Мирный атом на службе церкви

— Вот кстати-то вы пришли, — радовалась Елена Николаевна Анциферова, — а то мне за одну ходку всё и не увезти. Она подвинула ко мне сумку на колесиках:

— Вы упаковывайте свою, а я свою. Вон сколько моим старушкам подарков к Рождеству наносили. Кондитерская фабрика «Рот-Фронт» наборы пожертвовала, районная управа «Якиманка» — постельное бельё. Строительная компания ходунки да подушки. А вот это, — Лена протянула бережно укутанный, будто младенец, в байковую тряпочку хлеб, тоже благотворители дали. Ну и я купила кое-какие продукты около своего дома.

Я примерилась к неподъёмной сумке и зароп­тала, неужели нельзя всё это купить там, где живут ваши подопеч­ные?

— Оно, конечно же, можно, — вроде бы согласилась она, — но пенсии-то у людей маленькие, а в центре города магазины дорогие, на окраине всё подешевле.

ДЕНЬ ПЕРВЫЙ

Подхватив неподъёмные сумки, мы отправились к её подопечным. Их у Лены шесть, старых, больных, одиноких. Ленин муж говорит: «Она у меня чудик, простофилюшка. Я бы за такие деньги — две тысячи рублей — не стал горбиться».

Лена как бы защищает мужа: «Да это он только так говорит. А вот тут у одной старушки обрушилась над дачным крыльцом крыша, так он быстренько приехал и починил».

Лена защищает мужа, а двенадцатилетний Павлик — маму. С раннего детства помогает он ей. Она часто берёт ребёнка с собой и когда ей надо отлучиться в аптеку или еще по какой надобности стариков, мальчик присматривает за ними. Чай подаст, судно вынесет, а то и в шахматы сыграет. К каждому празднику готовит для них подарки — рисунок ли, поделку какую. Когда Лена выгуливает старушку колясочницу по Новому Арбату, двенадцатилетний Павлик не стесняясь идёт рядышком и развлекает рассказами о школе…

Но вот мы и добрались до места. Лена своим ключом открывает дверь, и мы входим в квартиру 90-летней Ели­заветы Ивановны.

— С двух лет она парализована, а голова какая светлая! — восхищается Лена. -А уж политизирована-то как! — шепотом сообщает мне.

В чём я тут же убеждаюсь.

— И за кого же ты, Леночка, голосовала? — спрашивает Елизавета Ивановна, едва мы переступили порог. — В прошлые выборы я, например, уважила Явлинского, а сейчас разочаровалась в нём. Ну и за Хакамаду тоже не стала. Она бы думала, что го­ворить. Я как услышала: «Жить будем лучше, когда вымрут старики», так в свои недруги её и записала.

— Елизавета Ивановна, миленькая, вот вам подарки к Рождеству. Лена распаковывает сумки. — И что будем делать, ручки мыть или завтракать? Она быстренько умывает старушку, кормит. А потом готовит еду на несколько дней, убира­ет квартиру, делает лёгкую постирушку.

ДЕНЬ ВТОРОЙ

Сегодня я приписана к Галине Борисовне Мустафаевой. Живет она тоже на окраине и до центра, где обитают её подопечные, путь длинный, так что есть время поговорить о жизни.

— Вы спрашиваете, почему я здесь работаю, да ещё за такие гроши. Да потому, что только через эту работу познаю себя. Помогая несчастным, помогаю себе. Если раньше жизнь заряжала меня агрессией, то сейчас — милосердием и добротой. А раз так, то и мой домашний микроклимат потеплел. Дети, видя, чем я занимаюсь, по другому и ко мне стали относиться. Вот и получается, что не читая нотаций, а изменяя только себя, помогаю меняться и своему окружению.

Наверное, это и есть благодать.

Когда я тринадцать лет назад сменила свою интеллигентную работу на лежачих больных, со всеми вытекающими отсюда последствиями, мне говорили: «Ну и опустила ты себя, Галина». Но я-то понимала, что на самом деле я поднялась. Духовная литература нас учит: благодари тех, кто тебя ругает, только тогда ты духовно растёшь. Вот я и думаю, что мы пришли в этот мир, чтобы проходить такие вот уроки. Наши больные — это наши учителя. Мы с руками-ногами, а нам всё что-то не так. А моим подопечным всё так, радуются они каждому мгновению.

Три года назад я потеряла одного их трёх моих сыновей. Двадцать пять лет было ему, когда его убили. Вот через эту трагедию я и поняла, что такое любовь, что такое твой близкий. И к своим подопечным бабулькам после этого ста­ла относиться еще более осмысленно. Нет, нет, работа у меня просто замечательная. Я убеждена, что если там наверху знают, что здесь на земле работа идёт во благо, то и всё общество будет процветать. Жизнеспособно только то, что во благо. Понимаете?

ДЕНЬ ТРЕТИЙ

Может быть, самый тяжёлый. Вместе с прихожанками храма «Всех скорбящих Радость» 78-летней Валентиной Петровной и 70-летней Анной Сергеевной (обе в Марфо-Мариинском обществе со дня его основания, т. е. 13 лет) идём в психоневроло­гический диспансер № 20. По дороге заходим на оптовый рынок. Валентина Петровна достаёт из сумочки свёрток. Там лежат деньги, собранные женщинами в храме. На них покупают 450 шоколадок. Хозяин кондитерской палатки хорошо знает добрых женщин, как никак лет пять, можно сказать, сотрудничает с ними, и делает им немалую скидку.

— Вот мы с Анной все удивляемся, — обращается ко мне Валентина Петровна, — каждый месяц родители брошенных детей получают за них деньги. Ну хоть бы раз принесли с получки своим кровиночкам гостинцы! Куда там, пропьют всё. И ещё у них хватает наглости, встретив нас, сказать: не забудьте угостить моего ребенка. Вот всё хотим написать Лужкову, чтоб не родителям платил, а больным детям…

Когда мы поднялись на пятый этаж, крик поднялся невообразимый: дети радовались приходу своих неродных, но таких любимых бабушек. 7-летняя Ниночка обнимала Валентину Петровну: «Бабушки, я так молилась, так молилась, чтобы вы сегодня пришли, и Боженька услышал меня!» Первым делом заходим в палату лежачков к трём Серёжам. Над кроваткой старшего из них красиво оформлен красный угол, иконки, теплящаяся лампадка. «Вот какой у нас Серёжа молодец, — женщины поглаживают его по головке, — не у каждой хозяйки такая красота.»

Первым делом сестры милосердия смотрят, не мокренькие ли мальчики, меняют простынку, рубашечку. Младшенький Серёжа — слепой, лежит всё время на спинке, а постарше — на животике. Но вот дети покормлены и они радостно хлопают костяшками пальцев (ладошки у них скрючены).

А в комнате отдыха сестёр уже поджидают колясочники, у кого парализованы руки, у кого рот. Сестры встают в круг из колясок и, отщипывая маленькие кусочки от принесённых сладостей, вкладывают их в приоткрытые рты, как птицы вкладывают червячков в клювики своих птенчиков…

За трудами и заботами не заметили, как и день пролетел, пора домой собираться. Но какой там! «Валентина, Анна, — зовёт больничная сестричка, единственная на целый этаж, — в седьмой палате надо опять бельё поменять.»

И все начинается сначала.

В 8 вечера Валентина Петровна заторопилась домой: обещалась посидеть со своей пятимесячной правнучкой (в четвёртый раз стала она прабабушкой).

Надо сказать, что за свой тяжелейший труд обе женщины (а таких в Марфо-Мариинском обществе ещё десять) не получают ни копейки. «Мне кажется, — ох, как мне полезно услышать эти слова, — получать деньги за уход за несчастными детьми просто грех. Мы ходим к ним во славу Божию.»

ДЕНЬ ЧЕТВіРТЫЙ

По четвергам в офисе общества собираются все сестры: девятый хлебозавод привозит 150 батонов прямо, что называется, с пылу-с жару. Как младенцев, сестры укутывают их в байковые тряпочки: чтоб подольше не остыли. И пока суть да дело, говорят о том, о сём.

— Ой, девочки, — начинает Нина Ивановна, — в моей семье пополнение. Прихожу к своей приятельнице, а она мне и говорит: возьми-ка ты, Ниночка, мою кошку. Повадились ко мне крысы наведываться, а кошка, дурная, их боится. А чего их бояться? Они добрые, жалеют меня. А одна крыска прибегает ко мне ночью. У меня бессонница, и я глажу-глажу её дыбистую шёрстку. И мне становится спокойно-спокойно.

Я просто восхищаюсь ей. 96 лет! Парализована! Слепая! А какая оптимистка! Только открываю дверь, как слышу её весёлый голос: «Ниночка, я новую историю придумала, сейчас расскажу». По профессии она художница. И в голове у неё как бы картинная галерея. Каждая картина — сюжет из её прошлой жизни. И какой же заряд мужества даёт мне каждый приход к ней! Я ей очень благодарна. Конечно, её поддерживает вера в Бога. Жизнь надо пройти без ропота, — учит она меня, — без уныния. Ответ на все горести должен быть только один: слава Богу за всё!"

…О каждой, буквально о каждой сестре можно написать пронзительные строки. Но есть среди самых заслуженных одна, о которой не рассказать просто невозможно. Вера Лазаревна Родченкова. Ей 83 года. В обществе — тринадцать лет. Восемь человек, старых и тяжко больных, обихаживает эта подвижница. Она так переживает за своих подопечных, что и сама свалилась с микроинфарктом.

Не успела председатель общества Тамара Григорьевна Гилько придти на работу, как раздался звонок: «Не могу без работы, ещё недельку полежу и выйду». — «Да вы что, Вера Лазаревна, — у Тамары Григорьевны аж дыхание перехватило, — ни в коем случае. Только когда окончательно поправитесь».

И, положив трубку: «Какой необыкновенной души че­ловек! На уме и сердце только подопечные. И всё-то бегом, бегом, бегом. И ходит она к ним не два раза в неделю, как положено, а три-четыре. Ни в чём никому отказать не может. Всех приласкает.»

В комнате наступило молчание. — А у меня спина болит, — разрядила его одна из сестёр, — видно, надорвалась, переворачивая своих парализованных.

— А ну-ка, быстро на кушетку, — мгновенно реагирует Тамара Григорьевна. Она окончила факультет лечебной физкультуры. — Массаж делать будем.

В Марфо-Мариинском обществе о самих сестрах тоже заботятся. С 84-ой больницей договорились о том, чтобы на всех были заведены медицинские карты, так что каждая может обратиться к любому специалисту. И о досуге их тоже подумали. Председатель попечительского совета народный артист Советского Союза Алексей Владимирович Баталов, а ещё Сергей Шакуров, Лариса Курдюмова, Валентина Толкунова, приглашают сестёр на концерты, а то и сами к ним приезжают…

Ну, а теперь пришла пора рассказать нашим читателям, как же возникло это замечательное Марфо-Мариинское общество.

Есть в Москве на Ордынке храм «Всех скорбящих Радосте». Долгие годы настоятелем его был известный всей столице о. Борис Гузняков. Доверие людей к нему было так велико, что избрали его депутатом Октябрьского района. Тогда-то он и познакомился с другим депутатом, Начальником Управления Минис­терства РФ атомной энергии Владимиром Александровичем Огневым.

Время то, конец 80-х годов, было трудное. Вызревала перестройка. Общество остро реагировало на её первые проявления. Самый настоящий шок переживали люди здоровые, работоспособные. Что же говорить о больных, одиноких стариках?! Они оказались один на один с трудностями, с которыми и здоровым-то людям было не совладать. Взять на себя заботу о престарелых и инвалидах решится далеко не каждый. Делать это бескорыстно со­гласятся единицы. Очень хорошо это понимая, решили оба депутата создать Марфо-Мариинское благотворительное общество для по­мощи таким людям. Теперь предстояло донести эту идею до народа.

Перове собрание состоялось прямо в храме, о. Борис единогласно был избран председателем общества, — вспоминает Владимир Александрович, — когда же предложили мою кан­дидатуру в качестве заместителя, одна прихожанка возмутилась: кого выдвигаете? Ведь Огнев был членом парткома. На что о. Борис сказал: «Не спешите, когда Господь призовёт к Себе, неизвестно, кто окажется к Нему ближе: я или Владимир Александрович. Каждому воздастся по делам его».

И здесь самое время познакомить наших читателей с Владимиром Александровичем Огневым. Это человек-факел, говорят о нём все, кто сталкивался с ним. Начальник отдела Министерства РФ атомной энергии, зам. председателя Московского фонда мира, активно участвует в работе фонда Андрея Первозванного, Центра национальной славы, член правления гуманитарного фонда «Знание» им. Вавилова, шеф-координатор программы помощи своего Министерства Северному флоту. Признаться, я тоже, как и читатель, подумала: ну, невозможно все это охватить одному человеку. Наверняка, он везде свадебный генерал. И ошиблась.

Обо всех его подвигах на общественной ниве рассказать — газетного места не хватит. Поэтому остановлюсь только на Марфо-Мариинском обществе, исполнительным директором которого он и является.

Рассказывает сам Владимир Александрович: — Назвали мы общество в честь Марфо-Мариинской обители милосердия, которую в начале XX века основала Великая Княгиня Елизавета Фёдоровна Романова. «Мы живем, — писала она, — так часто для себя, что делаемся близорукими и проходим со своими горестями мимо чужих скорбей, не понимая, что делить свое горе — это его уменьшить, а делить свою радость — это её преувеличить». Эти замечательные слова и стали девизом нашего общества. Зарождалось оно так.

О. Борис обратился к своим прихожанам: «Кто хочет ухаживать за больными стариками?» Желающих было столько, что даже выстроилась очередь.

Большинство из тех, кто тогда откликнулся на призыв батюшки, работают у нас и по сей день. Работают за чисто символическую плату, а некоторые и вообще без денег, что называется, во славу Божию.

На первых порах, целых три года, общество за­нимало комнату в холодном помещении, не было ни света, ни самих элементарных удобств. Зимой моя помощница Тамара Григорьевна и бухгалтер Нина Васильевна, чтобы не замёрзнуть, укутывались, как капуста. Но по мере того, как множились добрые дела наши, местная власть почувствовала себя как бы в долгу перед, не побоюсь сказать, подвигом наших сестёр. Районная управа «Якиманка» выделила нам помещение. Правда, оно было без пола и потолка. На помощь пришла строительная фирма. Она бесплатно сде­лала прекрасный ремонт, фирма «Феликс» пожертвовала необходимую мебель. Но, конечно же, самую большую помощь обществу оказывает моё Министерство и его структуры: «Конверсбанк», концерн «Росэнергоатом», 83-я клиническая больница, профсоюз работников атомной энергетики и промышленности… Можно было бы и не перечислять, но это лишняя возможность поблагодарить всех за действенную помощь…

Закончить свой рассказ хочу вопросом, который я задала ангелу-хранителю Марфо-Мариинского общества, Тамаре Григорьевне Гилько: «Почему вы не берете деньги за услуги?» — «Брать с неимущих пенсионеров? — задала она мне встречный вопрос. — Нет, нет, мы чисто благотворительное общество. Вот тут один банк предложил полностью взять нас на себя. Хорошую зарплату сестричкам сулил, решение всех наших проблем… в обмен на договор о наследовании квартир. Ну мы, конечно же, отказались.

Отношения с благотворителями строим с некоей разумной опаской: как бы не получилось так, что финансовые ресурсы приплывут, а идея рухнет. Идея! Суть! В этом весь смысл».