«Где же мне взять честных, толковых людей?! Где их, наконец, найти?»

Это восклицание Правителя Юга России и Главнокомандующего Русской Армией, к сожалению, актуально в нашей стране и сегодня

Уходящий год, кроме прочих круглых дат, знаменовался ещё и 100-летим исхода из Крыма Русской армии генерала П.Н. Врангеля. По этому поводу было достаточно много публикаций в разных СМИ, в основном в духе советской пропаганды о «чёрном бароне», мечтавшем насадить в России т.н. «прежние порядки». Чушь несусветная!

Диктатор – либерал

Но ведь она, что называется, «канает», учитывая уровень осведомленности, как бывших советских граждан, так и нынешнего молодого поколения «рассеян». Апологеты протухшего лозунга 100-летней давности «Все на борьбу с Врангелем!» в своём большинстве даже не удосуживались разобраться в его внутренней политике. А она радикально отличалась, как от прежней – «деникинской», так и от более продуманной «колчаковской», скорее тяготея к смелым столыпинским реформам или даже эсеровским экспериментам. Кое-что из его опыта вполне пригодилось бы и сейчас. Но обо всем по порядку.

Барон П.Н. Врангель честными историками и хорошо знавшими его людьми из своего окружения, считается и считался едва ли не самым большим либералом из всех белых военачальников, как это не покажется странным. Человек, одарённый многими талантами и способностями, прекрасный организатор и аналитик, он чётко видел и осознавал гибельность внутренней политики, проводимой своим предшественником – Главкомом Вооруженных Сил Юга России А.И. Деникиным. Тот предполагал законсервировать все накопившиеся проблемы («держать и не пущать») до созыва Учредительного собрания – этой приманки, на которую ещё «клевали» в 1917 и начале 1918, но которая перестала привлекать народ в разгар бушевавшей Гражданской войны, как не отвечавшая изменившимся требованиям времени «пустышка». Верховный правитель России, адмирал А.В. Колчак тоже не был готов к серьёзным переменам, лелея мечту о скором освобождении страны от большевистского ига, откладывая все решения до победы над красными.

И лишь барон Врангель (которому было отпущено всего чуть более полугода на реализацию своего проекта) чётко осознавал, что откладывать на потом остро стоявшие проблемы нет времени; и что только реальные уступки и компромиссы, прежде всего в вопросах землевладения и местного самоуправления, могут изменить не только расстановку сил, но и сам ход войны. Он верил в это! И это давало сил ему и его не столь многочисленным, но преданным и поверившим офицерам и солдатам Русской армии. Закупоренный в Крыму, он понимал, что победить он может, только приобретя в союзники самые широкие слои населения, начиная с крестьян. Сделать это можно, решив пресловутый «земельный вопрос».

Смелый реформатор

Его взгляды формировались под влиянием специалистов, в первую очередь аграриев, которые сходились к единственно правильной формуле – передаче общинной и помещичьей земли обрабатывавшим её крестьянам. Сам потомственный аристократ, помещик, барон «и прочая, и прочая», готовился к этому нелёгкому шагу вполне сознательно, испытывая серьёзное давление со стороны таких же помещиков в своём окружении. Итогом его раздумий и планов, после прихода к власти в апреле 1920 года, стал целый пакет реформ – революционных по своей сути законодательных актов.

Как признают честные историки, вовсе не симпатизировавшие белым, как например, автор книги о Несторе Махно из серии ЖЗЛ Василий Голованов: «…ни одно правительство времён Гражданской войны, за исключение разве что большевистского, не обнаружило способности в столь короткие сроки формулировать и утверждать законы такой важности, какие были приняты правительством Юга России. Принятый за два только месяца пакет законов (декларация по национальному вопросу, закон о земле, закон о волостных земствах и сельских общинах) сделал бы честь любому режиму, вступившему на путь реформаторства, и, безусловно, в мирное время стал бы для страны целительным лекарством, уникальной возможностью излечить застарелые, вечно обостряющие болезни».

В частности закон о земле предписывал все земли: казенные, муниципальные, помещичьи и прочие передать в руки готовых обрабатывать их крестьян! При этом помещикам оставлялась приусадебная земля с садами, огородами, что было вполне разумно и гуманно. Де-факто признавался революционный, по сути, передел земли – кто ей владел на момент издания закона – тому она и принадлежала! Никаких реквизиций и изъятий! Правда за неё всё-таки назначался выкуп – сравнительно небольшой: пятая часть урожая ржи или пшеницы с рассрочкой в 25 лет. Вполне здравые требования и разумные сроки! Единственной, пожалуй, оговоркой, носящей явно политический оттенок, было требование отстранение от землевладения коммунистов и тех, кто, взяв землю, в итоге сам не обрабатывал её – то есть откровенных лоботрясов – первых союзников большевиков на селе.

Гладко было на бумаге

Врангель на его взгляд правильно рассчитал срок принятия и опубликования законов – за 10 дней до начала наступления, позволившего ему вырваться из Крыма на просторы Тавриды и Северного Причерноморья. Однако, занятый больше стратегическими вопросами и фронтом, он упустил важнейший момент, который давно поняли и нещадно эксплуатировали его противники. Барон, очевидно по наивности, считал, что сделал самое главное – принял законы, которые должны увлечь людей, развернув их в его сторону. Однако он упустил тот факт, что после их издания для донесения до ушей, глаз, а главное сознания народа, нужны уже другие инструменты, которых у него, по сути, не было.

С этим у белых всегда были проблемы. Они, похоже, так и не поняли огромную значимость информационно-пропагандистского воздействия не только на своих, солдат противника, но и на население. Красные же с первых дней захвата власти, придавали пропаганде и идеологическому обоснованию своей бурной деятельности огромное значение: были созданы, пронизывающие все сферы жизни зарождавшегося советского строя специальные партийные структуры, руководители которых головой отвечали перед ЦК за ход и качество пропаганды. Денег на это большевики никогда не жалели. Тотальная пропаганда, агитация при жесточайшей цензуре во многом способствовали победе красных.

Белые и барон Врангель в частности, во многом уступали в такой напористости красным. У них не было такой отлаженной пропагандисткой машины, не было чётких структур, как противостоящих большевистской пропаганде, так и формирующих свою повестку дня, которую нужно было донести до каждого солдата, крестьянина, рабочего, казака, инородца, о чем мечтал генерал. Но этим напрямую не занимались ни одна из созданных им структур, включая знаменитую контразведку. Всё было отдано на откуп, по сути, случайным людям – издателям и редакторам немногочисленных газет, хозяевам типографий и чуть ли не почтальонам.

Как признавал один из приближённых к П.Н. Врангелю журналист А.Валентинов, пакет законов в условиях быстро изменяющегося времени преступно медленно доходил до населения. Он указывает и на их главные причины: брошюры с новыми законами, во-первых не раздавались, а продавались и во-вторых, стоили довольно дорого. Газеты, где также публиковались законы, стоили так же дорого, для сравнения – в тридцать раз (!) дороже большевистских, к тому же выходили малыми тиражами, да и те разворовывались. Увы, чаще для хозяйственных нужд. Радио тогда не была доступна широким слоям населения, а почему не использовались те же листовки, которые можно было вполне свободно разбрасывать с аэропланов над селами и городами, не понятно. Отсюда, с уверенностью можно сказать, что Врангель в чистую проиграл большевикам информационную войну, прежде чем потерпел неудачу на фронте, что было вполне предсказуемо, учитывая соотношение сил.

Честные люди

Валентинов пишет, что, узнав о том, как бездарно и безынициативно продвигается в народ его главный козырь в борьбе с большевиками, он в отчаянии кричал: «Где же мне взять честных, толковых людей!? Где их, наконец, найти?» Эти его слова, между прочим, могли бы стать эпитафией всему белому движению, где (особенно в тылу) не нашлось достаточно количества исполнительных, требовательных, прежде всего к себе, людей, безусловно верящих в победу общего дела. И отдающих себе отчёт, что их собственное благополучие и даже жизнь целиком зависит от реализации благих намерений барона.

Вопрос Врангеля словно висит в воздухе, оставаясь актуальным для нас и сейчас, сто лет спустя.