Русская линия
Русская линия Лидия Сычева14.05.2009 

Во имя любви и жизни

Доброта и мужественность, красота и честность. Тысячелетиями природа и общество гранили в человеке эти качества. Суровые мастера — войны за существование и выживание, борьба с голодом и болезнями — выковывали в народах «опорные конструкции», позволяющие сохранять энергию и жизнестойкость. И — постоянный труд — тяжелый, повседневный — в семье, в государстве — чтобы поддерживать огонь жизни, создавать задел будущим поколениям, оправдывать звание человека.

Настоящие поэты, художники, музыканты — драгоценные кристаллы, выращенные временем, камни, ограненные трудом многих поколений народа. Поэт (и художник вообще) принадлежит народу, и горе «зазнавшимся», оторвавшимся от почвы певцам, беда тем, кто уцелел, а народ его пал на поле истории, а трагическая «невстреча» народа со своим поэтом во времени равнозначна наивности дикарей-аборигенов, променявших на стекляшки колонизаторов родовые драгоценности…

Так думаю я, размышляя о судьбе поэта Валентина Сорокина. Талант его — уральская горная река, стремительно мчащаяся по каменьям жизни, осыпающая холодом прозрачных искр, то шумящая водопадом, то вдруг стихающая на равнине, но всегда наполненная целебной водой живого слова. Талант его — обжигающий, ревущий огонь мартена, и спокойный, прирученный огонь деревенской печи, и — костер в лесу, ласково согревающий влюблённых, искавших уединения и уюта в одинокости жизни. Талант его — ветер странствий, беспокойства, ветер беды и горя, славно погулявший над Русью ХХ века, ветер, летящий от древних славянских курганов до заброшенных русских обелисков в опустелых деревнях «неперспективной России"…

Березы, желтые березы,
Тоска обветренных полей!
Едва я сдерживаю слёзы,
Следя за стаей журавлей.

Вон машут крыльями печально
Сквозь ночи длинные и дни,
О как тревожно,
как прощально
Кричат над сёлами они!

Написал это молодой, двадцатидвухлетний парень, в других стихах чуть бравирующий своей, тяжело добытой самостоятельностью («мы — простые парни, работяги, дышим вечным пламенем отваги»), конечно же, знающий Маяковского, но влюблённый в полузапрещенного Есенина… «Я последний поэт деревни», — рязанский пророк оказался прав, пусть даже родное его Константиново уцелело. А вот казачий хутор Ивашла (и еще около 70 других из одного только Зилаирского района Башкирии, откуда родом Валентин Сорокин) сгинул, растворился после Великой войны. Журавли потеряли ориентиры — вырублены леса, пропали болота — некуда им возвращаться. Да и не нужны они теперь — на всякую перелетную птаху «цивилизованный человек» смотрит сейчас взглядом даже не охотника — ветеринара… Но кто же угодней Богу — ни в чем не повинные птицы, или так называемый «царь природы», променявший доброту на жадность, мужественность на бесполость, красоту на «стильность», а честность выкорчевавший у себя из души с корнем.

* * *
Что есть поэт? Как должен жить писатель? И для чего человеку дано слово? — простые, повседневные вопросы, и, кажется, что ответы на них давно известны, но почему же человечество так заблудилось, сбилось с пути, устраивая жизнь на планете Земля? И почему народы, достигшие высот в искусствах, так быстро покидали «историческую сцену» — словно бы они выговаривали, выбалтывали главную тайну своей жизнестойкости?

Вечер теплый, вечер снежный,
Вечер лунный и большой.
Как мне быть с такою нежной,
Непослушною душой.

То поёт она, то плачет,
То звенит во тьме густой.
По равнине
тройкой скачет,
В небесах горит звездой.

В московском метро взгляд мой упал на иллюстрированный журнал в руках немолодой, скромно одетой женщины. На фотографиях — свадьба в Кремле — дочь олигарха выходит замуж за сына бизнесмена. Четыре фургона подарков, загородный дом, квартира в два уровня в центре Москвы, друзья «скинулись» и купили дорогой автомобиль… Наверное, молодожены, задаренные роскошной недвижимостью, не менее счастливы, чем поэт, который написал такие стихи. Но богатый жених, увидев, что назойливые журналисты пытаются фотографировать свадебный кортеж, остановил машину и слегка «помял» оператора с телекамерой. А поэт богатство своей души нерасчетливо тратит на всех: состоятельных и бедных, святых и грешных, завистливых и щедрых.

Молодые, но уже не юные, жених и невеста вряд ли задумываются — по труду ли им почести. Как же, папы «заработали"… А я вспоминала село Рассказово в Тамбовской области. Сельский клуб. В зале — местные жители, интеллигенция. Был литературный праздник, посвященный юбилею Сергеева-Ценского — писатель родом из этих мест. И как бы ни пытались люди принарядиться к торжеству, придать своим лицам соответствующий «вид», печать тяжелого, неизбывного труда лежала на них. И в этой, сильно прореженной войнами и реформами, местности основная тяжесть удержания государства покоилась на их плечах — надо было растить детей, содержать семьи, ходить на выборы и обеспечивать «явку», и просто составлять часть усталого, но всё ещё большого народа, который называется «русские». Но на этих, с рыночной точки зрения, мало удачливых людей можно было положиться в любой беде, в любом деле. А на тех, кто гуляет свадьбы в Кремле?! Нет, они не на что не годны — люди для сериалов, для глянцевых журналов. Бабочки-однодневки.

Подайте саблю!..
Вот — рука моя:
Да здравствуют мятежные края,
От Красной Пресни до твердынь Китая!
Восстань ты, Русь, единая, святая,
И мы придем голодный люд утешить —
Прорабов перестройки в сейфах вешать
С банкирами, а из политбюро
Ловить просионистских проституток,
Кормить одной идеей десять суток
И кока-колой сполоснуть нутро!

Русские терпеливые люди — не быдло. Быдло — поэтики и писателишки, завернувшиеся в простыни «мифа», спрятавшиеся в нишу «вне политики», пригревшиеся под рясами церковных иерархов (глядишь, и в рай въедешь!), разливающие сладкие моря «патриотического елея» и ядовитые реки «либеральных свобод». Но — кто как живет, тот так и пишет, — говорит нам Валентин Сорокин. И я лично преклоняюсь перед его мужеством и отвагой — в самые суровые и безотрадные годы для России он не дипломатничал перед врагами, не кланялся державному ворью, не прогибался перед «победителями», не искал приюта у сомнительных батюшек, а всегда воевал за истину, за то, что ему дорого в слове. Зачастую оставаясь почти в полном одиночестве. Ну и что же?!

В миг, когда и я теряю силы,
Если рядом нету никого,
Я касаюсь мысленно могилы
Прадеда и деда моего.

Разве я не пил страданий чашу,
Завтра снова ей не пустовать, —
Кто-то должен за Россию нашу
Под прицелом недруга вставать.

Пахнет в мире порохом и кровью,
И не зря твержу я наизусть:
«Я клянусь терпеньем и любовью,
Вечным светом Родины клянусь!»

Травами клянусь и небесами,
Как бы доля не была горька,
И еще — огромными глазами
Той, что ждет меня издалека.

* * *
Есть уникальный талант — слышать даже не слово, а его зов, и идти ему навстречу, может быть, даже пренебрегая гибелью. Как это непохоже на словосочетания «профессиональный литератор», «писательский труд» и т. п. Зов слова — это такой же голос, который манит альпиниста на вершину, а первопроходца в неоткрытые земли. Он, наверное, обманный, этот зов. Но он добавляет столько красок в самую серую и беспросветную действительность! Этот зов похож на зов правды, совести. Но какое это имеет отношение к «литературоведению», «жанру» и «форме» произведения?!

Язык, слово — своего рода кровеносная система народа. А поэзия — «концентрат», сгусток энергии и смысла, может быть, главная составляющая этой крови.

У Валентина Сорокина есть книга очерков «Крест поэта», посвященная погибшим певцам русского слова. Отнятому на долгие годы у русского народа Есенину. Расстрелянным Павлу Васильеву и Борису Корнилову. Безвременно погибшим Николаю Рубцову и Вячеславу Богданову. Отдавшему лучшие годы жизни колымскому заточению Борису Ручьеву. И — многим, многим другим — Павлу Шубину, Дмитрию Кедрину, Дмитрию Блынскому, Николаю Анциферову… Национальные поэты умирали вместе со своим народом. А по кровеносной системе, внедряясь в сердце и мозг, плескалось чужое слово. Оно перестаивало способ жизни, систему восприятия, целеполагание. Известный специалист в области квантовой генетики П. Гаряев доказал: слово имеет геномодицирующую роль. Чужое слово сродни наркотику. Мертвое, лишенное эмоциональности, оно — яд, разрушающий душу тоской бессмысленности. Расчетливое слово, построенное на продуманных образах, — информационное оружие, с помощью которого берут в плен народы и государства.

Перерождение слова — высшей генетической структуры — ведет к перерождению и вырождению народа. И только возвращение русского слова — в книгу, в газету, на радио, телеэкран может дать нам надежду на возрождение страны.

Изрядная доля марксизма и космополитизма, цинизма и бездумного оптимизма, влитая в жилы русского, да и других народов, безродной, лишенной почвы, еврейской интеллигенцией (самой «интеллектуальной» частью нашего общества), крайне пагубным образом сказалась на самосознании, самоощущении и жизнестойкости русского народа. Лев Гумилев по этому поводу высказался прямо: «Существует принципиальная некомплиментраность отдельных суперэтносов между собой». И впрямь: русские перестают быть русскими, стремительно превращаясь в русскоязычный, рыхлый народ, готовый к любым манипуляциям, неспособный к защите исторических святынь и собственных детей. Русские перестают узнавать русских, радостно «угадывая» в Высоцком нового Есенина и принимая бренчание Окуджавы за голос «совести нации». И напротив, чужеродной и раздражающей кажется ослабленному народу удаль Павла Васильева, основательность и четкость Василия Федорова, романтичность Владимира Луговского. Точно так же больного, угасающего человека раздражают здоровая бодрость и сила, энергия и красота. И, напротив, увечность, ущербность кажутся нормальными, «своими» качествами.

И вот уже русские девочки радостно изображают в обмен на известность «нетрадиционную любовь», а русские мальчики покорно суют голову в пивное ярмо, оплачивая своим здоровьем и временем новые олигархические утехи… Жертвы истории, «отработанный материал». А молоденькая журналистка, вчерашняя медалистка, студентка МГУ, собранная, нацеленная на успех, работу и карьеру, приносит заметку с молодежной художественной выставки: «У входа в один из залов нас встречали двухметрового роста шахидки с хлебом и солью на подносах. Это любопытно…».

Но разве эти дети виноваты?! Их папы и мамы — компьютеры и телевизоры, их дяди и тети — тусовки и дискотеки. Они живут вторичными эмоциями, произведенными гигантскими «фабриками грез». Они, может быть, даже и не подозревают, что совсем недавно у нас были другие девушки и юноши, другие радости и горести:

Ах, любовь, багряная душа,
Солнышко над рощею заречной,
Знаю, оттого ты хороша,
Что всегда, как сонь, недолговечна.

Я печаль-кручину разобью,
В доме окна все поотворяю,
Если спросят, почему пою,
Я отвечу: — Милую теряю!..

Ливневую прозолоть волос,
Родинку под белым вздохом тканей,
Ту, что мне приметить довелось
В вихревом кружении свиданий.

Пусть она встречается с другим,
Я, пожалуй, с горя не повешусь.
Завтра вновь по далям дорогим
Над своим пророчеством потешусь.

Я пока не очень знаменит,
Верю свято в девичьи поруки,
Но не зря село моё звонит
В крутолунный колокол разлуки.

И в слепом сочувствии права,
Под горой, за омутною чашей
Старая и добрая сова
Молодость оплакивает нашу.

Неужели «патлатые твари» победят красоту?!

* * *
«Его характеристики настолько резки и смелы, что порой даже страшно становится за автора. Как же сильно наболело у него на душе, как же обидно ему за свой народ, так безвольно отдавший себя в руки предателей!», — удивлялся Максим Замшев, главный редактор журнала «Российский колокол», рецензируя двухтомник публицистики Валентина Сорокина («Обида и боль», «Отстаньте от нас!..»), где поэт достаточно много места уделил «патлатым тварям». Да, мужество поэта — поразительно. Мужество — фундамент доброты и честности, красоты и отваги. В слове. В жизни. В судьбе.

«Ну, русские, не стыдно ли нам терпеть грязь, изрыгаемую на нас чахоточными казнителями красоты русской?! Ну, русские, не холуями ли мы прослыть в мире надумали? Не рабами ли выгнули спины мы, потомки Евпатия Коловрата и Дмитрия Донского, мы, современники по веку Зои Космодемьянской и Александра Матросова, мы, чьи бескрайние равнины и холмы освещены серебристыми крестами и обелисками?! Мертвые не выдерживают — восстают!»

Кричи не кричи, зови не зови — в ответ тишина. Ну, разве что баба какая в романе Валентина Распутина пальнёт в кавказца… Но пусть кавказцы торгуют нашей «марковкай», а татары строят мечети хоть на каждом московском углу — они не лезут в наши выставочные залы и в наше слово, они берегут своё, и пренебрежительно относятся к нам (наиболее умные — сочувственно), к русским, растерявшим своих мужчин, не сберегших своих мудрецов, поэтов и воинов:

Я верных жду, за мною нет погони:
Рабы вздохнуть свободно не хотят,
И потому расседланные кони
Без нас в туман погибельный летят!..

На либеральной радиостанции «Эхо Москвы» Алексей Венедиктов вместе с коллегой женского пола обсуждает проблему: полмиллиона девушек вывезено за годы реформ из стран СНГ в мировые бордели. Венедиктов не верит в эти ужасы: «Какая-то жуткая цифра! Торговля людьми, дикость, быть этого не может!» Его собеседница пытается спорить: «Девушек обманывают, приглашают за рубеж в качестве горничных, официанток, воспитательниц, а там отбирают паспорта и принуждают к совсем иным занятиям». «Ну, я всё равно не верю. Пусть хоть один радиослушатель позвонит, которому известны такие случаи из своего ближайшего окружения».

Телефонный звонок. Мужской голос с кавказским акцентом рассказывает, что ему во множестве встречались такие девушки в Турции, но они, мол, местной полиции говорят, что жертвы обмана, а двинулись в данный «бизнес» добровольно… «Вот видите!» — ликует Венедиктов. Дело разрешилось просто и в рамках демократического выбора — порочные славянки сами устремились в бордели, ни власть тут ни при чём, ни мужчины, ни уж, тем более, либеральная пресса…

Трудно представить более омерзительный и оскорбительный «диалог», чем этот. О, нет сегодня ни в литературе, ни в политике, ни в науке, ни в культуре больше дефицита, чем русская мужественность, ставящая глумливых подонков на место!.. Нет мужчин — и самые красивые женщины вместе с нефтью, газом, золотом и алмазами отданы для удовлетворения сиюминутных потребностей похотливых тварей. Нет мужчин — и невинных русских детишек продают «на органы». Нет мужчин — и мы терпим наш спидоносный теле- и радиоэфир. Нет мужчин — и новых, увы, родить не от кого. И некому — деградация мужчин приводит к «омужичиванию» женщин — вся страна одета в турецко-китайские штаны, вся держава одинаково курит, матерится, а в дни коротких радостей отчаянно пляшет под залихватские песни Верки Сердючки…

Русский публицист Михаил Меньшиков в 1918-м году, незадолго до своей трагической гибели (расстрелян ЧК на глазах у своих детей), писал в дневниках: «Общая причина слабости и упадка народов — женственность, преобладание женских душ, трусость — социальная и нравственная». Имам Хомейни, лидер Иранской революции, высказывал сходные мысли в «Персидских письмах»: «Народ, численность которого падает ниже известного уровня, прозябает потом в том же положении, а если паче чаяния и возродится, то для этого нужны века». Наш современник, ученый Владимир Базарный, предупреждает: «Беда ожидает тот народ, ту цивилизацию, которая перестанет воспитывать мужество у своих мальчиков. В среде этого народа поселяется страх, парализуется воля, растет хаос в духовной сфере. Без мужчин — нет народа…»

Валентин Сорокин — и своим творчеством, и своим поведением, и своей судьбой утверждает не показную, а настоящую мужественность. Кто герои его поэм? Евпатий Коловрат, Дмитрий Донской, Емельян Пугачев, Степан Разин, Георгий Жуков, Игорь Курчатов. Кто герой его стихов? Человек самостоятельный, ищущий, думающий, собранный, целеустремленный, внимательно вглядывающийся в жизнь. Нет, его не надо «подпирать» сравнениями с великими и славословьями именитых критиков, он сам о себе всё скажет:

Я славянин, и стать моя крепка,
И вижу мир я добрыми очами,
За мной летят сказанья сквозь века
И затихают рядом, за плечами.

В 24 года написано! А многие ли из современных литераторов (ах, это информационное общество! ах, приобщенность к мировым колодцам знания!) могут похвастать такой уверенностью самоощущения, такой прочностью мировоззрения, такой убежденностью и мужественностью! А чувство исторического времени?! Будто и не было предыдущих веков! Киев — наш. И Белая Русь — наша. И всё славянство — с нами!

Да, имея рядом такой образец для подражания, как-то по-другому видишь и жизнь, и её ценности, и, так сказать, «конечную остановку». На Минской международной книжной ярмарке один из поэтических вечеров проходил в магазине «Светоч». В толпе зрителей я услышала: «Русский тут один, — пожилой человек показал своему товарищу на Валентина Сорокина. — Его и со спины видно…».

Радоваться ли этому одиночеству?! Нет, грустить! К творчеству Николая Рубцова, чей 70-летний юбилей громко был отмечен, я отношусь уважительно, но спокойно. К трагической гибели его — сочувственно. К хору многочисленных хвалителей поэта — настороженно. Мол, народный поэт, столько музеев ему открыли, и не случайно своей судьбой он как бы предвосхитил судьбу русского народа… Точно — предвосхитил — баба задушила мужика. Все прилавки завалены книгами, написанными «авторами детективного жанра». Преимущественно женщинами, повествующими о маньяках, убийцах, садистах и удачливых, ироничных сыщицах… Допустим, за этих дам пишут «литературные рабы». Но «первые номера» либеральной прозы — Улицкая, Петрушевская, Токарева, Толстая — я уверена, творят сами. И совершенно неженский, непосильный для «слабого пола» роман «5/4 накануне тишины», опубликованный в журнале «Москва», Вера Галактионова, гордость современной русской литературы, тоже написала без мужского участия. И высота этого творения, честно скажу, для меня пугающа — и своей масштабностью, и мощью разрушительной силы. Уверена: не упади в нашей жизни и в литературе мужская отвага ниже критического уровня, женщины создавали бы совсем иные произведения. Колыбельные песни, например…

* * *
Пил или не пил Есенин? Пил или не пил Рубцов? Гражданское поведение поэта — частность… В русской литературной среде пьянство считается за лихость, за невинную шалость. Более того, это наиболее проторенный путь в классики! Безалаберность жизни выдается за свободу, безответственность — за «творческое самовыражение». Норма существования — нищета, «острые ощущения» (иногда наркотические, чаще — алкогольные), желательны любовная беспорядочность и полная неустроенность быта, суицид или хотя бы его попытка… А высший подвиг поэта — смерть в безвестности под забором.

И мы не замечаем, что эту «программу» жизни русского творческого человека давным-давно навязывают и диктуют нам антирусские манипуляторы. Им выгодны «тихие поэты», «нищие поэты», а самое главное, мёртвые поэты! Но они никогда не признают человека не только талантливого, но и устойчивого, самостоятельного, национально грамотного и бесстрашного. В 1963 году Валентин Сорокин писал в стихотворении Льву Троцкому:

Это ты, в революциях скорый,
Потерявший родительский кров,
В золоченые наши соборы
Лошадей загонял и коров.

Никто ведь за язык не тянул! Была же конъюнктура — один-разъединственный несчастный народ, воспетый Евтушенко двумя годами раньше в «Бабьем Яре», причем же тут золоченые соборы и скорые революции?!

Любопытно, что «программу» для «своих» художников и поэтов хозяева современной информационной жизни рисуют совсем другую: блестящее образование и окружение, долгое, благополучное, обеспеченное существование (возможны, правда, гонения от власти или от режима), слава обильная и прижизненная, путешествия по странам и континентам (тот же Евтушенко — типичный образец «либеральной карьеры»). Но дело даже не в этом. Во-первых, русских стало слишком мало, чтобы позволять себе роскошь быть беспечными пьяными дурачками, во-вторых, всегда, во все времена, кроме истины юродивых была истина народных вождей. А в-третьих, трава никогда не заменит дерево, хотя и без травы жить невозможно.

Россия! Голову я поднял!
И слово выгранил, как меч.
Убереги меня сегодня,
Ведь завтра — некого беречь…

Вот и Лев Гумилёв, читая современную ему литературу про «амбивалентных» рефлексирующих героев, холящих своё эго, говорил: люди даже не подозревают, что лет сорок-пятьдесят тому назад в чести были совсем другие качества — отвага, удаль, мужественность… Легко плыть по течению, оправдывая свою слабость обстоятельствами несчастной жизни (а у кого она счастливая?), легко не отвечать даже за себя (не говоря уж о других), легко быть невесомым опавшим листом, летящим по воле ветра. Трудно быть в жизни работником и защитником, опорой и надежей, кремнистым дубом, у корней которого так недальновидно и увлеченно копаются крыловские свиньи: Сорокин де, не наш, отказывается сражаться на баррикадах недвижимости! Но еще 4 года назад, поэт, отвечая на вопрос журналиста: «Недавно был опубликован «Манифест» — призыв к объединению известных литераторов. Ваше отношение к этой идее?», заметил, что «что процесс объединения надо вести державной рукою, негрубо, но властно и красиво».

И далее: «Надо начинать не с этих похлебок недосоленых — какой-то «Манифест», написанный со скрипом, нужный только лицам, его подписавшим. А если бы в этом манифесте было так: столько-то издательств отобрано, столько-то разрушено, столько-то домов творчества разворовано, столько-то продано. В чьих руках эта собственность? Надо сначала опубликовать список, кто где сидит, кто чем распоряжается и кто что ворует. А потом речь вести о манифесте. А то может быть так: воры объединятся, а нам будет еще хуже. Потому что физиономия литолигарха очень часто похожа на физиономию Березовского».
Пророчество? А может быть, просто честность? «И полдень взлетит, голубея, / К зениту на крыльях тугих. /…Нет, я не сильней, не слабее, / Я — только стыдливей других».

* * *
Высоту и величие эпохи мы будем измерять её вершинами. А что скажут о нашем времени. Да и будет ли оно — время — после нас?!
В метро на стене вагона реклама: производители зубной пасты изменили внешний вид тюбика (теперь это не тюбик, а баночка). «Еще более удобно и красиво», — зазывают они покупателя. Вдумаемся: неужели человек должен был много лет учиться (высшее образование обязательно!), расти, думать, страдать, чтобы его профессиональной деятельностью стал дизайн тюбиков (кефирных флаконов, конфетных оберток, рекламных слоганов и т. п.)?! Неужели всё остальное человечество должно было проделать столь тяжелый исторический путь, чтобы оказаться перед тяжелым выбором: зубная паста в тюбике или в баночке? Баночка синего цвета или белого? Маленькая или большая?

Мне кажется, что именно «гуманитарная культура» (культура слова, духа, идеи) завела человечество в тупик, а не производители ядерных бомб, любознательные биологи-клонисты и разработчики генетически-модифицированных кур. Любимая идея либералов превратить землю в большую обжираловку (две трети населения работают в сфере обслуживания) сделала ненужной дальнейшее существование человека мыслящего и любящего. Действительно, зачем мысли охраннику (у нас, наверное, нет ларька, где не было бы охраны), продавцу газет, гамбургеров, зубной пасты (и других модификаций тюбика), да и множества других современных профессий, где нет не только творчества (это еще куда ни шло, у солдата не посту тоже нет «творчества», зато есть сопричастность, долг, честь), но, по большому счету, и смысла?! Ведь не может же быть смыслом обмен времени твоей жизни на некоторое количество денег, которые будут обменены на пустые, на 90% ненужные вещи и услуги? Трагедия в том, что труд — осмысленный, творческий — больше не нужен ни тем, кто правит Россией, ни тем, кто «рулит» Западной цивилизаций. И люди не нужны — если их будет меньше, другим будет только вольготней (писатель Геннадий Старостенко как-то заметил, что все мы, земляне, богатые и бедные, давно уже бомжи — живем на планете-свалке). И зачем тут какая-то «поэзия».. Кстати говоря, «успешность» литератора (по новобуржуазной мерке) ныне первый признак глубокой бесполезности создаваемой им продукции.
Наша современная культура — это постоянная рассосредоточенность, отсутствие отбора, вседозволенность. Выросла новая генерация людей в условиях массовой культуры, где всё разрешено.

Слово моего поколения — иссякающий родник. При виде свежего ручья все мы приободряемся: радостно, есть таланты, не погибла Россия! Но всё это до времени. Все мы присутствуем при какой-то величайшей трагедии уничтожения человечества, тихой, невидимой, при схватке синтетических и настоящих начал (последние — невинно-бесхитростны), и, кажется, спасения нам не видать.

Перед молохом обесчувствленной цивилизации живое, выстраданное слово кажется голосом кукушки в далеком летнем лесу. Кукушка пока еще щедро отсчитывает года, но в аду мегаполисов слышен только гул и сирены машин. И все мы — чуть-чуть машины, в любую минуту готовые оказаться на свалке истории, мы, утратившие ощущение времени, потерявшие чувство пространства, а зачастую, и родства. Вместо «призвания» мы говорим «карьера», вместо «известности» — «пиар», вместо «любви» — «отношения». Большинство современных произведений демонстрируют разруху души автора, и часто не делается даже попыток для ее собирания. И это не духовная лень, а начало паралича.

Но еще предвоенное поколение — наши сегодняшние старшие современники — отличала величайшая сосредоточенность, собранность и воля. И разве эти качества, помноженные на доброту и совестливость, не придавали слову настоящих писателей истинную религиозность (вне зависимости от официального атеизма)?!

В 1967 году Валентин Сорокин пишет стихотворение «Ты пришел»:

Ты пришел из долин
Золотой,
как огонь,
Палестины,
Большелобый и добрый,
Наивный Христос:
«Все мы братья во чреве
И все перед смертью едины!"…
И тебя
с благодарностью мир
Над собой превознес.

В этой балладе оказались удивительно пророческие для нашего времени строки:

Дух нечистый везде
Одинаково ловок,
И тесня бедноту
У крамольной черты,
Он твоим же, Господь,
Врачевательным, искренним словом
Затыкает несчастным
Голодные рты.

О, разве количеством открытых храмов измеряется вера народа?! Разве мученически погибшая за родину комсомолка Зоя Космодемьянская — не святая? И многие ли из ныне усердно молящихся, кладущих поклоны, кающихся и лукаво исповедующихся, готовы повторить её подвиг? И почему же обворованные четырьмя созывами Федерального Собрания (и многими составами послеперестроечных правительств) старушки должны находить себе утешение только в долгих церковных службах?! Разве одним смирением и коленопреклоненной покорностью русский народ завоевал себе родину от моря до моря?! Неужели Союз писателей должен быть благостной богадельней, собранием юродивых, каликов перехожих, занятых ловлей меценатов?! Разве Бог послал нас в этот мир для нравственного и телесного самоуничтожения, а не для поиска истины и справедливости?! Разве, в конце концов, самой нашей Церкви не нужен сильный и крепкий Мир?! И разве Церковь (армия, тюрьма) не равна, как правило, самому Миру?! Писатель может и должен верить в Бога, но в этом жестоком мире не Церковь ему помощница, а он — ей. Никто нашу работу за нас не сделает. И, может быть, одно из самых больших жизненных наказаний — не написать то, что должно, не успеть выразить себя, сдипломатничать, схитрить, разменять свой талант на жизненную мелочь.

В 1977 году Валентин Сорокин, коммунист и номенклатурный работник (главный редактор издательства «Современник»), опубликовал в одном из журналов драматическую поэму «Дмитрий Донской». Это произведение — жемчужина в поэтической короне России, одно из совершенных эпических творений. Во времена обязательного и навязчивого атеизма в поэме перед читателем предстал Сергий Радонежский, благословляющий русского князя на битву:

Благословляю, ты иди,
Вперед, а не назад гляди,
Иди, Мамая победи:
С тобой сам Бог,
С тобой народ
Да не иссякнет русский род!
Не время жить, не время тешить
Себя враждой,
Нас будут вешать,
Нас будут жечь,
Нас будут сечь,
Себя сберечь — нас не сберечь!

И что же? Тогда — грозили служебными и партийными репрессиями, а наиболее рьяные аппаратчики отслеживали походы поэта в Троице-Сергиеву Лавру — чтобы сильно к святым мощам не приближался. А теперь? Церковные иерархи наградили орденом Дмитрия Донского казнителя русского народа Бориса Ельцина.
Как говорится, Бог им судья…

* * *
В инсультном отделении 1-й Градской больницы умирают нищие старики. В палатах и коридорах — на всех не хватает мест. Вновь прибывшие лежат даже на стульях — пока скорбная каталка «ногами вперед» не освободит больничную постель.

С этим можно смириться — смерть есть смерть. Но нужно ли смиряться с теми, кто сумел «устроиться» в нашем подлом времени за счет этих нищих, проработавших всю свою жизнь на иностранные спортклубы и гоночные яхты, на роскошные виллы и прочие атрибуты «красивой жизни» олигархов?!

В России в прошлом году полмиллиона человек умерли от кровоизлияний в мозг (инсульты), еще 600 тысяч — от ишемической болезни сердца. Академик Чазов говорит, что во всём виновата артериальная гипертония — сосуды не выдерживают нагрузки. Даже подростки стали мучиться давлением. Не удивительно: «Дети сидят у телевизоров и компьютеров…»

Прав ли академик? Прав. Но дети и взрослые, сидящие у телевизоров и компьютеров, едущие в метро и поглощающие информацию о «баночках с зубной пастой», читающие книги и газеты, слушающие радио, повествующее о порочных славянках, идущие по улице в окружении рекламных щитов, разве не соединены все они единой кровеносной системой — языком, словом? И разве не перерождение слова, омертвение его, вливание изрядной доли циничного, отравляющего яда в сосуды единого организма — народа — приводит к инсультной и сердечной смерти многих и многих?! Нигде в мире нет подобного! А ведь государству мы платим налоги, в том числе и для того, чтобы оно нас защищало от культурного мусора, от растлительной информации.

В России, как в зоне взрыва ядерного реактора, спасутся те, у кого есть очищающие «фильтры». В мире уцелеют те народы, у которых достает мужества и честности беречь сокровенные слова и смыслы родных языков. Но во имя чего нам дана жизнь? Во имя красоты, помноженной на доброту — то есть любви. Чувства, которому поэт Валентин Сорокин подарил, может быть, самые свои вдохновенные строки.

В творчестве большого поэта есть всё. Духовная жизнь, выраженная в слове, почти совершенна. Большие поэты — это сгусток, «концентрат» национальной энергии «здесь и сегодня». Пушкин пишет «Я помню чудное мгновенье…» и «Полтаву», «Сказку о попе и работнике его Балде» и «Бориса Годунова». Лермонтов: «Выхожу один я на дорогу…» и «Мцыри», «Герой нашего времени» и «Маскарад». Женщинам хватило бы у Есенина для чтения «Руки милой, пара лебедей…», а у него — «Анна Снегина», «Пугачёв», «Черный человек"… Слияние мощных эпических и лирических начал всегда было свойственно большим русским поэтам — эта особенность рождена великими русскими пространствами, которые нужно было охватить, соединить в слове.

Еще молодым Валентин Сорокин писал, что «Поэт без поэмы — царь без короны». И дар его получил прекрасное воплощение в эпических произведениях: «Красный волгарь», «Обелиски», «Бессмертный маршал», «Евпатий Коловрат», «Золотая» и др. Он всегда ощущал себя воином, «правнуком Бояна», всегда знал о своём высоком предназначении:

В звуках вешнего гуда
То ручьем, то птенцом —
Всё пророчит, что буду
Я бесстрашным певцом.

А позднее, уже будучи седым, много пережившим поэтом, он напишет: «Мы воины отрядов неподвластных, / Мы лжецарям обиды не простим: / И отомстим за матерей несчастных, / И за невест пленённых отомстим!»

И словно бы «уравновешивая» эту мужественность, смелость, отвагу, бесстрашие, лирические стихи Валентина Сорокина отличаются удивительной добротой, нежностью, щедростью, доверчивостью. Признания его потрясают своей искренностью:

Я тебя так любил,
Я тебя так берёг,
Свет очей твоих пил,
Целовал твой порог.

Все его книги — в любые времена — начинались лирическими циклами. И что за женщина, чудо-славянка, восходит с этих страниц! «Ты танцуешь — цветастая шаль. / Крылья птицы, движения птицы. / И во взоре горит, и струится, / И звенит украинская даль». И даже в ссоре, когда «не к месту кокетство твоё», поэт красив и благороден:

…Ты перестала быть моей царицей,
Я запретил тебе повелевать.

Валентин Сорокин всегда много работал, и книг, которые он написал (стихотворных, прозаических и публицистических) с лихвой хватило бы на 5−6 хороших поэтов. Щедрость дара!.. «Могучее восхождение Валентина Сорокина» назвал свой очерк Александр Байгушев, задавшись в нем вопросом: «Умеем ли мы по-настоящему оценить свое национальное достояние, своих корифеев?» И, вспоминая о конце 60-х, когда поэт появился на заседаниях «русского клуба», критик пишет: «Видно было, что такой стену прошибет головой, а молчать да на паперти милостыню просить не будет». Так и вышло…

Соединяя в своем творчестве доброту и мужественность, красоту и честность поэт восполняет дефицит этих качеств в современном мире. Повседневный духовный труд результат которого — слово, может быть, самый тяжелый из всех возможных… Книгу «Крест поэта», где собраны очень глубокие, зрелые размышления о настоящем и будущем России, Валентин Сорокин посвятил Сергею Есенину. Удивительны слова посвящения: «Сергей Есенин — воюющий поэт! Он стоит на рубежах великой русской культуры. Через его слово не проползет ни один нарушитель, ни один предатель. Трепетным светом он обнажит и покажет их лживое обличие своему народу».

Эти слова можно отнести и к самому Валентину Сорокину. Он — воюющий поэт, и слово его — светлое. Врачующее, лечащее душу, возвышающее человека. Слово его — одна из тех тайн, которая всегда будет давать нам надежду: ни одна наша «концепция», ни одна интеллектуальная «постройка» никогда не сможет объяснить чудо рождения истинной поэзии. И если русский народ соберется, сосредоточится, вернет былую мужественность новым поколениям своих защитников, то слово Валентина Сорокина будет словом поэта-победителя… Да будет так!

Зелены холмы и перелески,
Только глянешь — и душа поет.
И опять, торжественное, в блеске,
Солнце златокрылое встает.

От жары березы приустали,
Но трава от жажды не сгорит:
Дождь прошел и свежими устами
Родина со мною говорит.

На струне трепещет жаворонок,
Околдован серебристой тьмой,
Ну, а я примолкнул, как ребёнок,
Перед Богородицей самой.

За мои страданья и крушенья,
За невзгоды русские дорог
Будет мне забота и прощенье,
Будет мне свобода от тревог.

И не раз под ливневые струи,
Чтобы закружилась голова,
Будет мне любовь и поцелуи
И неповторимые слова.

Все мы, все мы под ладонью Бога
До могилы вечной,
а пока
В новый день звенит моя дорога
И летят над нею облака!..

http://rusk.ru/st.php?idar=114137

  Ваше мнение  
 
Автор: *
Email: *
Сообщение: *
  * — Поля обязательны для заполнения.  Разрешенные теги: [b], [i], [u], [q], [url], [email]. (Пример)
  Сообщения публикуются только после проверки и могут быть изменены или удалены.
( Недопустима хула на Церковь, брань и грубость, а также реплики, не имеющие отношения к обсуждаемой теме )
Обсуждение публикации  

  А.В.Шахматов    04.06.2009 10:58
Ныне "русские"думают только о себе,а не о матушке России – последствие интернационала,от этого раздор и самоуничтожение.
  Александр Зиновьев    04.06.2009 07:07
Спасибо и большое пребольшое Лидии Андреевне, самому герою, всё же ОЧЕРКА!
И подтверждая, что и Сорокин не одинок, и все мы куда как не прогнулись перед налетевшей на Русь саранчой, стихи двух авторов. Один, ну так уж тоже Зиновьев, но Николай, Коля:
ЖЕЛЕЗНЫЙ ЗАНАВЕС
Рухнул занавес. И что же? И решили господа: Пропадать ему негоже. Эй, подать его сюда!
Протащили по болотам – Тяжеленный, паразит… Между властью и народом Он теперь у нас висит.

ПЕРЕД ВСТРЕЧЕЙ
На ветру дрожит осинка, Хлещет веткой по глазам: Не гляди, как гроб из цинка Из Чечни летит в Рязань.
Но летит под небесами Гроб и воет, и свистит. А навстречу из Рязани Материнский крик летит.
Сердце бьётся, время мчится. Боже правый, сохрани, Чтоб не видеть, что случится, Когда встретятся они.

Ветер стих. Звезда блеснула, И другая вслед зажглась. Стих поток дневного гула. Стал слышнее Божий глас..
Утка низко пролетела, Просвистела, как стрела. Всё, чего душа хотела, Обрела.
МАТЬ
Как барыня сановная, Ходила средь подруг, Когда письмо сыновнее Ей приходило вдруг.
Ждала, запасы полнила, В плену счастливых снов. Все письма его помнила… Ее убила"молния". Казенная.
В пять слов…
Опять мы ищем виноватых. И я кричу с толпою: "В ад их! Четвертовать на колесе!"
Но видит Бог: мы все – разини; И в том, что рыщет смерть в России, Мы виноваты.
Все. Все. Все

Второе стихотворение часто со сцены читал Георгий Жжёнов, он и мне его прочитал – подарил:
ПОПУЛИЗАТОРЫ ХОРОШЕЙ ЖИЗНИ

Ладошкой вверх изломано запястье,
Отпрошенное слово от стиха,
И бродит по подмосткам чьё-то счастье,
Высвеченное лампой Ильича.
А. Зиновьев
Леонид Бородин.

Мы с детства в Русь вколдованы, ничто не выносимо -
Но судьбы уготованы – и нет уж той Руси.
То к лучшему, то к худшему – кому про то ясней,
По Пушкину, по Тютчеву знакомились мы с ней.
Сквозь песни молодецкие мы ищем нашу Русь,
Нам бабки досоветские вложили эту грусть.
Но тропы опечатаны – не тронь, не воскреси,
Последние внучата мы несбывшейся Руси.
Мне Русь была не словом-спором,
Мне Русь была судья и мать,
И в ней российского простора,
И русской доли не понять.
Пропетой чуткими мехами в одно дыхание моё,
Я сын Руси, с её грехами и благодатями её.
Но нет отчаянью предела, и боль утрат не пережить,
Я ж не умею жить без дела, без веры не умею жить.
Без перегибов, перехлёстов, без звёзд расхлёстанных в пыли -
Я слишком русский, чтобы просто кормиться благами земли.
Знать головою неповинной, да эшафоту простучать,
Я ж не умею в половину ни говорить, и не молчать.
Земля родная, ради Бога, храни меня теперь и встречь,
Чтоб мне по глупости, до срока, впустую не перегореть.

И как-то не знаешь с чего и подступиться к теме, чтобы в своей России как-то объединяться, как-то себя, русского защищать…
Но уже пора!

Страницы: | 1 |

Каталог Православное Христианство.Ру Рейтинг@Mail.ru Яндекс.Метрика