В предсоборные дни появилось сразу несколько текстов известного миссионера и публициста дьякона Андрея Кураева. Они посвящены одной теме — предстоящим выборам патриарха. Причем, свою позицию отец дьякон обозначил отчетливо: Патриархом должен стать митрополит Кирилл. В наличии такой позиции нет ничего предосудительного. Но вот то, с какой агрессией защищает дьякон свою точку зрения; с каким пафосом собственной непогрешимости в данном вопросе выносятся им суждения; то, как легко переступает он элементарные этические нормы и правила ведения честной полемики, — вызывает, мягко говоря, удивление. Кураев откровенно использует технологию очернительства иных возможных кандидатур. Иначе как можно объяснить развернутую им в сети Интернета кампанию против епископа Тобольского Димитрия? И кто поверит, что дьяконом движет чувство справедливости, христианского милосердия к «притесняемым» семинаристам тобольской семинарии, а не желание бросить тень на брата епископа Димитрия митрополита Климента? [
1] И как объяснить использование логического подлога, когда он выдвигает ложную дилемму, противопоставляя патриарха-молитвенника патриарху-администратору?
В своей очередной статье отец Андрей подвергает уничтожающей критике точку зрения сторонников избрания Патриарха при помощи жребия. [2] По существу вопроса Кураев прав: жребий не является для Церкви особенным и предпочтительным способом узнавания воли Божией. Но дело в том, что статья написана совсем по иному поводу. Не проблема богословского понимания жребия интересует дьякона, а предвыборная борьба и желание в выгодном свете представить сторонников одной партии и в невыгодном — тех, кто не является сторонником «одной партии».
По существу, в статье доказывается тезис: приверженность жребию служит доказательством исторической безответственности и чужда христианской культуре. Но истинность тезиса не очевидна, так как христианская история знает примеры использования жребия как средства разрешения различных проблем. Поэтому Кураев выдвигает в подтверждение тезиса ряд аргументов.
В аргументации отец Андрей использует ряд недозволенных уловок. В частности, он использует терминологический подлог. Слово «жребий» используется в двух значениях: жребий как концепт языческого мышления и жребий как выборный инструмент. Когда в статье говорится о сторонниках выбора Патриарха при помощи жребия, то используется первое значение, а когда речь заходит о примерах жребия в Писании и истории Церкви, выдвигается второе значение. Таким образом, сторонникам жребия отказано в его, жребия, инструментальном понимании. Спрашивается, на каком основании? Никаких оснований в статье не выдвинуто.
Другой, текстообразующий, подлог состоит в смешении разнонаправленных культур — христианской и культуры модерна. С одной стороны, отец Андрей вводит понятие синергии: «История воспринимается в христианстве как пространство диалога и соработничества Бога и человека (синергия)». Понятно, что сторонникам жребия достается в удел нарушение синергии в направлении излишнего, чуждого христианству, упования на волю Божью в ущерб богоданной человеческой свободе. Но если оставаться только в парадигме христианской синергии, то факт использования жребия в качестве выборного инструмента не является убедительным доказательством искажения идеи соработничества человека и Бога. Ведь тогда любое событие истории Церкви, связанное с фактом жребия, должно трактоваться как проявление язычества. И дьякон просто вынужден приводить известные примеры использования жребия в Библии и христианской истории и доказывать, что в том или ином случае имело место не концептуальное, а инструментальное его, жребия, понимание. И как бы красноречив ни был автор, понятно, что богословские основания критики сторонников жребия притянуты за уши.
Поэтому, с другой стороны, в текст вводится понятийная иерархия культуры модерна, чуждая, заметим, христианской культуре. Речь идет о понятии «архаика». «Антропологи и этнографы, где вы?! Сегодня православный Интернет дает замечательную возможность для анализа небывалой смеси архаики и модернизма». Как известно, для культуры модерна мир центрируется через концепт рациональности. Такое возвышение рацио обусловлено тем, что модерн является продуктом диалектического развития идеи возрожденческого антропоцентризма. Соответственно, все, что не отвечает требованиям рациональности как миропредставления, относится в область до-рационального, в область «архаики» и «мифологического сознания». Скажем, в «Философском словаре"[3], созданном в парадигме модерна, перечислены формы мировоззрения — мифологическое, религиозное, философское и научное. Понятно, что высшей формой в такой системе отношений оказывается научное мировоззрение. Как сказано: «Знание — сила». Поэтому, кстати, риторическим адресатом апелляции Кураева служат ученые «антропологи и этнографы». Но, секунду (!), с точки зрения модерна христианство также относится в область архаики, так как для христианского мировоззрения огромное значение имеет Традиция. Да, с позиций модерна большой разницы между христианством и язычеством нет. (Разве что в отношении к природе — в христианстве она, в отличие от язычества, не обожествляется). Только в смысловом поле модерна легко «склеить» сторонников жребия с язычниками. Что автор текста и проделывает. [4]
Используется в тексте и такая недозволенная уловка, как «палочный довод». Суть его заключается в том, что приводится такой довод, который оппонент должен принять из боязни чего-либо неприятного, опасного и т. д. Приведя пример с избранием Патриарха Тихона и признав историческую уместность жребия в смутные революционные годы, о. Андрей пресекает возможность исторического параллелизма следующим образом: «Неужели и сейчас такая мера взаимного недоверия в Церкви и обществе? Если да, то тогда надо прекратить комплиментарные речи в адрес почившего Патриарха. Ведь если налицо кризис такой глубины, то зачем же восхищаться пастырем, под водительством которого эти болезни так бурно расцвели? Если же Патриарх Алексий II соответствовал тем высоким оценкам, что звучали над его гробом, то ситуация в Церкви сейчас не экстремальная, а потому и нет необходимости прибегать к необычным средствам примирения оппонентов». Вот так, в качестве «палки» дьякон выбирает образ почившего Патриарха. Остается только поражаться, насколько далеко способен заходить о. Андрей для достижения цели?! [5]
И, наконец, статья содержит фактологический подлог. Так, Кураев приводит пример обращения к жребию из Ветхого Завета. В частности, говорится о нечаянном грехе царевича Ионафана: «В Книгах Царств есть рассказ о жребии, который не открыл, а скрыл Божью волю. Евреям предстояла битва с филистимлянами. Саул «весьма безрассудно заклял народ, сказав: проклят, кто вкусит хлеба до вечера, доколе я не отомщу врагам моим». В итоге в бой вступили воины, истомленные постом. Сын Саула, Ионафан, был в самостоятельном рейде, не слышал заклятия отца, поел — «и просветлели глаза его». После победы, одержанной Ионафаном, Бог, однако, не принимал молитв Саула. Тогда Саул решил бросить жребий, чтобы узнать, по чьим грехам Бог отвернулся от него. Жребий указал на Ионафана. Саулу показалось, что все ясно — «кого объявит Господь, тот да умрет». Очевидно, что Бог исполнил просьбу Саула и через жребий открыл имя совершившего нечаянный грех Ионафана. Так почему же в статье утверждается, что жребий в данном случае скрывает волю Божью? Ведь нечаянный грех — все равно грех. Но Ионафан покаялся и, через заступничество народа, о чем и говорит Кураев, был спасен.
Приведенные примеры недопустимых уловок позволяют утверждать, что тема жребия играет здесь второстепенный характер. Главная же цель — представить в невыгодном свете сторонников жребия. И уж совсем издевательски звучат финальные слова статьи: «Поэтому я и считаю агитацию за жребий не благочестием, а не вполне честным способом полемики. Нечестность состоит в том, что, будучи явными оппонентами митр. Кириллу, жребиеметатели не хотят вступать в прямую полемику с ним и о нем». Что называется, «вынь бревно из глаза своего». И не случайно именно о. Андрею митрополит Кирилл указал на недопустимость использования светских методов ведения предвыборной полемики. [6] Что ж, с этим можно было бы только согласиться, если бы светская полемика была синонимом полемики нечестной. Но это не так — существует ведь светское понятие академической честности. Поэтому, в случае с о. Андреем, стоит говорить не о светских, а именно о нечестных методах ведения полемики.
Сергей Леонидович Шараков, кандидат филологических наук
Примечания:
1 — Если верно первое предположение, то, спрашивается, почему раньше об этом молчал? Не знал? Но как-то с трудом в это верится: слишком много совпадений. Или знал, но было нельзя? Нельзя — почему? Потому что жив был Патриарх и не позволили бы? А теперь можно? Теперь кто-то позволяет? Но тогда получается, что Патриарх Алексий не давал, известному миссионеру, что называется, развернуться по-настоящему, и мы только теперь начинаем узнавать его истинное лицо?
2 — http://www.rusk.ru/st.php?idar=113 694
3 — Философский словарь. М., 1991. С. 263−264.
4 — Стоит заметить, что именно Кураев искажает идею синергии в направлении индивидуализма. Поэтому, представляется, с такой легкостью и переходит на понятийные рельсы модерна.
5 — Видимо, достаточно далеко: в своем ЖЖ дьякон намекает на причастность к «табачному делу» Патриарха Алексия. А митрополит Кирилл, со слов Кураева, просто принял удар на себя. http://diak-kuraev.livejournal.com/2064.html
6 — http://www.rusk.ru/newsdata.php?idar=180 818
