Воины духа

Начальник штаба ВДВ Николай Стаськов: «Американцы до сих пор нас боятся и уважают»

Нынешний День Воздушно-десантных войск в некотором роде особенный. Снят с должности начальник Генштаба Анатолий Квашнин, с которым у десантников в последние годы, что греха таить, никак не складывались нормальные отношения. Кроме того, в роли «командующего парадом» выступает новый главный вэдэвэшник страны генерал-лейтенант Александр Колмаков.

Впрочем, в ВДВ случайных людей не бывает. И молодому командующему всегда есть на кого опереться — конечно, на старые проверенные кадры. Например, на начальника штаба «голубых беретов» генерал-лейтенанта Николая Стаськова.
Уже 11 лет слово генерала Стаськова стоит за принятием многих важнейших решений.

— Про десантников говорят, что они могут порвать любого врага голыми руками. Это мнение основано на том, что в ВДВ все — от командующего до последнего солдата — прекрасно владеют приемами рукопашного боя. У вас лично какой коронный прием?

— В училище я занимался самбо, у нас была очень сильная команда. Я учился с двумя Лебедями. Старший, Саша, больше занимался боксом, мне с ним бороться не приходилось. А с Лешей мы учились на одном курсе, в одном весе боролись…

— И кто кого?

— По-разному случалось… Я неплохо выступал, но уровень у Леши был очень высокий. Из любимых приемов, которыми я его кидал, бросок через себя, бросок зацепом.

— С парашютом в ВДВ тоже прыгают все. Сколько на вашем счету прыжков?

— Более 300. И сейчас я прыгаю, хотя, к сожалению, руководящая работа не позволяет делать это слишком часто.

— Николай Викторович, в 1998 году именно вы принимали решение о знаменитом «приштинском прыжке» российского десантного батальона в Косово. Это был очень смелый шаг. Вы не боялись ответственности?

— Конечно, потом, уже здесь, в Москве, было разбирательство по этому поводу. Но мне повезло, потому что в один прекрасный момент «проснулся» Ельцин, стукнул кулаком по столу… То есть ему понравилось то, что мы сделали. А ответственности я никогда не боялся.

— Сейчас российские миротворцы из Косова выведены…

— Просто получилось так, что мы на наши кровные российские деньги стали помогать американцам решать их геополитические задачи. Когда на Балканы прилетел президент Путин, он задал один вопрос: «А что мы здесь делаем?» Никто не мог на него ответить…

— Получается, что «приштинский бросок» попал «в молоко»?

— Понимаете, тогда мир был на грани третьей мировой войны. Мы вошли в Косово, когда там уже стояла натовская армада, и мы оказались у них под колпаком. Нам пришлось догонять ушедший поезд в очень сложной политической и военной ситуации. Когда же мы заняли Приштину, НАТО оказалось перед выбором: либо развязать третью мировую, либо дипломатично согласиться с нашим участием в миротворческой операции. Которая, кстати, после этого приняла цивилизованные формы. Потом ситуация развернулась на 180 градусов, но это уже другой вопрос. Как говорили натовцы, они играли, а мы подносили мячи.

— Как вы оцениваете возможность отправки российских войск в Ирак?

— Я считаю, что президент Путин и руководство страны проявили мудрость, не позволив втянуть Россию в американские делишки в Афганистане и Ираке. И поверьте, не может быть и речи о каком-либо нашем военном присутствии там. Другое дело, что частные российские компании имеют в Ираке свои экономические интересы. Но даже они, по-моему, понимают, что в такой обстановке держать там своих сотрудников — это безумство.

— После событий в Ингушетии возникла идея создания на базе ВДВ небольших мобильных подразделений, которые могут быть за 3−4 часа переброшены в любой регион России для борьбы с террористами. Насколько реальны такие планы?

— Вот у меня есть документы, связанные с реализацией этой идеи, я их внимательно изучаю. Этот вопрос находится в стадии разработки. Одно могу сказать: то, что случилось в Ингушетии, повториться не должно.

— Несмотря на все минусы современной армии, окрестности Рязанского института ВДВ каждый год обрастают землянками, в которых живут непрошедшие по конкурсу абитуриенты в надежде, что их все-таки примут в десантную альма-матер. Чем вызван такой интерес к службе в ВДВ?

— Я давно задумываюсь над этим вопросом. Отвечу вам словами сотрудника ЦРУ, с которым я впервые познакомился в Косове. Он однажды мне сказал так: «Николай, когда жена провожала меня сюда, она предостерегла: «Никогда не связывайся с русскими, у них притуплено чувство опасности». Потом я часто встречался с американцами, когда наши десантники демонстрировали рукопашную показуху. Они говорили: «Если ваши бойцы готовы на показательных выступлениях жертвовать собой, на что же они готовы в бою?» Американцы до сих пор боятся нас и уважают.

В этом, наверное, секрет ВДВ. Когда совершаешь первый прыжок с парашютом, ты перешагиваешь через собственный страх, и с этим ощущением ничто в жизни не сравнится. Плюс есть традиции российского воинства, которые нашими молодыми людьми зачастую впитаны с молоком матери.

— Вы можете нарисовать портрет современного солдата, который служит в ВДВ?

— Знаете, недавно я посмотрел музыкальный спектакль «Воины духа», посвященный бойцам 6-й роты Псковской дивизии ВДВ. Она в марте 2000 года не пропустила из Аргунского ущелья 1,5 тысячи боевиков и погибла вся. У меня на душе кошки заскребли. Я тогда был первым человеком, обнародовавшим правду о 6-й роте, и я знаю, какой подвиг они совершили. Вот у них каждый солдат — настоящий десантник.

Когда я служил в Косове, к нам приехал однажды французский режиссер, не помню, как его фамилия. Он тоже хотел выяснить, какая душа у русского десантника. Нюхал-нюхал наши портянки, но так и уехал разочарованным: не понял. А режиссеры «Воинов духа» это поняли…

Но, если честно, общая картина неутешительна. Войска у нас, конечно, рабоче-крестьянские. Очень много тех, у кого только по одному родителю. Есть только одна вера: в традиции.