 |
| Российская газета | Олег Сулькин | 22.03.2004 |
Официальная премьера скандального фильма в России — только 8 апреля, поэтому «взгляд из Москвы» мы предъявим своевременно. А пока — взгляд из Нью-Йорка нашего американского коллеги Олега СУЛЬКИНА.
Я шел на фильм «Страсти Христовы» с тяжелым чувством. Начитался всякого разного. Это вредно. Хорошо воспринимать фильм с белого листа. Но тут особый случай. Религия. Основы христианства. Крестный путь. Голгофа. Евреи и римляне. Взрывоопасная, кровавая материя. Тучи статей. Грандиозный скандал. Интервью режиссера. Говорит: я хотел как лучше, сею веру и добро. Фон для восприятия кинофильма самый нехороший. Не исключаю, что мои впечатления оказались замусорены и искажены контекстом. Но как есть, так есть.
Ничего выдающегося от Гибсона-режиссера я не ждал. Он симпатяга, крепкий орешек с ясным взором, молодой шевелюрой, ямочкой на подбородке. Улыбнется — очарует пол-Галактики. Начнет стрелять — берегитесь, вражины! Его хотят женщины, им восхищаются мужчины. Но вот режиссура. Это другая профессия, другой склад ума. Гибсон снял как режиссер сагу «Храброе сердце» про рыцарские времена и жестокие битвы. Правильно снял. С пониманием шотландского менталитета. Месть, преданность, кара, самопожертвование, героизм. Они сражались за родину.
И надо же было прийти в голову успешному голливудцу мысли о Христе как киногерое. Человек с трезвым пониманием своего потенциала отогнал бы ее как бесовскую. Снимай про храбрые сердца, крепкие орешки и про то, что от мужиков хотят женщины. А это не замай, не потянешь. Но чувства самооценки нет, но зато есть миллионы на реализацию затеи. И пошло-поехало.
12 последних часов земной жизни Христа. Идея красивая. Но опасная. Финал, кульминация, как отсеченный хвост — без развития характера, наращивания драматизма, психологизации отношений. Скажут: а чего наращивать, все про Христа знают, сын Человеческий, сын Божий. Но у кино свои законы, у церковного лектория — другие. Если кино снимаешь, сделай так, чтобы мы твоего героя полюбили, покажи его деяния и сомнения, его дар убеждать и творить чудеса, как, кстати, и делают все четыре евангелиста, написавшие первые в истории четыре гениальных сценария по одному анонимному синопсису. Так в сюжетном голливудском кино показывают всякие исторические и выдуманные личности — Бен Гура, Наполеона, Ганди, Джеймса Бонда, Питера Пэна, Индиану Джонса. Есть, конечно, и кино авторское, с аллегориями, гротеском и модернизациями, но это совсем чужой для Гибсона гардеробчик. Это Пазолини мог актуализировать Христа как скромнейшего неокоммуниста («Евангелие от Матфея»), это Скорсезе мог вывести добродетельного Иуду («Последнее искушение Христа»), это неизвестно куда канувший российский гений Михаил Кац в недооцененной «Пустыне» смог очистить притчу о Христе от многовековых глянцев. У Гибсона не та думалка. Поэтому я и говорю про возможный для масскультурной традиции вариант. Герой-которого-надо-полюбить. Вариант упущенный. Гибсон пошел другим путем. А зря.
Главный просчет «Страстей»: нам предлагается с первого кадра поклоняться главному герою, приняв его за нравственный абсолют. Весь фильм сделан с расчетом, что в зале будут свои набожные христиане. Их агитировать не надо. Если им предъявляют актера Джеймса Кавизела и говорят «се человек», их глаза наливаются слезами умиления. А все остальные: ненабожные христиане, иудеи, мусульмане, буддисты, язычники, атеисты и прочие? Им-то отчего впадать в экстаз?
Кино Гибсона больше всего напоминает движущуюся олеографию или диараму типа Бородинской битвы. Только ярлычков не хватает — вот сволочь Иуда, вот растерявшийся Петр, вот раскаявшаяся Мария Магдалина, вот страдающая Мать Мария, а вот Туринская плащаница — руками не трогать, реликвия. Своего рода ликбез. Вокруг основных действующих лиц колышется оперная массовка, причем самые жалкие лохмотья выглядят почему-то живописно, как наряды от Армани. Сравнения с высокой живописью, с Грюневальдом и Босхом я считаю неуместными. Слишком большой комплимент наивному штукарству Гибсона.
Можно было бы сказать, что «Страсти Христовы» — пособие для религиозных школ, теологических семинаров, сугубо прикладной фильм. Но чему он научит? Мастерству изощренного лупцевания? Умению терпеть нечеловеческие муки? Чему он научит христиан и нехристей, устремившихся в кинозалы? Что, он очищает душу, дарует катарсис, благолепие? Возлюбим ли мы ближнего своего, выйдя из темного зала на свет Божий?
Нет, не возлюбим. Фильм рождает депрессию, мрачное озлобление и ненависть. Надеяться на радостное очищение души после просмотра не приходится. Кто-то удачно сказал: это примерно то же самое, что перед первой брачной ночью начитаться маркиза де Сада. Вывод однозначен: фильм не решает просветительской задачи, которую ставили перед собой авторы.
А с художественной стороны?
Думаю, что искусство присутствует в фильме лишь отдельными крупицами — удачными ракурсами, точными фрагментами. Очень правильным решением избежать диалоговой вульгаризации, играть на арамейском языке и латыни. А в целом фильм Гибсона — особый подвид порнографии, только понятия секс и сладострастие надо заменить на страдание и садизм. Подробнейшее пособие для начинающих садистов и мазохистов (все зависит от точки зрения на муки). Весь фильм — это затянутый и предельно жестокий показ бичевания и распятия несчастного молодого человека. Причем солдаты так самозабвенно и весело его лупцуют, как будто им за это отдельно приплачивают. В трех вариантах Евангелия от Матфея, Марка и Иоанна бичеванию посвящены лишь несколько фраз. Гибсон делает экзекуцию главной составляющей фильма.
От переживаний одна зрительница в США умерла прямо в зале. На просмотре люди тяжело вздыхают, всхлипывают. Нормальная реакция на такого рода зрелище. Но, признаюсь, меня эти кошмарики мало трогали. Я с первого кадра не поверил в достоверность изображаемого, в подлинность мук. Равнодушно смотрел на вбивание гвоздей в руки, сам себе изумляясь. Может быть, и потому, что накануне посмотрел документальный фильм, где показана киношная подноготная (буквально) этих цирковых, по сути, трюков. Ладонь пластиковая, кровь-кетчуп, пальчики статиста.
Поверьте, я не сухарь. Для проверки собственной восприимчивости в тот же вечер поставил на DVD-проигрыватель «Иди и смотри» Элема Климова. Очень напереживался, хотя смотрел в третий раз. Вот где ужас настоящий, вот где страшно до нервного тика, до колик, до истерики. Вот где горе человеческое вздыблено тысячью голгоф. Потому что есть высокая правда, художественно преподнесенная.
Насчет антисемитизма. Это, пожалуй, самый горячий пункт полемики вокруг фильма Гибсона. «Евреи распяли Христа?» Две тысячи лет эта формула служила оправданием антиеврейским гонениям и погромам. Да, Понтий Пилат у Гибсона показан сомневающимся, а фарисеи и книжники жаждут крови. Но во всех версиях Евангелия Пилат показан сомневающимся и уж, во всяком случае, не настаивающим на умерщвлении Христа. Не случайно и Булгаков в «Мастере и Маргарите» представил Пилата терзаемым сомнениями. С другой стороны, общеизвестно, что евангелисты трудились под гнетом политкорректности, если не сказать, прямой римской цензуры. Опасались они, вероятно, обличать Пилата — кровавого наместника Иудеи. Потому предположительно акценты оказались смещены. И Пилат, по их версиям, вынужден подчиниться воле еврейских масс и их кровожадных лидеров, потребовавших казни Иисуса.
А кто есть сам Христос? Он что, инопланетянин? Такой же еврей, только добровольный изгой, страстный диссидент, радикальный искатель и провозглашатель Истины. А к диссидентам и правдолюбцам в любом тоталитарном режиме, хоть в древности, хоть в современности, отношение однозначное — растереть в порошок.
Фильм Гибсона столь же антиеврейский, сколь «Иди и смотри» Климова — антинемецкий. Между прочим, Германия мужественно показала фильм Климова, демонстрируя диалектическое понимание собственной истории.
Но это все рассуждения, вырванные из нынешнего контекста. Они годятся, когда приличные люди сидят и вежливо рассуждают на отвлеченные темы, а потом каждый идет своей дорогой и молится своему Богу. Но контекст сегодня другой, грозовой. Масса людей привыкла ориентироваться на примитивнейшие маяки масскультуры. В вопросах религии и веры столько накопилось взрывного потенциала, что достаточно плеснуть бензинчику, чтобы полыхнуло. Пассионарность в этих делах сегодня я бы приравнял к идеологическому оправданию терроризма. Пассионарность вообще-то — двигатель истории, локомотив всех революций. Но хватит революций человечеству, ни к чему хорошему пассионарность в политике и вере не приводит, а только к ожесточению нравов, к вражде между народами, к 11 сентября 2001 года и 11 марта 2004 года.
И еще вопросик подброшу: почему бы истовым католикам типа Гибсона не сделать фильм о «подвигах» средневековой инквизиции или об уничтожении дюже пассионарными христианами целых народов, или об умывании рук Ватиканом, не замечавшим дымящих труб Освенцима (такой фильм сделан европейским режиссером Коста-Гаврасом, но кто же его видел в Америке — единицы), или о швейцарских богобоязненных банкирах, обслуживавших нацистскую элиту?
Не будет таких фильмов в Голливуде. Почему? Сами понимаете.
Гибсону с его артбагажом нельзя браться за сложные вещи. Вот он выводит Сатану и его разные личины. Ну нельзя же показывать нам страшил-уродцев, как в ужастике типа «Дети кукурузы». Ведь были же Босх, Данте, Гете. Нельзя опускаться до уровня поп-хоррора в таких темах.
Худшего времени для малохудожественного наскока на «тему тем» Гибсон выбрать не мог.
