Лихие годы русского православия

Возможность воссоединения Церкви в России и за рубежом по-прежнему остается под вопросом

Русский церковный раскол ХХ века, приведший к возникновению Русской Православной Церкви Заграницей (РПЦЗ), — только одно из звеньев в цепи трагических событий, потрясавших нашу страну в ушедшем столетии. Он непосредственно связан с массовым исходом из страны русских после поражения Белой армии в Гражданской войне.

Вместе с отступившими войсками в Турцию прибыли клирики Русской Церкви: военные священники Белой армии, епископы южнорусских и украинских епархий. Русские беженцы нуждались в срочной материальной помощи и духовном окормлении. Чтобы координировать деятельность русских священников в эмиграции, бывший глава военного духовенства врангельской армии архиепископ Вениамин (Федченков) предложил создать эмигрантское церковное управление по образцу того, что действовало на «белом» юге России. 2 декабря 1920 года по согласованию с представителем Константинопольского Патриархата (но без согласия Патриарха Тихона) епископы-эмигранты заявили об образовании Временного высшего русского церковного управления за границей.

Спустя год, 21 ноября 1921 года, в югославском городе Сремские Карловцы открылось Общецерковное заграничное собрание, позднее переименованное в Русский Всезаграничный Церковный Собор. Он стал важной вехой в истории русского церковного зарубежья. Среди примерно сотни его членов были 30 участников монархического съезда русской эмиграции, приглашенных председателем Собора митрополитом Антонием (Храповицким).

Так, послание «Чадам Русской Православной Церкви в рассеянии и изгнании сущим» гласило: «Да укажет Господь пути спасения и строительства родной земли… да вернет на всероссийский престол… законного православного царя из дома Романовых». А через некоторое время канцелярия закрывшегося Собора от его имени обратилась к Генуэзской конференции: «Народы мира! Пожалейте наш благородный по сердцу народ русский, попавший в руки мировых злодеев!.. А лучше помогите честным русским гражданам. Дайте им в руки оружие… и помогите изгнать большевизм…»

С такими призывами согласились не все участники Cобора. Архиепископ Евлогий (Георгиевский) призывал не ставить под удар Церковь в России, а 34 члена Cобора уклонились от участия в голосовании, сделав заявление, что «постановка вопроса о монархии… носит политический характер и как таковая обсуждению церковного собрания не подлежит». Но Cобор не внял голосу трезвой оппозиции. Люди, еще говорившие на одном языке, были уже разделены не только расстоянием и границами, но и групповыми интересами и все хуже понимали друг друга. Так Карловацкий Собор стал точкой отсчета русского церковного и национального разделения.

Тем временем в России набирала силу первая волна полномасштабных гонений — шло «изъятие церковных ценностей». В следующих, 1922 и 1923 годах ревтрибуналы вынесут около 2000 смертных приговоров пастырям и мирянам Русской Церкви, а власти инициируют дело против самого Патриарха Тихона. Карловацкий Собор станет одним из главных пунктов обвинения Патриарха в создании «контрреволюционного заговора».

За три дня до своего ареста, 5 мая 1922 года, Патриарх Тихон издал указ об упразднении Карловацкого Всезаграничного Высшего Церковного управления (ВЦУ), аргументируя это в том числе тем, что акты Карловацкого Собора «ввиду их чисто политического характера» «не выражают официального голоса Русской Церкви». Епископы-эмигранты выполнили указ Патриарха только формально. ВЦУ было упразднено, но на его месте тут же был создан Синод. Карловацкая иерархия продолжала считать себя частью Русской Церкви и не собиралась отказываться от своих политических симпатий.

Требование отмежеваться и даже осудить церковным судом эмигрантских епископов в этот период постоянно выдвигалось советской властью перед самим Патриархом Тихоном и его преемниками — митрополитами Петром и Сергием. Чтобы разрешить такое положение — сложное и для эмигрантов, и для Церкви в России, которая в это время вела настоящую борьбу за выживание, заместитель местоблюстителя Патриаршего престола митрополит Сергий (Страгородский) в сентябре 1926 года обратился к епископам-эмигрантам с письмом, в котором предлагал им упразднить Карловацкий Синод и войти в подчинение местным Православным Церквам, например, в Югославии — Сербской Церкви. Однако ни это письмо, ни аналогичное обращение митрополита Сергия к Сербскому Патриарху Варнаве в 1934 г. не нашли отклика в среде эмигрантов.

Окончательный разрыв Карловацкого Синода с Церковью в России произошел после издания в 1927 году митрополитом Сергием (Страгородским) декларации о лояльности советской власти и указа заграничному духовенству дать подписку в том, что оно не допустит в своей деятельности «ничего такого, что может быть принято за выражение нелояльности советскому правительству». Такое обязательство для монархически настроенного эмигрантского духовенства было неприемлемо. Тогдашний лидер карловчан митрополит Антоний (Храповицкий) в резкий тонах отверг требование митрополита Сергия, назвав его «отпавшим от церковного единства». Точка в этом споре была поставлена летом 1934 года, когда митрополит Сергий и Синод Русской Православной Церкви предали карловацких епископов и духовенство суду будущего Cобора.

В 1930—1940-е годы РПЦЗ, активно критиковавшая Церковь в России за подчинение большевикам, сама оказалась в сфере влияния нацистского режима. Если большинство архиереев-эмигрантов держались в стороне от политиков Третьего рейха, то близкие к тому же митрополиту Антонию (Храповицкому) деятели Высшего монархического совета имели с ними активные контакты. В первые годы после прихода нацистов к власти Министерство религиозных дел рейха явно покровительствовало Берлинской епархии РПЦЗ, принуждая, в частности, войти в ее состав русские приходы, принадлежавшие к юрисдикции Константинопольского Патриархата. В 1938 году глава РПЦЗ митрополит Анастасий (Грибановский), находившийся в тогда еще свободной Югославии, обратился к Гитлеру с приветственным посланием, в котором заверил фюрера, что «верующий русский народ», стонущий под рабством большевиков, «постоянно возносит к Богу молитвы, чтобы Он сохранил Вас и дал Вам Свою всесильную помощь».

Окончание Второй мировой войны стало новым рубежом в судьбе русского церковного разделения. Победа Советского Союза вызвала патриотический подъем среди русской эмиграции. Часть ее представителей заявили о своем желании вернуться на Родину. В самом СССР менялись государственно-церковные отношения, что дало возможность Московской Патриархии наладить каноническое общение с частью церковных групп за рубежом. Возвращались в московскую юрисдикцию и эмигрантские приходы в Европе и Америке.

Не осталась в стороне от этого процесса и РПЦЗ. Активную ее часть теперь составляли бывшие восточные рабочие, военнопленные, «власовцы», избежавшие выдачи Советскому Союзу (только в одной Германии их было почти 200 тыс.). Если «первая волна» русской эмиграции вне зависимости от политической ориентации жила мыслью о возвращении на Родину и служении ей, то представители «второй волны» знали о жизни в советской России не понаслышке и иначе мыслили свою судьбу.

После войны идеология РПЦЗ приобретает те черты, которые сохраняются до начала 90-х годов. Монархическая риторика оттесняется в речах ее иерархов на второй план, уступая место апологии Запада перед лицом «наступающего большевизма». В 1945 г. Карловацкий Синод перемещается из Югославии в западную зону оккупации, в Мюнхен, а в 1950 г. — в США, в Нью-Йорк.

В 60-е годы после вступления Русской Церкви во Всемирный Совет Церквей окончательно оформился перечень обвинений, выдвигаемых РПЦЗ в адрес Московской Патриархии. Это прежде всего упрек в непочитании новомучеников, пострадавших в годы советской власти, излишняя лояльность по отношению к советскому режиму и «экуменическая ересь».

В этот период иерархия РПЦЗ на неоднократные приветствия и обращения священноначалия Московского Патриархата (письмо Патриарха Пимена 1974 года, послание Поместного Собора 1988 года) неизменно отвечала жесткой отповедью. В мае 1990 года Собор Зарубежной Церкви принял беспрецедентное решение об открытии своих епархий в СССР. Появление здесь приходов Зарубежного Синода привело к обострению отношений между двумя Церквами. При этом надежды карловчан на массовый переход русского духовенства в юрисдикцию РПЦЗ не оправдались. К ним присоединились в основном клирики, находившиеся в конфликте со священноначалием Московской Патриархии или запрещенные в священнослужении за различные канонические проступки.

24 октября 2001 г. в Нью-Йорке Архиерейский Собор Русской Православной Церкви Заграницей избрал нового первоиерарха. Им стал 73-летний архиепископ Лавр (Шкурла). С этим событием многие члены Зарубежной Церкви связывают надежды на воссоединение с Московским Патриархатом. Сейчас РПЦЗ, по разным оценкам, — это от 300 тыс. до полумиллиона верующих, живущих более чем в 30 странах мира. Основными регионами ее деятельности вместо Балкан и Китая стали Западная Европа, Северная и Южная Америка и Австралия.

Сразу после выборов нового первоиерарха архиепископа Лавра его предшественник на этом посту 91-летний митрополит Виталий (Устинов) отказался от своего решения уйти на покой. Его имя стало знаменем той части РПЦЗ, для которой воссоединение с Московским Патриархатом неприемлемо. Фактически это привело к расколу внутри Зарубежной Церкви.

Будет ли Русская Церковь снова едина? Это вопрос не только церковной политики. Преодоление русского церковного разделения возможно именно сейчас, когда наша страна строит новую систему международных отношений.