А.В. Колчак и «финляндский вопрос»

История обсуждения в белогвардейских кругах вопроса о признании независимости Финляндии в 1919 г. в обмен на помощь финской армии в наступлении белой Северо-Западной армии генерала Н.Н. Юденича на Петроград представляется чрезвычайно ценной в двух аспектах: во-первых, она способствует разоблачению инсинуаций об «антинациональной политике» Белого движения, уходящих корнями в советскую пропаганду прошлых лет; во-вторых, позволяет развеять не менее распространённое противоположное мнение о «политической негибкости» Верховного правителя адмирала А.В. Колчака, будто бы «упустившего» из великодержавного «упрямства» возможность взять Петроград с помощью финнов.

Совсем недавно данный вопрос содержательно освещался в интересной статье В.П. Наумова[1]. Хотелось бы дополнить её некоторыми не менее интересными данными.

Сам по себе вопрос о привлечении военной помощи Финляндии возник в январе 1919 г. 25 января 1919 г. русский посол в Швеции Бэр секретной телеграммой передал через управляющего Министерством иностранных дел И.И. Сукина послание генерала Н.Н. Юденича А.В. Колчаку, в котором генерал отмечал: «С падением Германии открылась возможность образования нового фронта для действий против большевиков, базируясь на Финляндию и балтийские губернии; удобство сообщения с Entente (Антантой — В.Х.), краткость расстояния до Петербурга и Москвы, двух очагов большевизма, при хорошо развитой сети путей сообщения составляют выгоды этого направления». В связи с этим Юденич высказывал мнение о необходимости воздействовать на Финляндию и прибалтийские правительства через союзников, дабы они предоставили возможность и техническую помощь для формирования белой Северо-Западной армии на их территории, а также продовольствие для населения Петрограда после его взятия[2].

Вставал вопрос об условиях, на которых Финляндия оказала бы помощь. По сообщению русского посла в Англии В.Д. Набокова от 14 февраля 1919 г., крупнейший либеральный политик и теоретик П.Б. Струве на пути из Финляндии в Париж передал ему, что «русские деятели, группирующиеся вокруг Юденича и Карташёва (ведущий политический советник Юденича, член ЦК кадетской партии — В.Х.), без оговорок стали на почву лояльного признания независимости Финляндии. Струве утверждает, — подчёркивал Набоков, сочувствовавший этой идее, — а отзыв его для меня достаточно компетентен, — что теперешнее правительство Финляндии для нас наиболее благоприятно. Личные мои сношения с здешними финляндскими представителями установили, что они крайне дорожат признанием нами их новорождённой независимости и что было бы близоруко не использовать этого настроения»[3].

Буквально через 3 дня Набоков обращается к И.И. Сукину с новой настойчивой телеграммой по поводу Финляндии: «Убедительно прошу Вас проникнуться сознанием, что независимость последней есть совершившийся факт. Державы Согласия рано или поздно признают её, и нет никаких оснований думать, что они серьёзно будут считаться с тем или иным отношением к этому русского правительства, которого они сами не решаются ещё признать»[4].

Таким образом, вопрос о Финляндии вошёл в фазу активного обсуждения в высших сферах Белого движения в феврале 1919 г. Уже 24 февраля высказал своё авторитетное мнение министр иностранных дел С.Д. Сазонов из Парижа. Он занял осторожную и не вполне чёткую позицию (приводим полный текст телеграммы): «Предположение создать из Финляндии под руководством Юденича военную силу для борьбы с большевиками выдвигает вопрос о нашем отношении к домогательствам финляндцев, которые склонны оказать поддержку Юденичу при условии предварительного выяснения указанного вопроса. По моему мнению, никто в наше время не правомочен дать какие-либо заверения в смысле признания независимости Финляндии, так как право это принадлежит исключительно будущему Русскому народному собранию. Хотя Финляндия не имеет права односторонним актом порвать свою связь с Россией, тем не менее полагаю, что при нынешних обстоятельствах нам следует пока считаться с создавшимся положением, противодействовать которому мы бессильны. Поэтому, ввиду крайней необходимости дать Юденичу возможность подготовить наступление на Петроград, нам нужно воздержаться теперь от споров с Финляндией. Я желал бы знать, поддерживаете ли Вы это мнение»[5].

Сходную позицию занял соратник Сазонова по Русскому политическому совещанию в Париже, русский посол во Франции В.А. Маклаков. Солидаризируясь с мнением Сазонова, он передаёт для адмирала телеграмму за его подписью 3 марта, развивающую и поясняющую данную позицию: «финляндцев, — заставляет нас считаться с намерением последних использовать создавшееся положение для получения от нас признания их независимости. Я настаиваю на неправомочности кого бы то ни было, кроме Всероссийского народного собрания, высказаться по этому предмету. ..Настоятельная необходимость Юденичу подготовить с помощью Финляндии наступление на Петроград, — что невозможно без содействия Тем не менее, ввиду опасности погубить начатое Юденичем дело, думаю, что нам следует изыскать средства хотя бы отчасти удовлетворить финляндцев. По имеющимся здесь данным, это, может быть, могло бы быть достигнуто заявлением, что мы не возражаем против предоставления Финляндии самостоятельности при условии обеспечения стратегических интересов России и защиты Петербурга. Мы смогли бы даже дополнить это обещанием в своё время поддержать таковое разрешение вопроса перед Русским народным собранием. Чайковский (глава правительства Северной области — В.Х.) со своей стороны согласен на таковое заявление. Благоволите известить нас по телеграфу срочно, согласны ли Вы уполномочить меня (просьба исходит от Сазонова — В.Х.) в случае надобности сделать подобное заявление от Вашего имени»[6].

Таким образом, Сазонов по существу склоняется на позицию сторонников признания финской независимости, избегая лишь «окончательных» формулировок и стараясь оставаться в рамках формальной законности. Такая уклончивая позиция вряд ли удовлетворила бы финнов и не могла удовлетворить А.В. Колчака (только по противоположным соображениям). На полях телеграммы Маклакова и Сазонова Верховный правитель начертал собственноручную резолюцию: «Я не считаю кого-либо правомочным высказаться по вопросу о признании финляндской независимости до Всероссийского национального или народного собрания, а потому не могу уполномочить Вас сделать какие-либо заявления по этому предмету от моего имени. Адмирал Колчак. 8.III.1919»[7]. Сукин официально уведомил Сазонова об ответе адмирала телеграммой от 10 марта[8].

Одновременно продолжал горячо настаивать на уступках Набоков, передавая в Омск сообщение Юденича: «Положение наше в Финляндии становится очень трудным. Здесь работают испытанные немецкие люди. Нас разделяют по стране, указывают пункты жительства, лишают права передвижения, тогда как немецкие офицеры, которых здесь осталось много, свободно разъезжают по Финляндии». Сообщая о слухах о будто бы готовящемся под влиянием немцев выступлении финнов на Петроград без согласования с русскими белогвардейцами, Юденич просит: «Настоятельно необходимо указать финляндскому правительству, что всякое движение на Петроград финнов без согласования с нами..будет истолковано как акт, враждебный России»[9]. О деятельности немцев в Финляндии в пользу соглашения с Советской Россией и выдворения Юденича сообщал несколько позднее и морской агент (атташе) в Норвегии Веймарн[10]. Командующий Северной белой армией генерал Е.К. Миллер сообщал о «панфинской пропаганде» финнов в Карелии и опасался их стремления отторгнуть Карелию от России[11].

Казалось бы, уже сами по себе эти сообщения с излагавшимися удручающими фактами отношения финнов к русским должны были насторожить в отношении их намерений. Вместо этого Набоков делает неожиданный вывод (в следующей телеграмме, поданной в тот же день): чтобы рассеять недоверие финнов и привлечь их помощь, следует скорее признать их независимость, поскольку «финляндское правительство никогда не признает никакого решения русского Национального собрания, не санкционирующего независимость» (что, по-видимому, отвечало истине), и в таком случае «державы Согласия, мирная конференция, Лига наций — все эти решающие инстанции несомненно станут на точку зрения независимости[12]». Таким образом, по мысли видного в прошлом кадета, следовало просто смириться с неизбежным.

Однако, получив уведомление об исключающей сомнения резолюции Верховного, отвечавший за внешнюю политику за границей Сазонов «берёт под козырёк», допустив лишь оговорку, что предлагавшееся им ранее заявление в адрес Финляндии можно было бы сделать «только от нашего личного (Колчака и Сазонова — В.Х.) имени, а потому, нося лишь только частный характер, оно не могло бы связать будущее Русское народное собрание». Очевидно, однако, что подобный «компромисс» ещё менее удовлетворил бы финнов, ибо «лазейка» для русских в таком случае была бы шита белыми нитками; в глазах же русских патриотов-империалистов Колчак бы безнадёжно скомпрометировал себя подобным «соглашательством»[13].

Иным было отношение к требованиям независимости со стороны Эстонии и Латвии. Н.Н. Юденич передавал в Омск через посла в Швеции Бэра: «Крайне необходимо воздействие держав Согласия на эстонское правительство, которое требует от нас признания их независимости, в чём мы отказываем»[14]. По этому поводу Сазонов телеграфировал Сукину 27 апреля: «Если признать необходимым для действий против Петрограда базироваться на Эстляндию, придётся договориться с эстонцами, чтобы они не препятствовали образованию наших сил. Это требует предварительного выяснения нашего отношения к эстонским стремлениям. Убеждён, что никогда нельзя будет согласиться на независимость Эстонии и Латвии, но нужно будет дать этим областям широкую местную автономию под условием обеспечения прав всех национальных меньшинств, в первую очередь русского. Только на этой основе возможны переговоры с эстонскими властями, сотрудничество которых нам теперь необходимо. Прошу уведомить, согласен ли Верховный Правитель с изложенным взглядом»[15].

Исключение в Русском политическом совещании составлял Б.В. Савинков, высказывавший (по сообщению В.А. Маклакова) особое мнение, сводившееся к следующему: поскольку нельзя рассчитывать в ближайшее время на кредиты союзников для формирования частей Юденича, надо договариваться с Финляндией и Эстонией о помощи даже ценой признания их независимости, либо вообще отказаться от планов операции по взятию Петрограда[16].

В телеграмме Сукину от 24 апреля Сазонов изложил мнение Русского политического совещания по итогам стратегического обзора генерала Н.Н. Головина (также указывавшего на необходимость помощи финнов и эстонцев Юденичу для взятия Петрограда) в отношении условий соглашения с теми и другими: «Первый пункт. Обе стороны (Россия и Финляндия — В.Х.) признают, что вопрос о будущем положении Финляндии подлежит окончательному рассмотрению по взаимному соглашению между финляндским сеймом и русским народным представительством.

Пункт второй. Финляндцы признают особое стратегическое положение России как в смысле военно-морской позиции в Финском заливе, так и охраны северной границы.

Пункт третий. Русские же обязуются, что вне условий обеспечения стратегической безопасности России они не намерены ни в чём ограничивать независимость Финляндии.

Пункт четвёртый. В настоящую переходную эпоху, пока образование Всероссийского народного представительства позволит окончательно определить положение Финляндии, нынешнее финляндское правительство..признаётся как фактически существующая финляндская власть, независимая во всех вопросах внутреннего строения и управления страной.

Пункт пятый. До определения окончательного положения Финляндии, финляндское правительство обязуется не заключать никаких военных или политических соглашений с третьими державами"[17].

Таким образом, подразумевался скорее постоянный военный союз с Финляндией, чем восстановление старого подчинённого положения последней. Фактическое же признание временной самостоятельности финского правительства по существу отразилось в известном ответе А.В. Колчака на ноту 5 союзных держав от 3 июня 1919 г., составленном при участии кадетского лидера, министра внутренних дел В.Н. Пепеляева и управляющего МИДом И.И. Сукина[18]. Как бы в подтверждение непоколебимо великодержавной позиции, Сазонов ещё 4 апреля уведомлял Сукина о сделанном им официальном заявлении представителям Антанты, что «помимо этнографической Польши, никакие вопросы не могут быть решены без участия и согласия России»[19].

Однако дипломатов ожидал холодный душ со стороны более прагматичного Верховного правителя. Развеивая их эйфорию от уверенности в готовности финнов к помощи, 7 мая Сукин в ответ уведомлял Сазонова через посредство Маклакова: соглашаясь со стратегической важностью фронта Юденича для Белого дела и желательностью помощи финнов, «Верховный Правитель находит необходимым, чтобы объяснение с финляндским и эстонским правительствами было поставлено в прямую зависимость от их готовности наступать на Петроград. По сведениям французского и английского правительств, финляндцы будто бы таких намерений не имеют (здесь и далее выделено мной — В.Х.), желая ограничиться лишь самообороной и действиями в Карелии..». В связи с этим «вырабатываемые совещанием (имеется в виду Русское политическое совещание — В.Х.) основы для объяснений с Финляндией подвергаются изменениям. Формулировка пункта первого как бы предопределяет независимость Финляндии. Правительство считает, что государственное положение Финляндии может быть определено лишь Учредительным собранием, предпочитая не упоминать о соглашении последнего с сеймом. Пункт второй принимается. Пункт третий желательно выкинуть, ограничившись четвёртым пунктом, в конце которого сказано, что за фактически признаваемым финляндским правительством оставляется полная независимость в вопросах внутреннего строения и управления страной. Пункт пятый принимается. Что же касается переговоров с эстонцами, то предложенная Вами формула автономии в самом широком смысле под условием обеспечения национальных меньшинств вполне совпадает с общей национальной программой правительства»[20].

Позицию А.В. Колчака лишний раз подкрепляло сообщение генерала Д.Г. Щербачёва, возглавлявшего военное представительство белых за рубежом, о том, что англичане не хотят связываться с формированием нового фронта Юденича и планируют перебросить морем подчинённые ему силы в Мурманск для соединения с Северной армией Е.К. Миллера, в связи с чем в Лондон направлялся на переговоры генерал Н.Н. Головин[21]. Тем временем, к маю 1919 г. Юденич располагал всего лишь 5,6 тыс. штыков в Эстонии, на большее у него не было средств[22].

В апреле 1919 г. финны под предлогом помощи белым предприняли интервенцию в Карелию. В гельсингфорсских газетах было опубликовано воззвание штаба финской «белой гвардии», в котором открыто говорилось: «У карельского народа одна общая цель с финскими добровольцами — освободить карельскую землю от русских». «Отношение финнов к нам враждебно, — заключал по этому поводу В.А. Маклаков, — они, пользуясь нашей временной слабостью, решают свою национальную задачу — создание великой Финляндии»[23]. Этот вывод лишний раз подтверждает правоту позиции, занятой в тот период А.В. Колчаком.

Находившийся в Финляндии при Юдениче контр-адмирал В.К. Пилкин в личном письме старому другу, колчаковскому морскому министру контр-адмиралу М.И. Смирнову, написанном в мае 1919 г. и дошедшем до адресата лишь в сентябре, подтверждал факт огромного влияния в Финляндии прогермански настроенного «Союза егерей», состоявшего из финских добровольцев, воевавших в Первой мировой войне на стороне Германии. В письме, проникнутом неприязнью к финнам, Пилкин пишет о «свойственной чухнам (принятое в России презрительное прозвище балтийских народов — В.Х.) мрачной тупости и близорукости», о «сильной ненависти» всех финских политических групп к России, финская пресса, по его словам, «называет русских клопами, которых надо выжечь, саранчой, чумой и т. п.». То же самое, согласно его утверждению, происходило в Эстонии. Правда, Пилкин оговаривается, что отношение простого народа в Финляндии к русским значительно лучше, он говорит: «Что мы жили с Россией — мы голода не знали, а при шведах, наши деды говорят, что мы кору ели». Заключительное мнение контр-адмирала: операция по взятию Петрограда допустима только под русским флагом во главе с Юденичем и под контролем союзников, иначе финны, «при их ненависти к России и их характере мясников», вырежут в столице всех русских[24].

Тем временем, посол в Англии Набоков в подкрепление своего мнения о неизбежности уступки финнам сообщал 7 мая: «Представитель правительства (британского — В.Х.) заявил вчера в палате общин, что английское правительство решило признать независимость Финляндии»[25]. Ещё более тревожное известие принёс буквально на следующий день поверенный в делах в США Угет: «Государственный департамент устно передал, что Америкой, Англией, Францией и Италией признано правительство де-факто независимой Финляндии»[26].

Позиции белых в Прибалтике отчасти улучшились в мае 1919 г.: в Латвии с помощью белогвардейского добровольческого отряда ротмистра светлейшего князя А.П. Ливена был совершён переворот, антирусское правительство заменено коалиционным с участием русских (балтийских) немцев умеренно автономистского толка. Англия и США не признали переворота, но Ливен пригрозил уйти с латышско-советского фронта в случае возвращения к власти старого правительства[27]. При этом В.Д. Набоков сообщал морскому министру адмиралу М.И. Смирнову, что Ливен просит Колчака признать его отряд частью его армии и финансировать, поскольку до тех пор отряд содержался на деньги латышского правительства[28].

С учётом всей обстановки, А.В. Колчак в телеграмме Н.Н. Юденичу 26 мая подтвердил свою прежнюю позицию: «Признание независимости Финляндии может исходить только от Учредительного собрания. В настоящее время никто не правомочен вступать в формальное соглашение по этнографическим вопросам от имени России»[29].

23 июня 1919 г. адмирал А.В. Колчак направил официальное обращение Маннергейму, гласившее: «В эти решительные дни нашей борьбы с разрушительным и анархическим началом большевизма я не исполнил бы своего долга перед Россией, если бы не обратился к Вашему Превосходительству с совершенно откровенным, исполненным глубокого доверия призывом, к которому меня побуждает забота о спасении неисчислимых человеческих жизней, томящихся под режимом большевиков.

Я исхожу из убеждения, что должно быть сделано всё возможное для достижения наиболее скорого сокрушения большевизма. Поэтому я хотел бы надеяться, что Вы побудите финляндское правительство принять участие в общем деле и перейти к решительным мерам для освобождения северной столицы России, начав активные военные операции в направлении Петрограда.

От имени русского правительства я хочу Вам заявить, что сейчас не время сомнениям или колебаниям, связанным с какими-либо политическими вопросами. Не допуская мысли о возможности в будущем каких-либо неразрешимых недоразумений между освобождённой Россией и финляндской нацией, я прошу Вас, генерал, принять это моё обращение как знак неизменной памяти Русской армии о Вашем славном прошлом в её рядах и искреннего уважения России к национальной свободе финляндского народа. Адмирал Колчак. 23 июня 1919 г."[30].

Ответ Маннергейма гласил: «Прошу Ваше Превосходительство принять мою благодарность за телеграмму от 23 июня, полученную мною 4-го сего месяца. Большинство финляндского народа вместе со мною с сочувствием следит за борьбой, которую Вы во главе храбрых русских войск ведёте с целью истребить большевизм, тем более, что и мы принимаем в ней участие, раздавив в Финляндии красное восстание, поддерживавшееся и управлявшееся советским правительством, а затем в лице добровольцев откликнувшись на зов эстонского народа и населения Олонецкой губернии (Карелии — В.Х.) в их тяжёлой борьбе против большевиков. Хотя я уверен в том, что впредь в состоянии уничтожить всякую попытку поднять в Финляндии красное знамя революции, но тем не менее [мы] знаем, что существующая в них советская власть представляет для нас постоянную угрозу и далеко не безучастны к страданиям, переживаемым русским народом под игом большевиков. Помимо гуманитарной стороны вопроса, взятие Петрограда имело бы большое значение этого города, как опорного пункта военных действий советской власти в северной России, ввиду сосредоточения в нём всех нитей северо-российской революционной пропаганды. Поэтому финляндскому народу и его правительству далеко не чужда мысль об участии регулярных войск финляндских и об освобождении Петрограда. Не стану от Вас скрывать, господин адмирал, что, по мнению моего правительства, финляндский сейм не одобрит предприятия, приносящего нам хотя и пользу, но требующего тяжёлых жертв, если не получим гарантию, что новая Россия, в пользу которой мы стали бы действовать, согласилась на некоторые условия, исполнение которых мы не только считаем необходимым для нашего участия, но также необходимой гарантией для нашего национального и государственного бытия. Г. Маннергейм. Стокгольм, 10 июля 1919 г.»[31].

Что это были за условия, записал в своём дневнике В.Н. Пепеляев: «Финны из участия во взятии Петрограда требуют признания безусловной независимости, самоопределения населения Карелии и Олонецкой губернии». И комментировал свою реакцию: «Предложение отклонить и ответить в духе нашей ноты»

---