«Наше поколение — гумус, на котором вырастут будущие монахи»

Благочинный Спасо-Прилуцкого Димитриевского монастыря в Вологде иеромонах Александр (Кораблев) рассказал «Нескучному саду», кто сегодня приходит в монастырь, почему духовники не благословляют иноков на отшельничество в лесах и можно ли привыкнуть к городскому шуму за стенами обители.

— Кто сегодня уходит в монастырь?

— В монастырь не уходят, а приходят. Некоторые, конечно, бегут от мира, устав от греховной жизни, когда некуда деваться — о таком человеке можно сказать, что он в монастырь «уходит». Здесь такой человек немного выздоравливает, глотнет чистого воздуха, и если это для него приемлемо — остается. Меньшее количество приходящих в монастырь руководствуются просто любовью к Богу, как преподобный Серафим.

В братии Спасо-Прилуцкого монастыря сейчас 14 человек — для нас это оптимально, хотя раньше, конечно, здесь жило больше монахов. Например, когда 18 декабря 1618 года отряды поляков-литовцев, гетмана Шелководского и казацкого атамана Баловня разоряли обитель, они сожгли в трапезной 59 монахов, а всего погибло более двухсот человек. Зато такой маленький коллектив не дробится на более мелкие группки.

— Сейчас многие говорят о кризисе монашества. Есть ли он с вашей точки зрения?

— Как говорил святитель Иоанн Златоуст, самое неблагоприятное время для монашества (и для христианства в целом) — это время благополучия. Так что можно сказать, что времена свободы Церкви — это кризис. Но мне трудно судить, потому что прежнего монашества я не знаю, я пришел к тому, что есть. У нас в монастыре не то что старцев — и стариков нет (хотя и молодых нет, самому старшему седьмой десяток, моложе тридцати ни одного человека), сравнивать не с чем. Приходится учиться на собственной шкуре. Я думаю, наше поколение — некий гумус, на котором вырастут будущие монахи. Это меня успокаивает.

У современных людей сбились приоритеты. Сегодняшняя молодежь готова работать до упаду — лишь бы отдохнуть. Работал-работал, накопил денег, поехал в такой отпуск, что после отдыха нужна еще неделя реабилитации. Надо наоборот: мы отдыхаем, чтобы опять поработать. Знаю людей, у которых вроде бы все есть, даже с излишком: стены толстые, как в нашем монастыре, и на окнах решетки, только счастья нет. Они все готовы отдать, чтобы найти счастье.

— К монашеству сегодня приходят в основном образованные люди?

— У нас все с образованием, крестьян нету, некому заниматься животными. Завели куриц — так из них выпали все перья, и мы их больше не заводим. Вон пруд монастырский — затянут тиной и ряской, как моя душа грехами. Кто скрипач, кто пианист, есть преподаватель радиоэлектроники из Военной академии. Кто педагог, кто технарь, кто лермонтовед.

— В современном монастыре удается искать духовной жизни, или заедает быт?

— Быт заест везде, но в нашем монастыре, мне кажется, есть почти все условия для духовной жизни. Много сил вкладывается в молитву и богослужение: в четыре утра подъем, в 04−20 начинается служба, длится примерно до 9−30. Утреню служим утром, потом литургия, вечером вечерня, повечерие, братский молебен, у каждого келейное правило. То есть человек, который хочет идти этим путем, имеет к тому все возможности. Конечно, и от суеты не уйдешь: монастырь городской. Тут и женщины, и дети, хотя по канонам можно просто уйти из обители, куда есть доступ женщинам и детям. Только сегодня уже никуда не денешься.

— Монастырский храм выполняет функции одного из приходских в городе? Есть приходская община?

— Да, это приходский храм для нашего района: другого здесь нет. А вот общины здесь нет: люди приходят и молятся, но никто не ставит задачу создать православную приходскую общину и не занимается этим. Служба каждый день, исповедь каждый день, и все. Еще в паломнические поездки прихожан возим — это теперь в любом монастыре есть.

— Вокруг исповедующего священника формируется то, что называют «покаяльной семьей» — а ведь это уже шаг к общине?

— Формируется «покаяльная семья», конечно, ведь все думают: у него борода большая — значит, старец. Собирается много народу, вот и волоки их. Приходится тащить, хоть и падаешь, так ползком тащишь. Господь по вере прихожан помогает.

— Несущиеся рядом поезда мешают монашеской жизни?

— К поездам привыкаешь и замечать перестаешь. Люди, живущие у Ниагарского водопада, тоже его не слышат и между собой вполголоса разговаривают. Только паникадило на службе вибрирует — амплитуда сантиметров десять, когда поезд мимо идет. Если однажды на кого упадет — «скорую помощь» не тревожь, сразу «со святыми упокой».

— А близость жилых районов и пляж под стенами мешают?

— Уж точно не помогают. Пляж у нас тут во всех видах. Приходите лет через сколько-нибудь — буду постарше, смогу сказать из опыта. А пока не знаю. Недовольные иногда приходят, но хоть стекла пока не бьют. Однажды пришли двое с ребенком. Один показывает ребенку вертеп: смотри, это домик для черта. А супруга снимала на видео реакцию насельников монастыря и служителей привратной. Это было как раз время, когда порубили иконы в Великом Устюге. Не знаю, связано это или нет, но провокации тогда шли одна за другой. Смотрели на них спокойно, выдержанно.

— Монахи сегодня стремятся уходить в леса?

— Рвутся.

— Благословляют ли?

— Не благословляют. Чтобы уйти в лес, сначала нужно научиться жить с людьми. В фильме «Поп» батюшка хорошие слова говорит о своей супруге-матушке: «Она — мой точильный камень». Надо сначала обточиться, научиться отказываться от своей воли, научиться жертвовать собой. Почитаете святителя Игнатия (Брянчанинова) — поймете, что подвиги, которые несли наши предки, в большинстве своем для нас неподъемны. Конечно, самородки всегда будут, но это исключение из правил. Нашего преподобного Павла Обнорского преподобный Сергий 15 лет выдерживал в затворе в монастыре, не давал уйти в пустынь, хотя тот и до того жил в одиночестве. Это при каких великих старцах было! А кто к нам в монастырь приходил, говорил, что они отшельники-старцы — все какие-то страстные были. Живет в лесу, а в нос его стукнешь — он тебя в ответ.

— Какого вы мнения о проекте положения Межсоборного присутствия о монашестве?

— Я его читал. Там отражено состояние современного монашества, вот и все.

— Сейчас слышны мнения, что после принятия такого положения можно закрывать все монастыри.

— Ничего не могу сказать, кроме «поживем — увидим». Но монастыри закрывать не придется: Господь с нами уже тысячу лет возится, как же теперь бросит? Делай, что должно, и будь, что Бог даст, вот и все. Бог ведь ближе, чем воздух в легких, а не то, что рубашка к телу. Иной раз не успеваешь мысль в слова облечь, а уже ответ приходит. Вот от чего страшно, аж мурашки бегут по коже. Вспоминаешь слова блаженного Августина: будьте осторожны в мыслях, они слышны на небе.

Беседовала Александра Сопова

http://www.nsad.ru/articles/nashe-pokolenie-gumus-na-kotorom-vyrastut-budushhie-monahi