и беженцам. Эта программа была вручена австро-венгерским и российским послами в Константинополе великому визирю в феврале 1903 г.

Программа реформ была «встречена в штыки» и албанцами, увидевшими в ней покушение на свое привилегированное положение, и лидерами македонских комитетов, а местная администрация была не способна (и не хотела?) их провести. Ростковский в связи с этим докладывал, что местные «турецкие власти прилагают все свои старания, чтобы парализовать вводимые реформы и с этой целью не исполняют даже предписаний высшего начальства», а несколько позже он констатировал: «…Турецкая администрация дошла до полного расстройства, никто не желает исполнять приказания своего начальства».

В статье о Г. С.Щербине уже говорилось о том, в каком ужасном положении находилось православное население европейских провинций Турции, из-за бесконечных и безнаказанных притеснений и насилий со стороны албанцев. Хотя Ростковский еще в 1901 г. докладывал о таком примечательном случае. В округе Поречье, соседнем с Дебарским, и «населенном почти исключительно сербами, мудир (управитель небольшой казы/округа. — М.Я.) без ведома высших властей разрешил жителям-христианам приобрести ружья и иметь в каждом селе вооруженную стражу, которая не допускала бы албанцев-разбойников грабить население. По сведениям, полученным из Поречья, в течение этого года (донесение от 1 сентября 1901 г. — М.Я.) не было нападений разбойников и никогда еще население не пользовалось такой безопасностью, как в нынешнем году».

Подстрекаемое своими вождями, албанское население видело в представителях России живое воплощение курса на «ущемление своей свободы» и «попрание вековых традиций». Весной 1903 г. первой жертвой стал консул в Митровице Григорий Степанович Щербина, убитый турецким солдатом-албанцем.

С другой стороны, с нескрываемой ненавистью относились к представителям России, постоянно «остужавшим» пыл горячих голов, и руководители революционных комитетов. В донесениях русских консулов говорится и о жестокостях творимых мусульманами в отношении христиан и о провокационных действиях революционных комитетов, направленных на обострение ситуации и на ожесточение мусульман против христиан.

Да, позиция России абсолютно не удовлетворяла устремлений лидеров македонского движения, Это вело к озлоблению их против проводников внешнеполитического курса России — консулов. Получили даже хождение слухи о готовящемся покушении на Ростковского со стороны революционных деятелей (македонский историк Д. Димески отмечает, между тем, что в 1898 г члены комитетов планировали похищение Александра Аркадьевича во время его поездки в Буков монастырь с целью выкупа для получения «средств на Организацию»). Однако сами участники комитетов, — писал по этому поводу консул, — уверяли, «что, несмотря на всю ненависть питаемую комитетом ко мне, моя жизнь в полной безопасности». Достаточно резко и вполне недвусмысленно А.А.Ростковский сообщает о целях лидеров революционных комитетов (которых он, кстати, называл «интеллигентный пролетариат», ибо комитеты состояли, главным образом, из учителей болгарских гимназий). По его мнению, они «не столько заботятся о благе сельского населения, как о себе лично». Они «мечтали уже, что при введении автономии они получат хорошо оплачиваемые выдающиеся места в администрации». Ростковский считал, что проект реформ разработанный Россией и Австро-Венгрией, был встречен комитетами холодно, «т.к. не обеспечивает здешнему интеллигентному пролетариату возможность пристроится на государственную службу, о чем они мечтали, требуя автономии для Македонии». Ростковский отмечал, что комитеты противодействуют реформам, заставляют селян покупать оружие и присоединяться к четам, угрожая им в противном случае смертной казнью.

Мирное христианское население оказалось в самом жутком положении. В январе 1903 г. Ростковский так писал о жителях христианских сел: «С одной стороны, они страдают от посещения турецких солдат, уносящих с собой все, что им попадется под руку, и, к тому же, подвергающих пыткам жителей с целью узнать, где скрываются инсургенты, с другой стороны, бесчисленные революционные банды, постоянно увеличивающиеся в числе, отнимают у жителей последние крохи». В своем донесении от 19 июля 1903 г. (по итогам поездки по селам округа) Ростковский напишет: «Несмотря на все бесчинства и грабежи турок, во многих селах мне говорили, что жители сел еще больше страдают от банд, которые поставили себе целью довести население до полного отчаяния и тем заставить его примкнуть к революционному движению. Для ободрения и внушения мужества селянам инсургенты уверяют, что нынешние страдания скоро кончатся, т.к. Россия поддерживает революционное движение и ждет только момента, чтобы оно разрослось, чтобы иметь предлог вмешаться в македонские дела и освободить здешних христиан от турецкого ига».

Непоколебимый и последовательный в проведении внешнеполитического курса России, в исполнении служебного долга, Александр Аркадьевич нажил себе множество врагов (неспроста, даже и по прошествии десяти лет со дня смерти Ростковского, некоторые прямо обвиняли австрийского консула Краля в подстрекательстве к его убийству или, более того, в заговоре с этой целью). При этом консул отличался завидным бесстрашием. Он обычно не брал с собой револьвера. Он вышел безоружным вместе с женой на прогулку по улицам города на следующий день после резни христиан в Битоли в апреле 1903 г., одним своим появлением успокоив христианское население. Вот, что писал о Ростковском всемирно известный византинист Н.П.Кондаков: «В это время (1900 г. — М.Я.) в Битоле русским консулом был уже и тогда известный храбрец, знаток края, изъездивший его вдоль и поперек А.А.Ростковский. В бытность нашу в Битоле он жил на даче в Буково, на высокой горе, не более, как в нескольких верстах от города, в одном из таких монастырей, которого обширные кельи сдаются иностранцам под дачу… Александр Аркадьевич был настоящий храбрец и, пренебрегая всякими действительными и мнимыми страхами ездил всюду один, или, самое большее, с кавасом (телохранителем. — М.Я.), бравируя все окружающее».

В Албании есть город Эльбасан. На рубеже XIX—XX вв. он входил в состав Битольского вилайета. Вблизи этого города жило племя албанцев-шпатиотов, исповедовавших православие. Не будем вдаваться в подробности, лишь скажем, что в тот период случился массовый переход шпатиотов в унию. Для разбирательства причин на месте, может быть, для исправления положения дел Константинопольским посольством был направлен Ростковский. Вот как описывает этот «поход» известный нам А. Амфитеатров: «В недоступные горные ущелья шпатиотов консул наш добрался 3-х суточным переходом по пояс в снегу. После первых двух часов странствия он упал в обморок, — полагали, что нечего думать ему продолжать путь, — однако, молодая энергия взяла свое, консул отдышался, оправился и снова поплелся вперед, поплевывая кровью на белые снега. Проводники отказались за ним следовать. Тогда он вручил свою судьбу разбойничей шайке, атаман которой и доставил его к цели…» Дело разрешилось тогда благополучно и шпатиоты вернулись в лоно православия. «Очень Вы измучились тогда? — спросил я консула, когда встретился и познакомился с ним. Отвечает:

— Не столько измучился, сколько выгрязнился. Три недели не раздевался, сапог не снимал. Ночевка на земляном полу, по курным избам. Копоть, насекомые. Когда я вернулся, мне была заранее приготовлена баня, и я распорядился, чтобы меня никто не встречал: страшно было показаться своим. Одежду сбросил во дворе и велел сжечь ее; а сам — прямо бух в горячую ванну, и вода в ней стала сразу черная, как сажа. Уж именно, только когда в семи водах вымылся начал чувствовать себя немножко человеком».

Летом 1903 г А.А.Ростковский с семьей жил неподалеку от Битоли — в Буковском монастыре. Жене и детям консула там было легче переносить летний зной. Каждое утро по делам службы А.А.Ростковский направлялся в Битоли.

20 июля (в Ильин день) революционные комитеты объявили всеобщее восстание. 22 июля в частном письме генконсулу России в Салониках А.А.Гирсу Ростковский напишет: «…Комитет объявил… восстание и банды напали на мусульманские села, жители коих особенно отличаются разбойничеством… Нападения не удались… Опасаюсь взрыва мусульманского фанатизма и чтобы не начали резни христиан. Мы переехали в Буково, и наслаждаемся прохладой, а по вечерам видим постоянные пожары кругом».

26 июля Ростковский (накануне его сыну Борису исполнилось 9 лет) вместе с домашним воспитателем своих детей, учителем местной гимназии К. Мисирковым ехал в коляске в город. Было около 10 ч. 10 мин. утра, когда при въезде в город у одной из караулок постовой жандарм не отдал А.А.Ростковскому установленной для консулов чести и, более того, продолжал сидеть. Не останавливая экипажа, Ростковский дважды подал знак часовому об отдании чести. Но тот и не шелохнулся, продолжая вызывающе глядеть на консула. Тогда консул приказал остановить экипаж и вышел из него, направляясь к часовому, который поднялся ему на встречу. Ростковский спросил жандарма его имя. В ответ тот вскинул винтовку и выстрелил. Первая пуля прошла мимо. Мисирков крикнул, что это русский консул. Жандарм перезаряжал ружье. Мисирков закричал тогда консулу: «Александр Аркадьевич, оставьте его, садитесь в экипаж». Как предполагал Мисирков, первый выстрел оглушил консула (выстрел был произведен с семи шагов) — держась левой рукой за голову, он отходил от часового, правой рукой делая знак не стрелять (выше уже говорилось — Ростковский никогда не носил с собой револьвера, хотя, на него уже однажды было совершено покушение). Раздался второй выстрел. Пуля насквозь пробила правую руку, смертельно ранив консула навылет в правый бок. Сделав пару шагов и подойдя к дереву, он начал медленно опускаться на землю. Жандарм выстрелил и в сторону Мисиркова, но не попал. Учитель лег на землю, и убийца подумал, что покончил с ним. Затем он подошел к консулу и выстрелил в упор в голову (консульская фуражка была прострелена и насквозь пропитана порохом). Озверевший жандарм нанес затем мертвому уже консулу удар прикладом в правую сторону лица, так что были проломлены все кости щеки, ушедшие внутрь головы. На выстрелы сбежалась толпа. Мисирков поднялся и в сопровождении трех турецких офицеров добрался до русского консульства. По его словам, в собравшейся толпе солдат и офицеров были слышны крики «дикой радости» по поводу убийства ненавистного «москова».

Скорбная телеграмма о гибели консула прибыла в Константинополь в тот момент, когда весь дипкорпус и цвет местного общества собрались на бал в летнем дворце русского посольства. Разумеется, светское «мероприятие» пришлось отменить. Российский посол И.А.Зиновьев, узнав подробности, скорее всего, негодовал: «Угораздило же его оказаться послом в Турции. Вот, до этого несколько лет пробыл в тихом, спокойном „цивилизованном“ Копенгагене. А здесь? Зимой и летом — жара, духота, вечное солнце. Потом, эти консулы со своим геройством. Весной — Щербина, не было и 35 лет, теперь — Ростковский — 42 года. Никакого покоя». Зиновьев был действительно вне себя. Вдова Ростковского была глубоко возмущена поведением посла. Он открыто осуждал ее мужа, что стало известно туркам. Как отметил один из чиновников посольства, Зиновьев рассуждал как «турецкий паша».

Когда весть о гибели русского консула достигла Белграда, толпы возмущенного народа собрались у турецкой миссии, устроив грандиозную антитурецкую демонстрацию. Несмотря на защиту полиции в здании камнями были выбиты все окна (как всё это напоминает события у посольства США в Москве во время натовских бомбежек Сербии весной 1999 г.).

Николай Второй, помиловавший весной 1903 г. убийцу Г.С.Щербины, на этот раз проявил твердость. Вероятно, в первом случае не нашлось никого, кто бы напомнил Императору, что на Востоке великодушие чаще всего воспринимают как малодушие и слабость. Николай Второй потребовал самой суровой кары убийце. Среди требований к султану: наказание жандарма «безотлагательное и самое тяжкое», «арест и примерное наказание стрелявших в экипаж российского консула», «немедленная строгая кара для всех гражданских и военных чинов ответственных за убиение российского консула». В 75-ти верстах от Босфора встал отряд черноморского флота в составе 4-х броненосцев, прибывших из Севастополя.

Жандарм и его напарник были повешены 1 августа на том самом дереве, возле которого погиб Ростковский.

Судебное расследование было довольно скоротечным. Существовало предположение (не опровергнутое, но и не доказанное), что на пути следования Ростковского были еще и другие засады, а все случившееся отнюдь не случайность, а результат заговора. А в ходе подготовки к казни, когда убийца и его соучастник осознали, что участь их решена, казалось, что они были готовы выдать тех, кто подстрекал их к убийству.

Ряд австрийских и немецких газет обвинили Ростковского (как ранее Г. С.Щербину) в том, что он сам виноват в случившемся, так как, якобы, своим «вызывающим» поведением «восстановил» против себя турецкое население, а, кроме того, помогал инсургентам деньгами и советами. По меткому выражению одного русского журналиста, «всех заткнула за пояс» одна венская газета, оклеветав покойного консула, будто бы тот «сам с нагайкой напал на не отдавшего ему чести часового, несмотря на то, что тот валялся у него в ногах и кричал „аман“ (пощадите), и, наконец, хотел застрелить его из револьвера». (И по прошествии десятилетий с упорством достойным лучшего применения западные историки развивают лживую версию произошедшей трагедии. Так, английский автор Дэйкин называет русского консула в Битоли «яростным ["violent"] человеком, который был довольно глуп, чтобы ударить албанца-мусульманина жандарма за неотдание чести.)

Исполнение приказа об отдании чести консулам имело огромное значение. Ростковский мог бы проехать мимо (тем более, что он хорошо знал о судьбе Щербины). Но уже к вечеру весь маленький городишко знал бы, что жандарм не отдал чести «москову», а тот не посмел потребовать от него исполнения внешнего знака почтения. К консулу бы стали относиться как к слабому существу, мусульмане бы презирали его, а христиане не доверяли бы. Парадоксально, но верно по этому поводу высказался А. Амфитеатров: «Покойный Ростковский, например, пользовался большим уважением албанцев, т. е. его боялись. И именно поэтому албанцы его терпеть не могли и, в конце концов, его застрелил-таки албанец. Но, в то же самое время, кавасами Ростковский держал только албанцев, и были они ему преданы, как влюбленные дети».

Султан ассигновал на обеспечение семьи убитого крупную денежную сумму — 400 тысяч франков. Вдова покойного отвергла подобную «помощь», заявив, что «нет того вознаграждения, которое она могла бы принять от Турции» за убийство мужа и, что она считает позорным деньгами искупить его кровь. Екатерина Васильевна Ростковская (урожденная княжна Дабижа) отмечала: «Оставить без внимания презрительное и умышленно-недружелюбное отношение к себе со стороны турецкого жандарма мой муж находил нежелательным еще и потому, что это могло бы быть истолковано, как слабость или трусость. Покойный исполнил свой долг. Он защитил честь своего мундира и той страны, которой он служил так искренне, так преданно. Так должен был поступить русский, желающий поддержать свой престиж, и так поступил бы каждый русский офицер, если бы его вздумали оскорблять».

Заслуживает отдельного внимания история любви Александра Аркадьевича и Екатерины Васильевны. В ту пору, когда юный Александр обучался в одной из одесских гимназий, окружным инспектором был князь Василий Дмитриевич Дабижа, с семьей которого он и сдружился (сын Василия Дмитриевича учился вместе с Ростковским). Оказывается, он полюбил дочь инспектора еще в те годы, и задумывал брак с ней еще «со школьной скамьи». Впоследствии князь Дабижа был переведен на службу в Петербург. Его сын поступил в Императорский Александровский лицей. За ним последовал друг его детства Александр Ростковский. С юных лет он отличался целеустремленностью, всегда знал, чего хотел, и настойчиво шел к своей цели. Удивительно, но еще почти ребенком он полюбил девушку и решил, что она станет его женой. Так и произошло. Мать двоих его детей (мальчика и девочки), она озаряла всю его жизнь. По отзывам современников, «очаровательная, поэтически настроенная, страстная музыкантша», она была верной и доброй женой и в то же время «умелой хозяйкой маленького дипломатического салона». Вместе с мужем она объездила верхом неприступнейшие дебри Македонии… Иностранцы видели в них идеальную пару — очаровательнейшая жена и муж «рослый, голубоглазый, с белокурыми волосами, изящный малоросс…»

…В июле 1913 г., после раздела Македонии, в Битоли (располагавшейся в т.н. Вардарской Македонии, отошедшей в результате Второй (Межсоюзнической) Балканской войны к Сербии) был установлен памятник (большой православный восьмиконечный крест из камня) А.А.Ростковскому на месте гибели. Как сообщалось в телеграмме с места события, это было сделано «для выражения признательности русскому народу за вековое покровительство сербам и вообще христианам и в воздаяние священного долга памяти русского мученика Ростковского, бывшего здесь консулом и убитого за содействие освобождению этой страны…». После Второй мировой войны, якобы, ввиду каких-то строительных работ памятник был разобран. (Вообще, история эта слишком непонятная… Будто бы, впоследствии его несколько раз собирались восстанавливать. Но теперь уж точно не до того.).

В книге македонского историка Д.Х.Константинова «Битола — 1903» (Битола, 1983) приведена песня сочиненная битольчанами после убийства Ростковского:
Двапати пушка пукнала,
Каj караколот — Битола;
Едниот куршум го удри,
Рускиот консул во рамо;
Вториот куршум го удри
Козул Ростковски во глава.
«Бог да го бие стражарот,
Што го погуби конзулот,
Што jа бранеше раjата,
Раjата, браќа, рисjанска.
Дословно переводится приблизительно так: «Два раза ружье стрельнуло возле караулки у Битоли, первая пуля попала русскому консулу в плечо, вторая — в голову. Пусть накажет Бог того жандарма, что погубил консула, защищавшего райю (христианское население Турции. — М.Я.), братьев христианских».

Когда-то в статье памяти адмирала Нахимова В.В.Розанов написал: «Так мы потеряли и приобрели героя в этот день. Славна смерть славных. Как напрасно мы оплакиваем их… Мы умираем именно так, как нужно». Я думаю это можно отнести к Г. С.Щербине и А.А.Ростковскому.

Похоронен Ростковский был 14 августа 1903 г в Одессе на Новом кладбище, там же, где и его отец.