Обзор девятнадцатого номера журнала «Благодатный Огонь»

Вышел в свет девятнадцатый номер журнала «Благодатный Огонь».

Журнал открывается статьей известного православного публициста Валерия Духанина «Памяти Святейшего Патриарха Алексия II». Автор пишет: «Святейший Патриарх Московский и всея Руси Алексий II покинул наш мiр 5 декабря 2008 года. В памяти большинства православных людей он останется как необыкновенно светлый, добрый и одновременно рассудительный предстоятель Церкви. В нём сочетались глубокое личное благочестие и административный талант, любовь к богослужению, православным традициям и умение общаться с пользой для Церкви с самыми разными лицами, даже чуждыми Православия. Значение его трудов неоценимо.

К сожалению, не все, кто пользовался расположением Первосвятителя, сохранили к нему признательность и благодарность. Уже вскоре по кончине Святейшего диакон Андрей Кураев в интервью одной радиостанции сравнил эпоху патриаршества Святейшего Алексия II с временем брежневского застоя. Критиковали Святейшего Алексия реформаторы-модернисты, желавшие перекроить традиции Церкви на свой лад, критиковали его и сторонники крайне правого крыла, такие как последователи бывшего епископа Анадырского и Чукотского Диомида, истолковывавшие тактичность и осмотрительность Святейшего в общении с внешним для Церкви мiром как недопустимый компромисс. Не понимая всей сложности стоявших перед Первосвятителем задач, те и другие хотели видеть в Патриархе реализатора близких им, сугубо антицерковных идей и взглядов».

Далее В. Духанин подробно рассказывает о многогранном церковном и общественном служении Святейшего Патриарха Алексия. «Для Святейшего Алексия патриаршество было прежде всего крестным подвигом самоотверженного служения Церкви. Ничего для себя и всё для Церкви — вот то главное, что являл в своих многочисленных патриарших деяниях любимый православными людьми Предстоятель» — пишет автор, и приводит характеристику деятельности Патриарха Алексия II, которую дал Святейший Патриарх Кирилл (еще, будучи Местоблюстителем Патриаршего престола): «Благодаря многим трудам и заботам Святейшего Патриарха Алексия наша Церковь совершенно изменилась за годы его Первосвятительского служения. Она окрепла, возросла, активно включилась в общественную жизнь. Были не только построены или восстановлены дома Божии. На мой взгляд, было сделано самое важное — Церковь вышла за свою ограду. Она начала просветительскую миссию, занялась катехизацией, образованием, социальным служением и благотворительностью, издательской и информационной деятельностью, духовным окормлением воинства, сотрудников правоохранительных органов, заключенных».

Почему же критика покойного Патриарха Алексия исходит главным образом от тех, кто говорит о миссии? — задается вопросом В. Духанин и приходит к такому выводу: «Как правило, упрёки раздаются со стороны тех, кто желал не просто проповеди и новых отношений Церкви и общества, но реформирования самой Церкви в угоду светскому, обмирщённому обществу. Как известно, Святейший Патриарх Алексий II, продолжая традицию бывших до него предстоятелей, высказывался резко против какого-либо церковного модернизма. В нём Святейший видел очевидную угрозу Церкви. Модернист не понимает сути и смысла церковной жизни, он думает, что путь к духовному совершенствованию пролегает не через личный духовный подвиг, а через подстраивание церковной жизни под стихии мiра сего, подведение её под уровень невоцерковлённых людей. Именно из такого умонастроения рождается обновленчество,которого так не любил Святейший.

Знаменательно, что Святейший Патриарх Алексий II, с детства воспитывавшийся в Церкви, знающий подлинную ценность церковных традиций, резко критиковал попытки любой богослужебной реформации. На епархиальном собрании духовенства Москвы 20 декабря 1993 года Святейший впервые назвал модернистское движение внутри РПЦ, разрушающее богослужебные традиции, неообновленчеством . Тем самым он показал, что современные церковные реформаторы являются духовными преемниками обновленцев 1920-х годов. В этом отношении одним из наиболее значимых выступлений Святейшего Патриарха Алексия II стало его обращение к собранию московского духовенства 24 декабря 2007 года. Первосвятитель сказал буквально следующее: „Никакой „подготовки литургической реформы в Церкви“ нет и быть не может! Те, кто порой высказывают частные мнения о том, что нужно перевести богослужение на русский язык, о чём в свое время говорили обновленцы, или предлагают сократить богослужение, забывают, что Церковь, её уставы и правила вырабатывались тысячелетиями, и они должны свято соблюдаться. Никакого пересмотра текста Великого канона преподобного Андрея Критского не будет. Церковь наша в трудные времена гонений и испытаний выстояла, сохраняя незыблемой свою традицию. Эту традицию должны свято беречь и мы. Я призываю всех вас соблюдать наши православные традиции и не смущаться частными высказываниями людей, пытающихся возвратить нас во времена обновленчества“. Эти слова можно считать духовным завещанием нам, тем, кто помнит Святейшего Алексия II, и кому дороги традиции Церкви».

* * *

Статья известного пастыря протоиерея Владимира Правдолюбова «О миссионерстве и некоторых миссионерах» заставляет задуматься о плодах деятельности иных миссионерских тружеников. Отец Владимир пишет: «Выход членов Церкви к невоцерковлённому народу требует соблюдения некоторых правил „техники безопасности“, так как „ мiр во зле лежит “ (1 Ин. 5, 19). По опасности он сравним с выходом космонавта в открытый космос. Ему нужен прочный скафандр и надёжная привязка к космическому кораблю. Так и миссионеру нужен надёжный скафандр смирения, покаяния и молитвы, а главное — неразрывная связь с Церковью. Причём, если космонавт (предположим невероятное) по какой-то причине оторвётся от космической станции, он сознаёт весь трагизм своего положения. А оторвавшийся от Церкви может этого даже не заметить, считая, что он-то и есть Церковь! (См. Мф. 7, 21−23) „ Блюдите, како опасно ходите!“ — предупреждает апостол (Еф. 5,15). Отрыв от Церкви несравнимо более трагичен, чем отрыв космонавта от космического корабля».

Прот. Владимир Праводолюбов в своей статье рассуждает о «залётах», случающихся с некоторыми глубоко уважаемыми миссионерами, в первую очередь с диаконом Андреем Кураевым, которого о. Владимир справедливо называет «абсолютным чемпионом по залётам». Подробно разбирая в своей статье все несуразные и эпатажные высказывания протодиакона Андрея Кураева, смутившие многих православных верующих и оскорбившие память почившего Патриарха Алексия, о. Владимир Правдолюбов обращается к миссионеру: «От всей души со слезами умоляю о. Андрея осмыслить всё это и покаяться перед Богом и перед святыми, которым он нанёс оскорбление — и впредь, подражая покойному Патриарху Алексию II, говорить и тем более писать более обдуманно и взвешенно, а главное, более смиренно, чтобы не вносить смуту в души верующих».

* * *

Постоянный автор журнала «Благодатный Огонь» Николай Каверин публикует составленный им « Миссионерский патерик », который предваряют два раздела:

«I. Православный декаданс» и
«II. Проект „Политическое православие“ — „оранжевый апельсин“ в Церкви».

«Миссионерский патерик» — это своеобразный и оригинальный публицистический анализ нового явления в церковно-общественной жизни: миссионерского православия , или «вселенского агрессивного миссионерства», часто не имеющего ничего общего с православием святоотеческим и с церковными традициями, и которое автор определят как « православный декаданс ». Миссионерство становится самоцелью, миссия ради миссии принимает иногда самые причудливые и уродливые формы. Кроме «миссионеров-рокеров» появляются «миссионеры-байкеры», «миссионеры-кризисные менеджеры», «уличные православные миссионеры», «антирейдерские миссионеры», «миссионеры-артисты», «миссионерство» на страницах гламурных журналов, в различных телешоу, «миссионерские крестные ходы на самолётах». Предлагается открытие «православных ночных клубов» с миссионерским уклоном, «православных дискотек» и даже создание своей «программы православного секспросвета» в школах как альтернативы западной! И подобная миссионерская «социализация» рассматривается сегодня чуть ли не как главная задача Церкви.

В Русской Церкви на наших глазах рождается какое-то нездоровое заболевание миссиофилией . Замечательно сказал об этом явлении архимандрит Рафаил (Карелин): «Если Бог не призвал, то и ухищрения не помогут».

Н.Каверин пишет: «„Миссионеры“, подстраивающиеся любыми способами под стихии мiра сего, — это сегодня бич всей нашей православной духовности и истинной церковности. Тем более, что миссионеры эти нередко заражены комплексом обновленческого упрощения богослужебных традиций ради обращаемого меньшинства , в ущерб традиционно настроенному большинству . Это подобно тому, как если бы ради пришедших в дом гостей выгнать из дома постоянных его обитателей.

Предлагая суррогатное православие, обделённые благодатью Святого Духа миссионеры привлекают людей не к Богу, а к себе. Люди видят в них свои страсти и поэтому принимают их за своих. Соевые продукты тоже имеют вкус настоящих, но все знают, что это — подделка. Будем осторожны, — нам предлагают „соевое православие“! — предупреждает автор.

Тот особый вид „миссионерства“, как его понимает небольшая группа околоцерковных „политправославных“ хунвейбинов, является чужеродным наростом на теле церковном. Такое „миссионерство“ — это православный системный кризис . Антикризисной мерой может быть только возврат к традиционным аскетическим нормам церковной жизни, что так претит проповедникам гламурного православия».

Говоря об ошибках современных миссионеров, Н. Каверин отмечает: «Главное, что нынешние „миссионеры“ абсолютно не понимают, почему люди не хотят становиться христианами. Поэтому и выдумывают абсолютно нелепые „миссионерские проекты“ с к.п.д. 0%. А отсюда — и неверные их методы „миссионерства“.

Сейчас новая религия — это бизнес, т. е. создание своего собственного рая своими собственными руками. Бизнес захватывает человека полностью и Бог, если бизнесмен — верующий, отходит для него на дальний план, поскольку бизнес — это своеобразный олимпийский марафон или „русская рулетка“.

Для современного мiрского человека понятие рая без блуда невозможно, ибо блуд является для него квинтэссенцией земного рая. Блуд является смыслом его жизни, а деньги — лишь средством для построения этого „рая“. Ему постоянно врезается в сознание, что любовь и блуд — это синонимы, и чем больше такой любви — тем больше счастья. Плюс ещё деньги. „Love. Sex. Money“. Это — формула, цель и смысл современного человека (отметим, что эти „ценности“ очень кратковременны). И когда такому человеку неопытные миссионеры пытаются проповедовать христианские ценности, — для него они, не являясь реальностью, вызовут только чувство протеста и раздражения. Недаром Господь предупреждает: „Не мечите бисер ваш перед свиньями“.

Современному обывателю жить без Христа и без Церкви проще : можно не замечать свою совесть, свободно блудить, не накладывая на себя какие-то моральные обязательства. К тому же ещё и другие церковные ограничения — заповеди, посты, молитвы и т. п. О загробной жизни он обычно не задумывается, тем более в моде сейчас всевозможные оккультные эрзатцтеории „бессмертия“ (например, о бесконечном перевоплощении). Для него это „альтернатива“ церковному учению о загробной жизни, ибо в церковь он идти не хочет по причине того, что она запрещает ему вышеупомянутый „рай“: „Love. Sex. Money“».

Вторая часть «Миссионерского патерика» посвящена анализу политической составляющей современного миссионерского движения, о которой мало кто подозревает. Автор пишет: «Конечной целью „агрессивных миссионеров“, которую они открыто декларируют, является сильная Церковь с претензиями стать лидером вселенского Православия, а Московский Патриархат должен взять на себя функции „православного Ватикана“ или „Вселенского Патриархата“. Для Русской Церкви ставится претенциозная задача миссионерской экспансии — вселенского миссионерства. Об этом часто говорит один из идеологов „ Политического православия “ глава „Византийского Клуба“ Аркадий Малер. По сути — это идеология своеобразного „православного глобализма“ с элементами „хилиазма“: через мифическое всеобщее „воцерковление“ построение некоего „вселенского православного общества“ на земле. Политправославные идеологи „сильной Церкви“ стремятся не только вписать её в современный мiр постмодернистского разложения, но и в контексте „социализации“ и ползучей церковной реформации разыграть с помощью „сильной Церкви“ свои небескорыстные интересы, связанные с активным политическим переустройством современного общества».

Н.Каверин предупреждает об опасности для Русской Церкви быть втянутой в политические интриги. Он пишет: «В случае серьезных социально-политических нестроений в российском обществе за неимением реальной оппозиционной структуры закулисным дирижерам нужно будет срочно отыскать «субъекта», который смог бы возглавить протестные слои народа при наступлении кризисной ситуации в России. И таким единственным Субъектом — тараном против «антинародной политики правительства» — могла бы стать… Русская Православная Церковь, объединяющая миллионы верующих. РПЦ, по замыслу мировых сценаристов, может временно стать аналогом польской «Солидарности» начала 1980-х гг., неформальной политической «партией» т. е. субъектом антигосударственных политтехнологий и манипуляций общественным мнением… Политправославные граждане с «миссионерским уклоном» посредством «социализации», или «агрессивного миссионерства» пытаются завлечь в лоно «сильной Церкви» массы населения, в первую очередь политическую элиту, представителей среднего и крупного бизнеса, гламурной общественности, молодёжи и т. п. Но для этого необходимо максимально приблизить церковную жизнь к светскому образу жизни большинства,максимально снизить любые аскетические требования к «новым православным». Это чисто католическая , в подражание Второму Ватикану, методика завлечения в храмы населения РФ… Оранжевая революция везде делалась руками неформальной молодёжи, выросшей вне традиции . Притащив её в церковную ограду и объявив «неприкасаемой» (пусть ходят в церковь, как хотят; руки прочь! это прекрасные ребята, патриотичные и т. п.), затем можно составить из этих неформальных лидеров и их приятелей оранжевую толпу … Аркадий Малер откровенно признаётся: ««Политическое Православие» возникло именно для того, чтобы не вносить в Церковь никакие политические разделения, а сделать саму Церковь главным и самостоятельным субъектом политического процесса».

Николай Каверин подытоживает: «Очевидно, что под видом «агрессивного миссионерства» подвигаются одновременно проект по реформации церковных и богослужебных традиций (игумен Петр (Мещеринов): «Миссия = реформация»), и проект «Политическое православие», задуманный втянуть Русскую Православную Церковь в разрушение российской государственности.

Остаётся лишь молиться и уповать на то, что Святейший Патриарх Кирилл, будучи одним из мудрейших архипастырей Церкви Русской, не поддастся на эти провокации и будет бережно охранять как церковные богослужебные традиции, так и умиротворять в случае кризисной смуты наш народ, не вовлекая Церковь в политические разборки».

Непосредственно сам « Миссионерский патерик », чтение которого особенно заинтересует читателей журнала, открывается следующим обращением:

«В предлагаемом читателю «Миссионерском патерике» собраны подлинные высказывания наших реальных живых «миссионеров», сказанные ими или в Интернете в своих «Живых журналах», или в проповедях и публикациях. Эти высказывания составители облекли в традиционную древнюю патериковую форму, чтобы дать почувствовать абсолютное несоответствие духа «проповеди-декаданса» нынешних «миссионеров» с духом истинной православной церковности».

* * *

Статья протоиерея Игоря Белова «О супружеском воздержании в пост: норма, или каноническое недоразумение?» посвящена каноническому рассмотрению вопросов, поднятых Великим постом 2009 года иеромонахом Димитрием (Першиным) и смутивших немалое число верующих. Автор пишет: «Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл, а ранее Святейший Патриарх Алексий II, неоднократно заявляли о недопустимости реформ в Русской Православной Церкви. Однако в последнее время несмотря на однозначные заявления двух Российских Патриархов в церковных СМИ появился ряд публикаций и статей, по своему духу явно реформаторских, не соответствующих древним традициям Православия. В частности, особым нападкам подвергаются традиции в области православной нравственности».

На основе тщательного рассмотрения канонов, церковно-пастырской традиции, высказываний святых отцов, подвижников благочестия и современных духовников, о. Игорь приходит к однозначному выводу, что взгляды о допустимости интимных отношений «во дни печальные Великого поста» не только резко противоречат каноническим нормам, но и являются обновленческими по своей антицерковной сути.

Завершает свою статью о. Игорь следующими словами: «Будем бережно хранить предание нашей Матери-Церкви, не разменивая его на псевдомиссионерское приспособленчество к стихиям мiра сего и образу жизни неверующего населения, искажая и занижая до недопустимого уровня церковные традиции ради привлечения невоцерковлённых людей. Пусть лучше люди, желающие влиться в церковную традицию, принимать нравственные нормы Православной Церкви, понимать и любить церковнославянское богослужение, освящённое молитвами многих поколений русского народа, поднимаются до духовных высот церковного Предания и живут в нём как православные христиане, возрастая от меры в меру в понимании его спасительной сущности».

* * *

Этой же теме посвящена статья Валерий Духанина «Постимся постом приятным», или Пост, приятный во всех отношениях".

Автор пишет: «Самым удивительным оказалось то, что защищать половые сношения супругов в пост вызвались люди, совершенно не знакомые с опытом христианского брака — поначалу иеромонах Димитрий (Першин), а затем и его учитель диакон (теперь протодиакон) Андрей Кураев… Плохо, когда миссионерская икономия постепенно становится церковной акривией (т.е. когда снисхождение к немощи нецерковных людей со временем становится правилом церковной жизни) — пишет автор статьи. — Иной миссионер старается разбить, как ему кажется, сложившийся стереотип, чтобы предложить новый, облегчённый образ спасения. Таким-то образом и появляется пост без супружеского воздержания, предпасхальная диета, которую куда как легче принять… Миссионеру нужно самому жить тем, о чём он собирается говорить, и его личное воодушевление, искренность и открытость вне всяких сомнений найдут отклик у молодых людей».

* * *

Немало страниц этого номера журнала посвящено разбору обновленческих опусов и ненормативной лексики игумена Феогноста (Пушкова). Владимир Константинов в своей статье «Буревестник агрессивного обновленчества игумен Феогност» наглядно демонстрирует причинно-следственную взаимосвязь гнилых паталогических словоизвержений о. игумена и его модернистских реформаторских взглядов: «Нередко суждения отца Феогноста напоминают речения тех самых подзаборных забулдыг, которым даже до босяков Максима Горького как лягушкам до Луны… Болезненным увлечением отца Феогноста, сильно травмирующим его и так не здоровую психику, является перевод богослужения на русский язык, в чём он преуспел, пожалуй, более, нежели весь Свято-Филаретовский институт священника Кочеткова с его мночисленными „катехизаторами“ и бакалаврами».

* * *

Разбору реформаторских взглядов обновленческого фундаменталиста игумена Феогноста (Пушкова) посвящена статья протоиерея Владимира Правдолюбова «Вновь о реформах богослужения».

В этой статье о. Владимир подробно и основательно подвергает острой критике обновленческую богослужебную практику игумена Феогноста и показывает всю несостоятельность призывов о. игумена к пересмотру вековых традиций православного богослужения: отмены церковнославянского языка, ектении об оглашенных, призывов к обязательному сверхчастому причащению…

Приведем цитату из статьи о. Владимира. «Игумен Феогност пишет: „Еще одна проблема — богослужебный язык. Почему на корякском, чукотском, китайском языке можно служить, а на современном русском богослужебном языке якобы нельзя?“ — вопрошает он.

И отец Владимир отвечает игумену Феогносту: во-первых, современным русским богослужебным языком является именно церковно-славянский язык . Точно так же современной богослужебной живописью является иконопись, а современной богослужебной музыкой являются гласы, распевы и некоторые партесы.

Великий Ломоносов считал церковно-славянский язык „высоким штилем“ русского языка и убежденно говорил, что русский язык так долго не будет подвержен упадку, „коль долго Церковь Российская славословием Божиим на славенском языке украшатися будет“.

Во-вторых, если бы существовали церковно-чукотский или церковно-китайский языки — на бытовом чукотском или бытовом китайском служить было бы нельзя. Но боюсь, — пишет о. Владимир, — что для создания церковно-китайского нужны века интенсивной богослужебной жизни просто китайского языка… Церковно-славянский язык в основном содержит слова, употребляющиеся только в богослужении. Эти слова связаны в молитвенных текстах с другими подобными им словами — и каждое из них помимо своего прямого значения окутано облаком священных ассоциаций.

В другом положении находятся слова бытового русского языка — они также помимо своего прямого смысла вызывают ассоциации, но бытовые, неуместные во время молитвы. Так что перевод богослужения на русский язык неприемлем, он нарушает ненужными ассоциациями молитву ».

Эти слова о. Владимир прекрасно подтверждает на многочисленных примерах безграмотного перевода чинопоследования Венчания на русский язык, сделанный игуменом Феогностом.

В заключение статьи автор отмечает, что «старание перевести богослужение на русский язык становится всё более настойчивым и даже агрессивным. Какие цели при этой агрессии преследуются, неясно. Ясно только, что далеко не благочестивые».

* * *

Тему реформы богослужебного языка продолжает статья доктора филологических наук, профессора Александра Камчатнова «Сакральный славянский язык в Церкви и культуре». Автор пишет: «Догматических и канонических запретов на богослужение на родном языке в Православной Церкви не существует, поэтому нет ничего непозволительного в том, чтобы перевести богослужение и на русский язык. Однако „ все мне позволительно, но не все полезно; все мне позволительно, но не все назидает “ (1 Кор. 10, 23). Эти апостольские слова вынуждают нас задуматься над всеми духовными последствиями такого перехода…

Исторически по Промыслу Божию сложилось так, что в Русской Православной Церкви и русской культуре приемником божественных энергий и средой богообщения стал славянский язык. В этом его ничем не заменимая ценность. Славянский язык есть словесная икона, „иконописцем“ которой является Дух Святой. На это можно возразить: если Дух дышит где хочет, то почему же Он не может дышать и в русском языке? На это возражение можно ответить: так уж сложилось в Предании Русской Православной Церкви, так уж устроено наше языковое сознание, о чём писал почти 200 лет назад А.С. Шишков. Когда, пишет он, я слышу: „Се, Жених грядет в полунощи“, — то я вижу Господа и Спасителя нашего Иисуса Христа; когда же я слышу: „Вон жених идёт в полночь“, — то я никакого Христа тут не вижу.

Значит ли сказанное, что церковнославянский язык является сакральным языком? Осуждение трёхъязычной ереси означает, строго говоря, только лишь то, что нет и не может быть ограничения на количество языков, способных выразить Богооткровенную истину. Но язык, действительно её выразивший, тем самым становится священным . И надо сказать, что такие языки всегда в большей или меньшей степени отличаются от разговорного языка народа.

Славянский язык есть наша словесная икона, поэтому хранение славянского языка должно быть правилом Русской Православной Церкви . Догматически это можно обосновать так же, как и иконопочитание: как там мы поклоняемся не доскам и краске, а в видимом образе почитаем невидимый Первообраз, так и тут мы поклоняемся не звукам и грамматическим формам, а в слышимом образе поклоняемся неслышимому Первообразу».

Александр Камчатнов напоминает о попытках реформы языка богослужения, имевших место в начале ХХ века: «К пересмотру богослужебных книг был привлечён цвет филологической науки того времени. В 1912—1913 годах были напечатаны и рекомендованы Святейшим Синодом к использованию в храмах «исправленные» Постная и Цветная Триоди. «Исправления» касались порядка слов, знаков препинания, падежного управления, замены причастий на глагольные формы, синонимических замен устарелых слов (например, 11-й член Символа веры в новой редакции звучал так: Чаю воскресения умерших ), и союзных средств типа иже, яже, еже . Казалось бы, этот русифицированный славянский «новояз» должен был прийтись по вкусу «простому» народу, о благе которого так рьяно радели реформаторы, однако на деле вышло всё наоборот. Исправленные Триоди распространялись медленно и почти нигде не были приняты. Певчие по-прежнему пользовались старыми книгами, поскольку «исправленные» тексты порывали со сложившейся церковно-певческой традицией. Иначе говоря, именно церковный народ не принял «более понятных» книг, предпочтя им старые.

История свидетельствует, — пишет Александр Камчатнов — что все попытки литургических и языковых реформ приходятся на годы социальных смут и потрясений; идеи реформ выдвигаются людьми со взвинченной психикой, одержимыми жаждой реформ ради реформ. Это заставляет предполагать, что истинные мотивы реформ гнездятся не в любви к славянскому языку, не в стремлении к его усовершенствованию, а в тщеславной жажде самоутверждения, которое неизбежно приведёт к расколу церковного единства.

И в заключение статьи автор делает следующие выводы:
1) славянский язык есть словесная икона; он должен быть признан такой же местночтимой святыней Русской Православной Церкви , как многие храмы и иконы;

2) хранение славянского языка должно быть правилом Русской Православной Церкви ; догматические основания для этого, в сущности, те же, что и для иконопочитания;

3) должно быть продолжено научное исследование истории славянской Библии и её критическое издание для обоснованных предложений по усовершенствованию языка перевода;

4) необходимо расширить издание книг на славянском языке, причём издавать их нужно с лингвистическими комментариями, но без параллельного перевода (кроме учебных текстов), печатая их кириллицей, а не гражданским шрифтом (славянские тексты, набранные «гражданкой», производят такое же впечатление, какое производил бы иконостас, в котором вместо икон — их чёрно-белые фотокопии).

* * *

Той же теме посвящена и статья Николая Каверина «Церковнославянский язык — это наш язык для беседы с Богом».

Приведём цитату из этой статьи. «Призывы к переходу как на богослужебный русский язык со стороны неообновленцев, так и на русифицированный церковнославянский со стороны сторонников „модернизации через традицию“, пытаются в последнее время оправдать „миссионерской необходимостью“ привести в Церковь чуть ли не все 80% русского населения РФ. И именно церковнославянский язык по мнению иных ревнителей „миссии без границ“ является, якобы, основным препятствием приходу новых людей в Церковь.

Возникает закономерный вопрос: почему ради достижения миссионерской „понятности богослужения“ раздаются призывы только к реформе богослужебного языка, тогда как призывы к реформам не распространяются на другие стороны богослужебного действия, как-то: иконы, богослужебную утварь и, прежде всего, богослужебные облачения? Ведь современному человеку, впервые зашедшему в православный храм, очень многое непонятно, и не только в молитвах и песнопениях на церковнославянском языке».

Автор приводит малозамеченный нашими церковными СМИ факт из жизни Элладской Православной Церкви: несколько лет назад в Элладской Церкви ради миссионерских целей и, прежде всего, ради привлечения молодёжи в храмы был проведён эксперимент по введению современного языка богослужения, который закончился полной неудачей. «В 2004—2005 гг. в Элладской Православной Церкви проходил девятимесячный „пилотный проект“ по использованию в ряде афинских приходов современного греческого языка при чтении отрывков из Нового Завета за богослужением.

По словам архиепископа Афинского и всей Эллады Христодула, испытательный срок показал, что нововведение не вызвало заметного интереса у молодёжи. Между тем именно привлечение молодых людей к лучшему пониманию богослужения было основной целью неудавшейся программы, напоминает греческая газета „Катимерини“.

Представители старших поколений, напротив, считают, что нет смысла изменять звучание библейских текстов, которые они слышали уже столько раз в течение своей жизни» (« Интерфакс ». 27.06.2005).

Н.Каверин в своей статье также обращается к неудачному опыту русификации богослужебных книг в начале ХХ века: «Несмотря на все по видимости успешные действия возглавляемой архиепископом Сергием синодальной Комиссии по исправлению богослужебных книг, новая печатная продукция вызвала определённое сопротивление в церковных кругах и, как пишет епископ Николай (Муравьев-Уральский), следующее, осуществленное ещё до революции, издание Постной и Цветной Триоди вышло в прежней, неисправленной редакции.

Автор приводит слова протоиерея Сергия Правдолюбова: «До революции был перевод Постной Триоди на модернизированный славянский язык. Этот перевод подготовила специальная комиссия, которую возглавлял митрополит Сергий (Страгородский), будущий патриарх. В 1912 году эта книга была издана. И вот в чём вопрос: почему этот перевод не прижился ни на клиросах, ни среди духовенства? Это вопрос — жгучий. Понимаете, в чём дело: ведь это колоссальный труд — подготовить такой перевод. Почти пять лет трудились люди, и не самые плохие люди делали эту работу! Но почему-то не прижилось, почему-то не понравилось. Это было страшное разочарование, такая горечь для митрополита Сергия, когда народ не принял перевод его комиссии. Больше того, профессор Литургики МДА А.И.Георгиевский как-то рассказывал нам о том — как народ не принял новую редакцию Триоди в 1912 году.

После многолетнего труда, потраченного на перевод, митрополит Сергий вышел читать Великий Канон в понедельник первой седмицы Великого поста: «С чего начну оплакивать окаянного моего жития деяний…». А после службы народ не стал расходиться и молча стоял. И когда будущий патриарх стал выходить из храма, кто-то из народа сказал: «Ваше Высокопреосвященство, а когда будут Канон Андрея Критского читать?» Митрополит Сергий крякнул, расстроился, и на второй день, во вторник, читал уже по старому тексту — а он ведь сам пять лет переводил!

Народ не захотел слушать, и это не из-за баловства, не из протеста какого-то. Это гораздо более серьёзная загадка, которой следовало бы заняться и понять: почему? С точки зрения филологической, лингвистической, ритмической, церковно-литературной, то есть гимнографической, духовно-аскетической, — почему это не было принято? Как литургист, я занимался этим: сравнивал перевод Великого канона, который был сделан в 1912 году, с традиционным славянским текстом, с двумя другими славянскими переводами и с греческим оригиналом. Как ни парадоксально, оказалось, что традиционный славянский перевод намного ближе к греческому тексту, его ритму, его духовной и аскетической насыщенности, чем все новейшие переводы. Вот в чём беда! Видно было какое-то нечувствие, непонимание у переводчиков, не было органической близости к оригинальному греческому тексту — и народ этот перевод не принял!»

Н.Каверин приводит многочисленные высказывания в защиту намоленного церковнославянского языка и напоминает распоряжение Патриаршего местоблюстителя митрополита Петра (Полянского) от 14 сентября 1925 года всем верным чадам Русской Православной Церкви, которое сохраняет свою силу и до сего дня и в котором говорится о «введении различных, часто смущающих совесть верующих новшеств при совершении богослужения…», в частности,

«п. 13) Введение в богослужебную практику русского языка… Я решительно заявляю, — писал митрополит Петр, — о недопустимости… подобных явлений в церковно-богослужебной практике… и предупреждаю, что упорствующие новаторы будут подвергнуты мною взысканиям».

«Будем помнить это указание священномученика Петра и, руководствуясь его распоряжением, бережно хранить Предание Церкви» — завершает свою статью Николай Каверин.

* * *

Тему богослужебного реформаторства продолжает игумен Сергий (Троицкий) в статье «О ектении „об оглашенных“».

«Движение некоего „литургического обновления“, или „евхаристического возрождения“, — пишет о. Сергий — охватившего православных в период активного участия в экуменическом движении почти всех поместных Православных Церквей, стало менять традиционное аскетическо-подвижническое сознание православных. Подавляющее большинство поместных Православных Церквей подпало под сильное влияние обмiрщения и фактического вымирания церковной жизни. И именно в контексте этого направления нового вектора церковной жизни вполне закономерными являются попытки реформирования и богослужения… Новым веянием стало сокращение или опущение ектении „об оглашенных“ и двух ектений литургии верных… Нужно сказать, что настроенность некоторых на реформы в богослужебной жизни Русской Церкви вызвана не столько пользой для Церкви, сколько некоей нездоровой одержимостью проводить реформы ради реформ».

Игумен Сергий подчеркивает, что «идеологи богослужебной реформы очень часто апеллируют к практике Элладской Церкви, но при этом выдёргивают некие формы, не учитывая содержания. Здесь мы хотели бы заметить, что, например, идеи сокращения Божественной литургии в XIX веке в Греции внедрялись в церковную жизнь исключительно под влиянием западного рационализма. И это было время серьёзного расцерковления греческого народа и упадка церковной жизни».

* * *

«О новых выступлениях против Благодатного огня» — так называется ещё одна статья Валерия Духанина в этом номере журнала.

Поводом к написанию сей статьи послужило то, что «14 апреля 2009 года, то есть накануне дня, когда Церковь вспоминала предательство Господа Иудой, в интернете появилось „открытое обращение“ к Патриарху Московскому и всея Руси Кириллу, как сказано, от верных чад Русской Православной Церкви. „Верные чада“, судя по подписям под обращением (в частности, религиовед, доцент РГГУ Борис Фаликов, публицист, поэт Борис Колымагин) восходят к кругу заштатного священника Георгия Кочеткова, чьи обновленческие реформы уже не раз волновали мир Церкви, начиная с девяностых годов. Странным образом в число подписантов „обращения“ не включён протодиакон Андрей Кураев, выступление которого в 2008 году собственно и породило радостные восклицания противников чудесной природы Благодатного огня и чуждых Церкви СМИ, а в среде церковной вызвало огромное смущение» — пишет автор статьи, в которой обстоятельно показывается полная несостоятельность всех доводов «православных атеистов», не верящих в это удивительное Чудо, творимое ежегодно Господом в Великую Субботу во свидетельство всем народам Чуда Воскресения Христова.

В. Духанин в завершение пишет: «Чудо схождения Благодатного огня — реальное чудо, но не такое, чтобы кто-то насильно был им обращён. В этой связи напрасно думать, что даруемое Богом чудо будет принято человеком, отвергающим Бога. Они так и будут говорить, что здесь есть что-то земное, зажигалка ли то, или мощное электромагнитное излучение, эффект плацебо или самовнушение. Странно другое: то, что люди, считающие себя верующими, готовы легко расстаться с явным Божественным даром, согревающим православных христиан в почти всеобщей атмосфере холодного цинизма и скептицизма. И всё-таки верно сказано в Священном Писании: „ Тайну цареву добро хранити, дела же Божия открывати славно “ (Тов. 12, 7)».

* * *

Завершает этот номер журнала статья киевского православного публициста Игоря Друзя«Идеология протопресвитера Александра Шмемана». И. Друзь пишет, что книги прот.А.Шмемана стали уже некоей «революционно-реформаторской классикой» в Церкви, и потому они заслуживают пристального критического рассмотрения. «Что прежде всего бросается в глаза при рассмотрении его сочинений? Крайняя политизированность его работ, в которых нередко видна крайняя степень приверженности господствующей в Америке политической либеральной идеологии, временами доходящая до настоящего фанатизма». Игорь Друзь цитирует из журнала «Православная Русь» статью сербского православного публициста Павла Рака: «Кажется, что прот. Шмеман полностью осуществлял идеал семейной духовности у себя дома. Приведу только два свидетельства. Одно: епископ Православной Церкви, которыйна чистый понедельник, после вдохновляющей началопостной проповеди прот. Шмемана, в доме проповедника был угощен курочкой. Другое — близкаго знакомаго прот. Шмемана: „Многие помнят о. Александра — остроумнаго собеседника, охотно шутившаго, иногда жестоким словом кого-нибудь высмеивающаго, курящаго одну папиросу за другой, смотревшего по телевизору состязания по бейсболу, любившаго жизнь во всем ея разнообразии и богатстве…“».

Есть и много других подобных свидетельств — пишет Игорь Друзь. — Удивительны эти «новые христиане», чей кумир богословствует с сигаретой в зубах и демонстративно жуя курицу в Чистый понедельник, заодно «жестоким словом кого-нибудь высмеивая"…

Автор отмечает, что прот. А. Шмеман, будучи протопресвитером крайне либеральной Православной Церкви в Америке, не был в ней «законодателем» церковного либерализма. Он прекрасно знал либеральные нравы и обычаи не только духовенства, но и епископата ПЦА и поэтому предлагать своему епископу в Чистый Понедельник постную трапезу — возможно означало для него прослыть среди своих собратьев по «профессии» (так о. А. Шмеман именует в Дневниках священнический сан) махровым мракобесом, обскурантистом, тупым консерватором, черносотенцем, а возможно, и русским фашистом и антисемитом. Большинство духовенства полуобновленческой ПЦА считало и считает доныне, что, как образно выражается один современный московский инок и поклонник творчества о. А. Шмемана, «молиццо и постиццо — непродуктивно».

Далее Игорь Друзь пишет о русофобии маститого протопресвитера: «Не могут не удивлять и его вечные поиски врагов, при этом врагами обычно оказываются православные, а из православных более всего — русские православные». Приводит автор и многочисленные цитаты, свидетельствующие о крайне скептическом отношении прот. А. Шмемана к Преданию Церкви.

«Весьма, весьма странно слышать от священника слова о том, что вся Церковь, в которой он вроде как священник, вся Литургия, которую он проводит — это «дремота», «скрыванье от себя реальности"… Церковь не находится в прошлом времени, как утверждает о.А.Шмеман. Она над временем, что и доказывает нынешнее мощное церковное возрождение, настоящее второе Крещение Руси. А насчёт того, что православие мол, стало ненастоящим, как это любят говорить поклонники Шмемана, да и кое-кто из ультраконсерваторов, так и это неправда. Оно самое настоящее, как настоящие пот и мозоли на руках самоотверженных строителей тысяч храмов, как настоящие молитвы у ютящихся в вагончиках и холодных бараках монахов, как настоящие и дети, рождающиеся в многодетных церковных семьях».

Игорь Друзь, цитируя журнал «Бдагодатный Огонь» (№ 16), приводит мнение протоиерея Владимира Правдолюбова: «О.А.Шмеману нужно было бы не лечить неизлечимо больную, а искать «здоровую» Церковь, и искать не где-то на полпути от современности к древности, а среди имеющихся в современной жизни христианских исповеданий. Руководящей нитью в поиске должны быть слова Спасителя: «… по плодам их узнаете их » (Мф. 7, 16−20). Церковь, к которой мы с тобой имеем счастье принадлежать, в свой наиболее порицаемый синодальный период дала в начале его целый ряд чудотворцев-святителей (мой дед — прот. Анатолий Правдолюбов — был свидетелем открытия мощей одного из них — свт. Феодосия Черниговского — и сам видел чудеса, которые при нём происходили), в середине синодального периода — сонм подвижников благочестия во главе с прп. Серафимом; в конце — великое множество мучеников, и — в то же время — воспитала рядовых своих членов так, что весь мир дивился нравственной высоте русской интеллигенции и простого деревенского русского люда. Вот наша опора! И при несоответствии наших взглядов её практике мы должны не её, практику, менять, а наши взгляды,…требование обязательной исповеди перед причащением, — исповеди, которую о.А.Шмеман с кощунственной иронией именует «…своего рода билетом на причастие…» (с. 302) — есть самое верное исполнение этого требования Златоуста, который считает необходимым приступающему к причащению (как, впрочем, и не приступающему) иметь страх Божий, благоговение и сокрушение сердечное… о.А.Шмеману следовать нельзя. Во-первых — о причащении. Прот.А.Шмеман решает вопрос о нём в протестантском духе: все мы грешны, все недостойны, а Бог всех принимает, прощает и удостаивает. О.А.Шмеман призывает всех — без всяких ограничений — причащаться, а Златоуст, следуя ап. Павлу, советует испытывать себя и не приступать к причастию даже тогда, когда у тебя есть порочные помышления, не говоря уж о делах… Церковь шмемановские заблуждения погубить не могут, они могут, при формальном единстве, только оторвать от неё людей, увлекшихся его учением».

* * *

В данном обзоре мы привели лишь краткие выдержки из статей последнего 19-го номера журнала «Благодатный Огонь». Читатель найдёт в этом номере много того, над чем следует задуматься православному человеку, воспитанному на верности церковным традициям Русской Церкви.

Материалы журнала «Благодатный Огонь», посвящены, как и всегда, проблеме церковного модернизма и обновленчества во всех его проявлениях, ведь как гласит народная пословица: «на то и „Благодатный Огонь“, чтобы обновленец не дремал!»

* * *

P. S. В скором времени откроется сайт журнала «Благодатный Огонь»: www.blagogon.ru