Первая военная патриаршия

ПАСХА в дореволюционной Москве праздновалась широко и долго — большинство горожан не работали всю Светлую неделю. На Красной площади заранее разбивали Вербный базар, на котором москвичи покупали подарки. В праздничную ночь Москва озарялась фейерверками. Всю пасхальную неделю шла торговля под стенами Кремля — на набережной от Каменного до Москворецкого моста: орехами, подсолнухами, пряниками, леденцами в виде петушков, коней. На Девичьем поле ставили балаганы, где устраивали представления для мастерового и рабочего люда. Из того времени к нам кое-что возвращается, скажем, Звонильная неделя. Правда, в те времена это был не фестиваль звонарей: на колокольню мог забраться любой, чтобы продемонстрировать свои звонарные способности.

Освященный батон
ПОСЛЕ 1917 г. широкое празднование Пасхи, разумеется, прекратилось, но поначалу никто не вмешивался в семейные обычаи. Люди продолжали печь куличи, готовить пасху, красить яйца. В 30-х гг. это все уже было строго запрещено. Специальные «активисты» ходили по домам и вызнавали, не соблюдаются ли запрещенные обряды, коварно выспрашивали об этом детей. Перемена произошла в годы Великой Отечественной войны. Об этом рассказывал мне Сергей Николаевич ЛИСЕВИЦКИЙ. Семилетним мальчиком он причащался в Сретенском монастыре на службе патриарха Тихона. Юношей стал иподиаконом (церковный служитель между чтецом и диаконом) московского митрополита Трифона (Туркестанова), позже — иподиаконом патриархов Сергия и Алексия I. Интересно, что он работал совслужащим, а иподиаконствовал в порядке «общественной нагрузки». Незадолго до кончины был уважен нынешним патриархом — приглашался на его службы в качестве иподиакона.

Перед Пасхой 1942 г. Сергей обнаружил в газете на последней странице маленькое объявление, разрешающее всю Святую ночь движение транспорта по Москве! Собравшись с духом, он пошел вместе с другом в МОГЭС просить дать в церковь свет (тогда в целях маскировки электричество на ночь отключали). Речь шла о храме Святителя Николая в Хамовниках, одном из нескольких незакрытых в столице. Кто-то из начальников пообещал в десять часов вечера дать свет в район храма. «Только вы ручаетесь, что у вас там все окна хорошо зашторены? А то еще бомбу сбросят на храм».

Утром после праздничной службы Сергей вместе с сестрой шел домой. Светало. По дороге им захотелось есть. Кулича, конечно, не было, вместо него они освятили батон хлеба. На Тверском бульваре возле памятника Пушкину брат с сестрой сели на лавочку и отрезали по кусочку батона. Так разговелись в первую военную Пасху. А на Пасху 1943 г. Сергей Николаевич служил иподиаконом с митрополитом Николаем (Ярушевичем) в Елоховском Богоявленском соборе. Местоблюститель патриаршего престола (т. е. исполняющий обязанности патриарха) митрополит Сергий (Страгородский) находился в то время в принудительной эвакуации в Ульяновске. Служба шла на редкость торжественно, народу набилось такое количество, что двинуться никто не мог, стояли буквально в Царских вратах, и клирос был забит так, что иподиаконы и выйти не могли.

Несметные толпы
ПОЧТИ двадцать лет (после смерти Тихона в 1925 г.) власти не допускали избрания нового патриарха. Но в годы войны состоялась историческая встреча трех митрополитов со Сталиным. Патриархом был избран митрополит Сергий. Потому на первую пасхальную службу святейшего в 1944 г. в Елохово сошлись несметные толпы. Давка была отчаянная. Сергей Николаевич помнил, что одна женщина даже повисла на большой лампаде. «Скорая помощь» вывозила потерявших сознание. Для православных москвичей этот праздник Воскресения Христова был и символом воскресения Церкви.

А Сергея Лисевицкого еще ждали исторические службы с патриархом Алексием (Симанским) в возрождаемой Троице-Сергиевой лавре в 1946 г. над мощами преподобного Сергия Радонежского. Интересно, что эта главная лаврская святыня, никогда прежде не покидавшая Сергиева Посада, в войну также побывала в принудительной эвакуации в Сибири в числе вывезенных ценностей…

АиФ Москва
N 14 (560) от 7 апреля 2004