«Культура обречена, но я говорю это без всякой истерики»

Беседа с «Серебряным голосам России» певцом из Санкт-Петербурга Олегом Погудиным в студии радиостанции екатеринбургской епархии «Воскресение»

— Сегодняшний воскресный вечер отмечен замечательным событием в культурной жизни Екатеринбурга. К нам приехал замечательный певец, исполнитель русских песен и романсов, «Серебряный голос России», Олег Погудин.
Здравствуйте, Олег Евгеньевич. Добро пожаловать на православную радиостанцию «Воскресение».

— Спаси Вас Господи, за слова такие хорошие…

 — Спаси Вас Господи за то, что перед самым концертом нашли время приехать к нам. Слушая Ваши песни и романсы, понимаешь, что те идеалы и нравственные ценности, которые Вы несете, действительно уходят глубиной в национальную культуру, культуру духовную. Если можно, расскажите о том, какой у Вас был путь к вере.

 — В рамках короткого разговора об этом говорить трудно. Вообще о вере в суете очень тяжело, говорить. Вы, думаю, сами это знаете… Специально не употребляю слово «в суе», чтобы не было оттенка, такого фундаментального… Каждого человека Господь призывает… Опять таки для человека церковного, это все известные вещи… Любого человека Господь призывает и ведет его к Себе так или иначе, путем скорбным или счастливым. К сожалению, в период, когда я приходил к Богу, очень многие люди воцерковлялись от скорби, а не от переполненного чувства радости встречи с самым главным в жизни. У меня все получилось милостью Божией. Даже не знаю как, просто — дар. Само собой сложилось. Я пришел в храм, а было мне тогда уже двадцать лет, и в голове прозвучала мысль: «Двадцать лет исполняется! А еще не крещеный человек — странно?!» Все. Это был первый шаг. Но после Крещения, до какой-то попытки церковной жизни, т. е. первого Причастия, прошло шесть лет… Это тоже очень серьезно. Как я случайно зашел в храм и принял Крещения, так не случайно, очень долго… и мучительны были поиски своих отношений с Самым Главным…. Я избегаю говорить слово «Бог», случайно и и опять же, в суете… Повторное мое воцерковление случилось в Александро-Невской Лавре, чему я тоже очень был счастлив, потому что воцерковление получилось в своем роде монастырским. Потом, уже после 1994 года, мне доводилось и жить в монастыре, и петь в братском хоре. Удалось узнать много того, чего в обычной, будничной, жизни человек, даже церковный, не всегда замечает.

 — Вы в одном интервью сказали, что одним из главных качеств, которые Вы цените в человеке, это стремление к идеалу. Такое качество Вы обрели, когда стали воцерковленных человеком, или раньше?

 — Об этом очень трудно говорить. Я ведь человек, как и всякий, неоднозначный, сложный, грешный, поэтому тяжело сказать о том, что было изначально хорошего… Все изначально хорошие, от Бога, от Его милости. В каждом — это хорошее свое, единственное, и именно им к Себе и призывает Господь. Распознать этот зов, услышать его, откликнуться на него — это уже труд, постараться сохранить — тоже труд, постараться развить — еще труд. Трудиться иногда тяжело, иногда просто лень, и я человек сильно не идеальный, даже по тем идеалам, которые я исповедую… А интервью, которое Вы процитировали очень давнее, интервью очень молодого человека, а юности свойственны ригоризм и категоричность: хочется, чтобы было все сразу и идеально, хотя на самом деле такого не бывает. Чем старше становишься, тем больше это понимаешь.

 — Но все-таки стремление к идеалу стало главным в Вашей жизни?

 — Я думаю, что иначе человек жить не может. Он должен стремиться к идеалу, иначе жизнь скучная и бессмысленная. Ради чего мы живем? Не ради того, чтобы есть и пить, как у Апостола сказано. А, по моему убеждению, ради вечного счастья, ради вечной любви, все остальное просто не достойно человеческого звания.

 — Расскажите о Ваших любимых святых местах. Они связаны с Санкт-Петербургом или другим городом?

 — Трудно говорить и любимых духовных местах, потому что, мне кажется, это не совсем правильная постановка вопроса… Вообще я стараюсь не говорить о духовном, разве, что только в среде единомышленников. Потому что и до греха не далеко — скажешь глупость какую-нибудь, а потом будут ее тиражировать… А если говорить о местах моей именно коротенькой истории церковной жизни, то это, в первую очередь, Санкт-Петербург, где мой духовный отец, где люди, с которым и мы вместе проходили путь воцерковления, и потому духовно близкие. И Псковщина, Святогорский монастырь, где мне действительно приходилось бывать подолгу, вообще со Псковом связано многое. Хотя для петербуржца в этом нет ничего удивительного, либо Новгород, либо Псков — самые близкие древнерусские города.

 — Спасибо за такой искренний ответ. Как, по Вашему мнению, в чем смысл искусства, в чем призвание артиста?

 — Вообще с артистами опасно говорить на эти темы. Бывает дивный артист и замечательный, чудесный, а как начинает умствовать, то становится мучительно стыдно. Так человек здорово поет или играет, превосходно на сцене существует, а такие глупости говорит, когда его начинают спрашивать о высоких материях. Это не совсем дело артиста, философствовать. Тем не менее, смысл, вернее — оправдание искусства, в том, чтобы, пусть это и звучит банально, сеять разумное, доброе, вечное. Искусство оправдывает себя в том случае, если призывает человека к возвышенному. Я не могу говорить — к Богу, потому, что на какой-то ступени искусство обязано остановиться. Искусство — это ведь сфера душевная, а когда она переходит в сферу духовную, то вынужденно отказаться от самого себя, потому как в духовном оно уже не нужно. В сфере же душевной, в которой человеку необходимо бывать, питаться ей, искусство может быть очень достойным, но именно если будет стремиться звать человека к возвышенному.

 — То есть вот это нравственнее стремление к добру и красоте…

 — Вы очень правильно говорите — нравственное. Искусство должно быть нравственным, если оно таково, то это один из главных его смыслов.

 — Как будет построена программа Вашего сегодняшнего выступления, что услышат екатеринбуржцы вечером?

 — Не могу сказать, потому, что ее я составляю прямо перед самым выходом на сцену. Сажу, что на сцене будет много музыкантов, я впервые привез в Екатеринбург полный состав музыкантов — скрипку, гитару, баян, аккордеон, контрабас, две домры и виолончель. Репертуар будет такой, на сколько хватит сил, ведь мы сейчас прямо с поезда, а это полтора суток езды. Будут очень разные песни — русские народные, романсы, зарубежные, советская лирическая песня.

 — В Вашем творчестве особое место занимает программа «Молитва», на стихи иеромонаха Романа. Слушатели услышат из нее что-либо?

 — Нет. Она исполняется только Великим постом. Я пытался как-то петь ее в другое время, но очень трудно. Дело в том, что я знаком с монастырской жизнью не понаслышке, милостью Божией, принял в ней крохотное участие, и поэтому не могу ее петь просто так, когда пост и молитва не греют сердце.

 — Вот такой вопрос, традиционный для артистов Вашего уровня: не все благополучно в современной массовой культуре. Наступит ли, по Вашему мнению, ренессанс, возрождение традиций?

 — Опять очень широкий вопрос, очень трудный. Я думаю, что возвращение к истокам вообще не возможно, в мировой культуре. Культура обречена, но я говорю это без всякой истерики, просто всякий христианин хоть раз в жизни должен прочесть Откровение Иоанна Богослова, и знать к чему придет мир и цивилизация в конечном итоге. Но культура нужна, чтобы человек начал развиваться для жизни вечной, и это развитие может происходить в самых разных обстоятельствах, меня очень часто спасает фраза, что «где умножается грех, там преизобилует благодать». Потому, не мне судить о перспективах.
Возвращение к истокам очень не простая вещь. Русская культура, как и европейская, христианская, если говорим о культуре, то не нужно говорить, о конфессиональных различиях, что Запад более обмирщен, а мы более духовны. На самом деле это не всегда так. Церковная жизнь в России пульсирует сейчас очень мощно, даже иногда чересчур. Как не парадоксально, мы обязаны этим богоборческому режиму, потому что он выучил нас понимать, что есть ценности, терять которые нельзя. И тысячи, десятки и сотни тысяч мучеников это доказали. А на Западе такого не было, он не может оценить масштабы трагедии утери церковной традиции. Очень трудно все это сравнивать.
А, если говорить о XIX веке, то культура русская стоит в семье европейских культур и в принципе, провести четкую грань между русской, немецкой или французской культурами, наверное, нельзя.

 — Действительно, в Европе есть два типа цивилизаций — западное христианство и есть Византия, наследницей которой и является Россия, в этом смысле мы относимся к Восточной Европе, и корни наши все-таки европейские. Но все-таки, есть оптимизм, есть вера в то, что действительно, что-нибудь произойдет?

 — Мы можем говорить с вами абсолютно откровенно: любой христианин обречен быть оптимистом, ведь спасает Господь, выводит из ада и преисподни, откуда угодно выводит, из любых даже самых сложных обстоятельств. Выводят либо рука, либо голос Божий, который может из самой бездны взять человека и поставить его на высоты святости, такие примеры известны…
Для этого требуется желание человека. Конечно, есть ситуации, когда этого желания нет — это страшно. Но почти всегда, пока человек вменяем, пока он еще осознает себя человеком, он стремится к спасению — это заложено в его душу. Многое зависит от нас.
Через некоторое время, через страданья человек постигает какую-то мудрость, а молодость — это не порок.

 — Благодарим Вас, Олег Евгеньевич, что нашли время посетить наше радио. Желаем Вам успехов, желаем помощи Божией в Вашем творчестве. Чтобы хватило у Вас сил на многие лета светить той звездой традиции, культуры, нравственности. И согревать сердца многих поколений.

 — Спаси Вас Господи. До свидания.

С Олегом Погудиным беседовал журналист Евгений Лядов