Трактат жизни

В последние десятилетия XVIII века будто огненные смерчи, один за другим, пронеслись по Закавказью. Блеск клинков, гром орудий, багровое зарево от горящих городов и селений, розовые испарения над полями побоищ, острый, дурманящий запах крови, вопли побеждаемых и крики победителей: «Алла! Алла!» С юго-запада Турция, с юго-востока Персия, как гигантские хищники, набрасывались на маленькое христианское тело, терзаемое веками, молящее Господа о пощаде, о заступничестве на грузинском и армянском языках. Впрочем, агрессоры не щадили и своих, мусульман азербайджанских ханств и горских мирков, разбросанных по Дагестану и северному склону Кавказа, ещё не проглоченных великими державами Востока.

Хронисты свидетельствуют: к тому времени на территории Грузии (в нынешних границах) оставалось всего 70 тысяч мужчин. Ещё с десяток таких грозных лет — не осталось бы ни одного. Пустыня пепла, общая могила христианского народа. Сегодня в Грузии, стране примерной демократии, в англосаксонском понимании, принимаемым политическими вассалами), после 200 лет её русской оккупации (модный термин историков в ряду постсоветских государств), числится около 5 миллионов жителей; следовательно, мужчин — половина от этого числа. Числится! Ибо около миллиона из них, как правило, мужчин, спасается от нищеты и недоедания в России, подкармливая оставшихся в той стране, которой уже третий, очень независимый президент торгует оптом и в розницу на западных рынках, надеясь на щедрость покупателей. Но продавать-то нечего, кроме своего отношения к России; точнее, не продавать, а предавать, здесь спрос есть. И всё-таки приходится молодому преда…простите, молодому продавцу, сменившему за прилавком дряхлого батоно, кланяться издали, из-за гор, морей и океана, подобострастно, как владельцу захудалой лавки, мимо которой проходят, воротя нос.

В одном из публичных выступлений пылкий, как юный поэт, президент свободной (наконец-то!) Грузии сравнил приход русских войск в свою несчастную страну с нашествием арабов, орд Чингиз-хана и Тимура, сельджуков и османов. Не удивлюсь, если такая «установка» уже поступила переписчикам истории Грузии. Логическим продолжением этого открытия должны стать поиски документов, подтверждающих решающий вклад Джорджа Вашингтона в спасение нации от полного уничтожения турецкими захватчиками двести лет назад, в превращение 70 тысяч грузин и такого же количества грузинок в пятимиллионный народ. Какие люди, эти янки! Сами отбивались от наседающих англичан, а поди ж — протянули руку помощи братскому кавказскому народу, соседу… почти соседу, то есть, соседу по сфере интересов США. Вам смешно? Смейтесь!

В тот решающий для Грузии век (быть или не быть?) судьбы Европы и Азии решались в Париже и Лондоне, Петербурге, Вене и Стамбуле. Россия не только нависала над владениями султанов и шахов всей тяжестью своего «подбрюшья». Молодой имперский организм активно шевелился, устраиваясь поудобней, раздвигая границы. Когда южный кордон выдвинулся на Кубань, христиане Закавказья, грузины и их соседи, среди которых было немало мусульман, воочию увидели блеск спасительных штыков тех, кого они с надеждой ждали более 200 лет, кого молили о помощи, как молят обречённые о вмешательстве Сил Небесных.

Ещё в 1557 году горцы Кабарды, изнурённые татарскими набегами, приняли русское подданство, скрепив присягу выдачей замуж за Ивана Грозного своей княжны. Через четверть века перешли под покровительство московского государя жители окрестностей Бештау. На такой же шаг решился в то время царь Кахетии Александр II, обескровленный беспрерывными войнами с шахом и султаном, с собственными вассалами. Но тогда слабый Фёдор Иоаннович пожинал плоды отцовского разорения. Помочь смог только порохом и свинцом, хлебом да малыми деньжатами. Петру Великому, удачливому в западном направлении, пришлось смириться с неудачей на юге. Надеждам Грузии на помощь северных единоверцев опять не суждено было сбыться, но Россия уже окапывалась по Старому Тереку, и это поддерживало последние силы династии Багратидов. Этих сил, укрепляемых русскими полками, хватило, чтобы с переменным успехом противостоять Турции, а в 1760 году кахетинский царь Ираклий II объединил царства Кахетинское и Карталинское. Однако Ираклий понимал: из двух мосек слон не получится. У него было два выхода: или переменить веру христианскую на ислам ради спасения народа, на что едва не пошёл один из его предшественников (и на что в своё время решились некоторые горские владетели), или отдаться под высокую руку императрицы Екатерины II, армии которой громили турок по всему Причерноморью, где сейчас новейшая, столь же независимая от чувства благодарности, как и власть Тбилиси рассуждает, а не оскорбительны для украинского народа памятники «преступной Катерины».

Потеря Портой Крыма сказалась на выборе картли-кахетинского владетеля.
24 июля 1783 года в российской крепости Георгиевск, в Предкавказье, по инициативе царя Ираклия, подталкиваемого смертельными обстоятельствами и требованиями народа, уполномоченные Российской империи и Тбилиси подписали Георгиевский трактат. Восточная Грузия вступила под покровительство великого северного соседа. Этому объединённому закавказскому царству, которое по площади равнялось двум третям Московской области (в нынешних границах последней), предоставлялась полная внутренняя автономия. Россия гарантировала территориальную целостность взятой под опеку автономии, безопасность её границ, обещала содействовать соборности всех грузинских земель, которые в ту пору были поделены между семью (!) царствами и княжествами, каждое из которых, к слову, было не меньшим врагом другому, чем Турция или Персия всем вместе взятым. Поэтому братьям-грузинам рекомендовалось в первую очередь прекратить междоусобные войны. Для подтверждения твёрдости своих союзнических обязательств Россия в мирное время размещала в протекторате два батальона пехоты; угроза извне позволяла увеличить эти силы до необходимой величины.

Дальнейшие события показали, что принятых по трактату политических и военных мер оказалось недостаточно. Османская империя в ту эпоху обладала гораздо большими людскими ресурсами, чем Россия; казна её была богаче и пополнялась быстрее известными приёмами восточных владык. А тут ещё Персия. В 1795 году её полчища, ведомые Аги-Магомед-ханом, разметали войска Ираклия, разграбили и разрушили Тбилиси. В христианском Закавказье долго помнили, как персы каждой грузинке перерезали жилу на ноге — хромай гяурка! Сейчас не помнят, вернее, не вспоминают. Да простит меня читатель за цитату из своей же опубликованной статьи «Зависимая Россия»: «Постой небольшой русской армии аборигенам не досаждал. Новые налоги были разумнее поборов мусульман и частично возвращались Тифлису. „Я отлично помню то время, когда в каждом полку большая половина офицеров… были местные туземцы… грузины, армяне, татары… вели русского солдата на те бои, которые так прославили кавказскую армию“ (С. Ю. Витте). При Сталине-Джугашвили грузины самолично, не встречая, естественно, возражений, заняли нишу самой процветающей нации Страны Советов да так и остались в ней до её конца. Ныне, в условиях тотальной нищеты и ожидания скудных подачек из-за океана, на грузинских застольях третий тост тамада провозглашает „за 37,50!“ (стоимость авиабилета „Тбилиси-Москва“, позволяющая каждому уважаемому горцу слетать на денёк в столицу соцлагеря — посетить „Арагви“, снять блондинку, поклониться дорогой могиле у кремлёвской стены)».

Протекторат в качестве щита Закавказья оказался недостаточным. Нужно отдать должное мужеству и самоотверженности Багратидов. Ради спасения родины они пошли на передачу верховной власти царям другой державы, способной защитить страну. Много позже об этом благородном шаге Лермонтов напишет: «как удручён своим венцом, такой-то царь, в такой-то год вручал России свой народ».

Тем мужественным и дальновидным царём был последний владетель Картли-Кахетии Георгий XII. Именно он вручил своё царство Александру I. По манифесту от 12 сентября 1801 года династия Багратидов покидала престол, управление Восточной Грузией переходило к наместнику императора. Россия по отношению к вновь приобретённым территориям стала выполнять с того дня не союзнические обязательства; она стала защищать их, как неотъемлемую часть России. А это совсем иной разговор. Святую правду этого события подтверждают не столько документ, именуемый Георгиевским трактатом, не свидетельства участников передачи престола, а вся героическая жизнь непреклонного патриота единого Государства Российского, героя Бородина генерала Петра Багратиона, внука грузинского царевича из древнего рода Багратидов.

Вскоре примеру Картли-Кахетии последовали царства и княжества Западной Грузии — Мегрелия, Имеретия и Гурия. В 1810 году русские войска взяли штурмом турецкую крепость Сухум-кале, что обеспечило присоединение Абхазии к империи. Акцентирую, турецкое владение Абхазия вливалось не в Грузию (такой страны тогда не было) а в империю.

Кавказские войны на этом не закончились. Они велись странами-соперницами с перерывами до 1917 года. В орудийном дыму новых сражений терялись события давние. Мирное начало присоединения Закавказья некоторым стало казаться событием нереальным, вымыслом идеологов, обеляющих русское оружие. Но так ведь и было: Георгиевский трактат отмечен лишь грохотом салюта, и в палитре фейерверка красный цвет не от крови и пламени пожара; это цвет утренней зари, несущей надежду.

Когда мы размышляем о возрождении грузинской нации в XIX веке после многовековой разобщённости, её производительных сил, культуры, это — Георгиевский трактат.

Когда мы вместе с удручёнными всеобщей скудостью жителями Грузии сегодня вспоминаем сытые, весёлые, с другими признаками процветания времена, это — Георгиевский трактат.

Но когда мы смотрим в тоскливые глаза грузина, крутящего баранку маршрутки где-нибудь на улицах Балашихи, а в этих глазах — его семья, ждущая «долларовый перевод» за стеной Кавказа, это значит, что Георгиевский трактат отменён.

За новыми «спасителями» дело не станет. Америка богата, дальновидна, подаст. Только не «за так». За подаяния придётся расплачиваться «осуждением» трактата, который подписан кровью русских солдат и грузин.
Сергей Анатольевич Сокуров, член Союза писателей России