Русская линия | Константин Пахалюк | 30.05.2018 |
В исторической серии "Белые воины" выходит в свет одиннадцатая книга об одном из последних командиров Лейб-Гвардии Измайловского полка Георгиевском кавалере Генерального Штаба генерал-майоре Б.В. Геруа (1876-1942). Основой книги стал двухтомник «Воспоминания о моей жизни», который вышел в Париже в 1970 г. Книга ни разу не переиздавалась и пользуется большой популярностью у современных исследователей Новейшей истории России.
Читателям РЛ предлагается вторая часть вступительной статьи к книге. Первая часть здесь. Все даты даны по юлианскому календарю (по "старому" стилю).
+ + +
В боях за Галицию 1914 г.
Назначение Геруа на должность командира 123-его пехотного Козловского полка, т.е. 23 сентября, совпало по времени с неудачным штурмом крепости Перемышль и обозначившимся усилением противника южнее, что заставило думать Брусилова о том, что в скором времени он перейдёт в общее наступление. Ведение оборонительных операций требовало занятия более удобных позиций, в связи с чем 25 сентября 3-я армия с арьергардными боями стала отходить за р. Сан. С 28 сентября началась упорная оборона его нижнего течения. 1 октября попытку форсирования в районе Сенявы – Ярослав (т.е. на фронте 11-го корпуса, чуть севернее 10-го корпуса) предприняли части 4-й австро-венгерской армии, однако русские войска выстояли. Части 3-й армии с 1 по 4 октября отражали попытки противника переправиться, и, хотя в некоторых местах (в частности, около Ярослава) ему и удалось закрепиться на созданном плацдарме, в целом план австро-венгров форсировать Сан потерпел неудачу, что заставило врага перейти к оборонительным операциям.
Южнее, в районе 8-й армии ситуация развивалась сложнее. 2-я австро-венгерская армия ещё в конце сентября вела наступление, стремясь выбить русские войска с Карпат. Противник начал теснить наш левый фланг (24-й армейский корпус), однако встретил сильное сопротивление. Попытки охватить фланг и отрезать 8-ю армию от Львова также не удались. Тяжёлые бои завязались и у Хырова в центре 8-й армии. К 1 октября обстановка несколько стабилизировалась: её правый фланг и центр с опорой на заранее подготовленные позиции вёл активную оборону, на левом фланге также удалось укрепиться и переходить в чувствительные контратаки. Сам же Брусилов задумался о переходе в наступление. Его план активного манёвра левым флангом современные исследователи считают авантюрным: в условиях горной местности, наличия у противника резервов обходной манёвр едва ли мог быть успешен. Однако он мог сорвать наступательные планы противника, что и произошло на самом деле. Изначально планировалось перейти в наступление 3 октября, однако 1 октября наметился успех 4-й стрелковой бригады генерала А.И. Деникина, которая в ходе стремительной атаки на левом фланге 8-й армии захватила господствующую высоту, а вместе с нею вражеских пленных. Хотя дальнейший успех развить не удалось, Брусилов решил начать наступление раньше на день, а для этого приказал усилить 8-ю армию за счёт соседа справа, т.е. 3-й армии генерала Радко-Дмитриева, а именно позаимствовав у него две дивизии. Одной из них и была 31-я пехотная дивизия, которую двинули в д. Мосчиску, в район действий 12 армейского корпуса генерала Л. Леша. Сам же Радко-Дмитриев решил перейти к более активным действиям в целях облегчить положение 8-й армии. Уже спустя три дня, к 7 октября наметился успех русских войск: были захвачены основные переправы через Сан.
Попытка наступления Брусилова своим левым флангом фактически провалилась, поскольку была парирована встречным наступлением. Угроза охвата с юга сохранялась. Вместе с тем правый фланг, а именно 12-й корпус генерала Леша, в ходе яростных атак 4-5 октября продвинулся вперёд. Положение австрийцев на этом участке фронта стало критическим. Противник перебросил сюда резервы и сам 5 октября перешёл в контратаку: из-за позднего подхода 121-го Пензенского полка австрийцы смяли позиции 75-го и 76-го полков из 19-й дивизии и заняли гору Магера. Утром 6 октября австрийцы прорвали позиции 60-й дивизии у выс. 282 в направлении на дер. Гусаково. Для ликвидации прорыва был задействовал резерв в виде двух батальонов 124-й Воронежского полка с батареей 31-й артбригады. В течение дня прорыв удалось ликвидировать, а к вечеру воронежцы штыками отбросили австрийцев к д. Тышковице[1]. Завязались бои за гору Магеру, противник также усиливал позиции, перебросив сюда бригаду пехоты и 7 артиллерийских батарей.
Значимость развернувшихся в этом районе боёв объясняется тем, что здесь русские солдаты прикрывали общее направление на Львов и купировали попытки 3-й австро-венгерской армии прорваться дальше на восток. Особенность боевых действий со стороны русских частей заключалась в активной обороне, во время которой части 31-й дивизии были раздёрганы и фактически перемешаны с войсками 19-й и 60-й пехотных дивизий. Заметим, что в мемуарах Б.В. Геруа весьма скупо описывает взаимодействие с соседями, что косвенно свидетельствует о том, что оно было организовано на недостаточно высоком уровне. Как отмечает сам мемуарист: «Вообще в этот период действия Козловцев представляются мне оторванными и не связанными с работой своей дивизии в целом. Мы, правда, постоянно чувствовали руку и глаз А.С. Саввича, но можно было подозревать, что 31-я дивизия, попав в район и в подчинение чужого корпуса (12-го) в качестве гастролёра, употреблялась новым начальством враздробь, по полкам, для так называемого "затыкания дыр" в боевой линии или для укрепления пошатнувшихся участков». Как видно, пагубная практика эпохи русско-японской войны не была изжита (к сожалению, 12-й корпус Леша не являлся исключением), внося сумятицу в общее управление боем. Ситуация в случае с 123-м полком осложнялась отсутствием инженерного оборудования позиций и слабой поддержкой артиллерии. Интерес к этому бою мы проявляем и потому, что именно за него Б.В. Геруа был награждён Георгиевским оружием. Оно было утверждено спустя более чем год, 16 декабря 1915 г.: «командуя 123 пехотным Козловским полком в боях с 8-го по 23 октября под крепостью Перемышль, отбил все настойчивые атаки значительно превосходных сил противника и, будучи всё время под сильным огнём лёгкой и тяжёлой крепостной артиллерии, не только не уступил позицию, но и сам, переходя в контратаку, взял в плен трёх офицеров и более 150 нижних чинов»[2]. В воспоминаниях автор указывал на некоторую условность награждения. Постараемся несколько подробнее описать те бои.
6 октября три полка 31-й дивизии, включая 123-й пехотный Козловский полк, сменили 19-ю дивизию и заняли позиции левого фланга 60-й дивизии до восточной окраины д. Хрузатице (левее был 73-й Крымский полк из 12 дивизии). Весь день 7 октября 123-й полк Геруа находился под обстрелом, а 1-му батальону вообще угрожал охват ввиду ситуации справа, на фронте 60-й дивизии. Ещё утром противник сумел атакой через высоту 311 частично пленить, частично рассеять батальон 237-го Ветлужского полка. Дальнейшие атаки поставили 60-ю дивизию генерала П.М. Баранова в тяжёлое положение, и только подошедшие резервы, а также содействие со стороны 31-й дивизии позволили спасти ситуацию. Однако вечером неожиданно выяснилось, что левый фланг 60-й дивизии отошёл[3]. В этот район были срочно направлены полки 19-й пехотной дивизии, но ту оказалось, что отступление произошло по недоразумению и ошибочному приказу. По счастливому обстоятельству противник не успел в полной мере воспользоваться этим замешательством, однако всё же занял часть высоты 318.
Ситуация на фронте 60-й пехотной дивизии вызвала настороженность высшего начальства. Генерал М.Л. Матвеев, командир бригады, которая совершила незапланированный отход, был отстранён и отправлен под суд. Левый участок обороны принял подполковник И.К. Исаев, а правый – полковник Е.В. Энвальд, командир 124-го Воронежского полка, который укрепился на высоте 282[4]. Более того, дивизию усилили 5-ю батальонами из 69-й дивизии[5]. Утром 8 октября с прибытием полков из 19-й дивизии была предпринята попытка наступать, однако австрийцы отбили её. Параллельно козловцы держали оборону от наседающего противника, причём попали в тяжёлое положение ввиду отсутствия поддержки артиллерии. Только во второй половине дня зазвучали наши пушки, заставив противника залечь[6]. К концу дня на другом участке 60-й дивизии удалось добиться успеха и занять высоту 318.[7]
На следующий день 9 октября атаки австрийцев продолжились. Корпуса 3-й австро-венгерской армии не оставляли попыток прорваться на Львовском направлении. Непосредственно в районе 12-го корпуса сражалась группа фельдмаршал-лейтенанта Х. фон Чурченталера (пехотная дивизия ландвера и стрелковая бригада). Австрийцы несли большие потери, но так и смогли сломить оборону русских. Однако неудачей окончились попытки и группы Исаева (1 полк, 3 батальона и 2 роты из разных полков) прорвать положение противника. От тяжёлого огня артиллерии сильно пострадал 1-й батальон 123-го Козловского полка: в окопах были засыпаны одна рота и пулемётная команда. Затем во фланг начали вести продольный огонь австрийские пулемёты, заставившие 1-й батальон отойти. Тогда Б.В. Геруа бросил в контратаку 4-й батальон и две роты 122-го Тамбовского полка. У кладбища Мизинца завязался штыковой бой, атака противника была отбита[8], но австрийцы временно закрепились у кладбища. Согласно журналу военных действий 12-го корпуса, «были направлены часть Козловского и 1 б-н Тамбовского полков; к 4 ч. дня австрийцы выбиты из кладбища»[9].
Однако штаб дивизии обеспокоился тем, чтобы вернуть все утраченные позиции. Утром 10 октября по приказу начальника штаба 31-й дивизии 3-й батальон козловцев капитана Яковлева и 4-й батальон 122-го пехотного Тамбовского полка капитана Лухонина перешли в наступление. Изначально наступление развивалось успешно, однако вскоре 3-й батальон потерпел неудачу. Ему на помощь направили 4-й батальон подполковника А.А. Пургасова, который пошёл в штыки и без единого выстрела к 6 часа утра взял позицию, а вместе с нею 2 офицера и 105 солдат[10]. В ответ австрийцы открыли огонь и снова потеснили 1-й батальон 123-го полка. Он отошёл к околице и только благодаря действиям Геруа сумел окопаться. Неудача была обусловлена отсутствием поддержки артиллерии. Только к вечеру позиции были усилены батальоном и 4-мя ротами 75-го пехотного Севастопольского полка. В журнале военных действий корпуса эти события описаны более кратко: «На фронте 31 дивизии противник перешёл утром в наступление на участок у с. Мизинец и оттеснил Козловский полк на высоты восточного берега ручья у с. Мизинец, но отход этот не ухудшил общего положения на фронте корпуса и последствием его было лишь некоторое отодвижение назад левого фланга 60 дивизии. В общем за весь день вёлся лишь артиллерийский и ружейный огонь на фронте всех частей корпуса»[11]. За эти дни 123-й полк потерял 1 офицера и 700 нижних чинов убитыми, 13 офицеров и 781 нижних чинов ранеными, 157 пропали без вести. Все пулемёты были подбиты[12].
11 октября атаки противника продолжились, свежие силы севастопольцев держались, а козловцы под конец дня всё же оставили фольварк Мизинец. Для укрепления обороны пришлось задействовать резервы[13]. Дальнейшие попытки австрийцев прорваться были отражены с большими для них потерями. Любопытно, что в журнале военных действий корпуса отмечался только сильный артогонь, в то время как о попытках переходить в наступление в этот день (11 октября) не говорилось.[14] 12-го на фронте дивизии шла артиллерийская дуэль, причём наша артиллерия помешала врагу установить 3 новые батареи.[15] Попытки же наступать ввиду высоких потерь во всех частях 12-го корпуса не привели к успеху, а потому даже и не были отражены в журнале военных действий[16]. 13-14 октября противник пытался вести наступление в стык между 31-й и 12-й дивизиями, но был отбит.
В конечном итоге бои на данном участке фронта решились благодаря общему развитию событий: под Варшавой немцы потерпели сокрушительное поражение, а южнее, в районе левого фланга 8-й армии, 2-я австро-венгерская армия генерала Бем-Ермоли также оказалась разбита и вынуждена отступать. Не вдаваясь в подробности, отметим, что здесь отличились части под начальством генералов В.А. Альфтана, А.И. Деникина, Л.Г. Корнилова, А.А. Цурикова, Н.М. Баташёва, а также полковника Г.Н. Вирановского. А 16 октября последовала общая директива австро-венгерского командования об отходе. С 15 по 21 октября части 12-го корпуса оставались на прежних позициях, а 22 октября начали преследование отходящего противника. Днём этого же дня ввиду прибытия пополнения пришёл приказ о выводе 31-й дивизии с фронта и о направлении её обратно в состав 3-й армии в Краковец[17].
В ноябре корпус участвовал в общем движении в сторону Кракова, а в начале декабре пришёл приказ сменить части 24-й корпуса, что привело к удлинению позиции[18]. Последние серьёзные столкновения 1914 года произошли в середине декабря, когда 8 войска Юго-западного фронта предприняли очередную попытку наступать. В течение пяти дней 8-я и 3-я армии взяли около 25 000 пленных, укрепившись в Карпатах и выйдя к р. Дунаец[19]. 14 декабря последовала директива штаба фронта, которая предписывала прочно занять линию рек Бяла и Дунаец, преследуя отходящего противника лишь авангардами. Непосредственно 31-я дивизия также участвовала в этих боях. 6 декабря была проведена артподготовка, а 7 декабря дивизия пыталась перейти в наступление в общем направлении на Биеч. Успех сопутствовал 121-му полку, который сумел овладеть высотой 309[20]. Однако попытка наступления 10 декабря была сорвана контратакой противника, в ходе которой он чуть ли не захватил наши батареи. Здесь отличился 123-й Козловский полк, который в ходе героической атаки спас наши орудия и отбросил врага (более подробно описание боя даётся в приложении). 11 декабря дивизия продолжила наступление. К концу года 31-я дивизия, включая 123-й полк, расположилась по р. Дунаец, недалеко от города Тарнов.
Горлицкий прорыв
Не считая отдельных попыток противника (как например, 23 февраля или 5 марта)[21] атаковать расположение дивизии, зимняя стоянка оказалась затишьем перед бурей. Ею стало мощное наступление австрийцев и немцев под Горлицей, которое началось 19 апреля (2 мая) и положило начало "Великому отступлению". Основное место нанесения удара (между р. Вислой и Бескидским хребтом) было выбрано немцами ввиду географических характеристик, облегчающих наступление, и относительной слабости находящихся здесь русских войск. Операция проводилась силами вновь сформированной 11-й германской армии (10 пехотных дивизий), её командующим стал генерал А. фон Маккензен, а начальником штаба талантливый Х. фон Сект. Им была подчинена 4-я австро-венгерская армия, плюс ещё 3-я армия оказывала содействие. Непосредственно на фронте, где намечался прорыв, противник обеспечил себе превосходство в живой силе в 2 раза, в тяжёлой артиллерии – в 40[22].
Основной удар пришёлся по войскам 3-й армии, и 10-му корпусу в частности. Как свидетельствовал Б.В. Геруа, ставший к тому времени начальником штаба 31-й пехотной дивизии, ещё за месяц стали видны первые немецкие приготовления, однако верховное командование недооценило угрозу. В отчёте о боях дивизии упоминалось, что уже к 16 апреля смысл перегруппировки противника был разгадан. Захваченные пленные свидетельствовали: прибывали свежие германские части, против каждого русского полка сосредоточивалась фактически дивизия. С 15 апреля обстрелы стали предпринимать всё более методический характер. Кроме того, о прибытии тяжёлых калибров давали показания пленные, они же говорили о громадном комплекте снарядов (будто бы 1000 на орудие)[23]. За один или за два дня до наступления в наше расположение на фронте 70-й пехотной дивизии перебежал австро-венгерский унтер-офицер русин, обиженный на своё командование за отказ в производстве в офицеры. Он показал, что наступление начнётся 19 апреля.
Ответные меры в виде усиления войск 3-й армии стали предприниматься буквально за несколько дней до немецкого наступления. Предложение Радко-Дмитриева отойти на несколько переходов, чтобы вывести войска из-под удара и сохранить силы для манёвра, было проигнорировано штабом Юго-западного фронта и прежде всего Ставкой[24]. Сохранялась надежда, что войск будет достаточно, чтобы выстоять, а готовящееся общее наступление восстановит положение. Штаб фронта лишь притянул к центру 3-й армии резервы (3-й Кавказский корпус и одну второочередную дивизию)[25].
Однако в первые дни 3-й армии были нанесены тяжелейшие потери, войска стали отходить. И в этом не было ничего удивительного: в районе прорыва (позиции 9-го и 10-го корпусов) находились две слабые второочередные дивизии, которые и не могли сдержать превосходящие силы противника. Сам же 10-й корпус, не обладая крупными резервами, был растянут на фронте в
Обращение непосредственно к документам позволяет в целом подтвердить оценки мемуариста, правда, причины «чуда» обуславливались скорее тем, что противник, как правило, наносил основной удар по соседям справа или слева от 31-й пехотной дивизии, а краткосрочные успехи обороны – вводом всё новых резервных частей. Если рассматривать события на уровне всей армии, то вряд ли можно одобрительно отозвать о попытках держаться за позиции и бросании войск для спасения ситуации на том или ином участке: вместо совершения широкого манёвра и подготовки мощного удара войска обливались кровью и всё равно отступали.
Постараемся остановиться подробнее на действиях 31-й дивизии в общем оперативном контексте. Уже в ночь на 17 апреля германцы сняли часть своих проволочных заграждений, что свидетельствовало о подготовке атаки. Весь день шёл активный артиллерийский обстрел, а в ночь на 18 апреля началось наступление против 121-го и 122-го полков. Его цель была сблизиться с нашими окопами (т.к. противник отстоял от них на 1000-3000 шагов). Ночная атака удалась, австрийцы окопались в 800 шагах от Пензенского полка и фактически полу-окружили подножие высоты 449, на которую опирался левый фланг дивизии. В её штабе активно обсуждались идеи контратаки, однако из-за того, что надо было снимать свою собственную проволоку (ввиду общего наступления врага это было нерасчётливо), было решено направить генерала Саввича на позиции 121-го полка. Здесь он обнаружил слабость резервов и потому распорядился о том, чтобы притянуть из резервов один батальон Козловского полка.
Контратаку планировалось начать утром 19 апреля, однако этим планам было не суждено осуществиться: в 4 утра 19 апреля противник открыл небывало сильный огонь, причём главным образом на участке 121-го полка[27]. Наибольшей интенсивности огонь достиг между 9 и 12 часами, причём в ряде мест окопы были сравнены с землёй, а их защитники уничтожены. Во втором часу дня немцы перешли в наступление на всём фронте дивизии, главным образом стремясь занять господствующие высоты. Атака велась несколькими линиями, а артиллерия била по нашим батареям.
После упорного боя противник занял высоту 449, на остальном фронте его атаки были отбиты. В это время наши резервы заняли высоту 434, которая находилась за высотой 449, что придало устойчивость левому флангу дивизии, где управление боем генерал Саввич взял на себя. Тяжёлая ситуация сложилась на правом фланге. Крымский полк из соседней 70-й пехотной дивизии был буквально сметён артогнём, что обнажило позиции 124-й Воронежского полка, занимавшего высоту 405. Им на помощь из резерва были высланы 3 оставшиеся роты Козловского полка под командой подполковника В.П. Пьянов-Куркина, которые успели закрепиться на восточном склоне высоты. Начальник дивизии пытался ликвидировать прорыв, двинув на помощь 10-й Костромской полк, который временно был передан ему, однако выяснилось, что штаб корпуса уже отменил это подчинение и использовал часть по своему усмотрению. На помощь из корпусного резерва вскоре прибыл 167-й пехотный Острожский полк.
Пока шли резервы, противник из-за отхода частей 70-й дивизии успел прорваться в глубину наших позиций на
К 6 утра 20 апреля перемещения под прикрытием артиллерии завершились. На правом фланге находился 123-й Козловский полк, на левом все остальные части. В резерве дивизия держала два батальона хотинцев. Бой начался около полудня, всё более и более разгораясь к вечеру. Противник пытался обойти правый фланг отряда генерала Володченко, а потому туда из 31-й дивизии был направлен один резервный батальон. Взаимодействие облегчалось тем, что штаб 31 дивизии и отряда Володченко пребывали в одном доме ксёндза у с. Шержины. Надо отметить, что в эти дни против Володченко действовал усиленный 9-й австро-венгерский корпус (4-я армия), многократно превосходящий его[28].
В 3 часа дня немцы повели атаку против позиций 31-й дивизии, причём острие было направлено в стык между пензенским и хотинским полками. При поддержке артиллерии удалось держать оборону до вечера, когда пришёл приказ об отходе: «На правом фланге дивизии обстановка для отступления создалась трудная. Австрийцы густо наседали на Козловцев и Воронежцев и, в конце концов, прорвались, уже в темноте, в обход фланга дивизии и вышли на нашу 6-ую батарею, ещё не успевшую сняться с позиции. Батарея была захвачена было неприятелем. Но части 12-й роты Козловского полка под командной прапорщика Мазирова с присоединившимися артиллеристами во главе с командиром батареи шт.-кап. Волчанским стремительно бросилась в штыки на австрийцев и прогнала их, переколов наиболее зарвавшихся»[29].
Стоит отметить, что в этот день на фронт был брошен резерв в виде 3-го Кавказского корпуса, который по частям вводился в бой, а потому не сумел кардинально изменить обстановку.
К утру 21 апреля 31-я дивизия заняла новую позицию (в районе с. Подлесье), штаб переместила в с. Чермна. Бой завязался с утра, как и накануне противник особо наседал на отряд Володченко и правый фланг. В распоряжение 31-й дивизии был направлен 205-й пехотный Шемахинский полк, который приходил по-батальонно и сразу же вводился в бой. Любопытно, что рано утром по телефону от генерала В.А. Ирманова (командир 3-й Кавказского корпуса) вообще пришёл приказ перейти в наступление, что свидетельствовало о низком уровне осведомлённости вышестоящего начальства об истинном положении на фронте. Конечно, штаб 31-й дивизии заготовил соответствующие приказы, однако осуществлены они не были: инициатива оставалась за противником. Он снова атаковал отряд Володченко, причём в 11 утра прорвал его позиции и стал угрожать флангу 123-го полка. Для ликвидации был направлен только что прибывший батальон Шемахинского полка. К сожалению, к 6 часам вечера отряд Володченко опять откатился назад, противник прорвался вперёд, стал обстреливать позиции 31-й дивизии не только с фланга, но и с тыла. В этой ситуации П.А. Кузнецов получил приказ отходить к р. Вислока.
В тяжёлых условиях дивизия отошла согласно приказу из корпуса и заняла позицию от с. Бржостек до с. Букова. Правый фланг прикрывал отряд Володченко, усиленный 3-й донской казачьей дивизией А.Н. Долгорукова, слева разместился 3-й Кавказский корпус. 22-23 апреля на фронте дивизии выдалось затишье. Подходили резервы 3-й батальон Хотинского полка, Ставучанский, Троицко-Сергиевский, Солигаличский полки (из 49-й, 63-й и 81-й дивизий), две маршевые роты. Утром 24-го апреля в распоряжение Кузнецова прибыли части 61 пехотной дивизии со штабом и 249-й пехотный Дунайский полк (из 63-й дивизии). Безусловно, подобное скопление войск в руках штаба 31-й дивизии сильно затрудняло управление.
Вечером 23-го апреля было решено оттянуть левый фланг назад и сократить фронт дивизии. Однако 81-й пехотный Апшеронский полк (из 3-го Кавказского корпуса) слишком рано очистил позицию у с. Букова, потому противник атаковал нас в левый фланг. В этой связи на помощь генералу А.С. Саввичу был направлен батальон 251-го пехотного Ставучанского полка. Атаку врага удалось отбить, однако в конечном итоге пришлось удлинить фронт.
Отметим, что 22 апреля тяжёлое положение наметилось на левом фланге 3-й армии: силами почти что трёх корпусов противник вклинился в разрыв между 3-м Кавказским и 24-м корпусами, поставив под угрозу тылы армии. Это привело к её отходу за р. Вислока.[30] Стоит признать, что враг добился крупного тактического успеха, перешедшего в оперативный, однако именно прорыва русского фронта не произошло. За три дня ожесточённых боёв германцы и австрийцы продвинулись только на 4-
24 апреля противник повёл новое наступление на всём фронте 3-й армии, но был отбит. Непосредственно в районе 31-й дивизии австрийцы начали наступление на рассвете против 250-го пехотного Балтинского полка (из 63-й дивизии) у д. Клецы. Атаку балтинцы встретили в ружьё, затем подошли резервы и уже побежал противник. В итоге в плен попало 12 офицеров и около 300 нижних чинов, а также 4 пулемёта. Через 1,5 часа полк отошёл на новые позиции. После того как днём опять обозначился отход кавалерийских частей, прикрывавшихся правый фланг, сюда пришлось двинуть резерв, а сами части отвести назад. Здесь дивизия простояла весь следующий день. Отметим, что в эти дни начальник дивизии П.А. Кузнецов заболел и его временно заменил генерал Симанский.
К утру 26 апреля на соседних участках кавалерия была заменена на подошедшие пехотные части, а из резерва прибыли 52-й сибирский стрелковый полк и пополнение в 600 человек. В кратком описании боёв генерал Саввич и полковник Геруа отмечали: «На этой позиции уже получилась сплошная пехотная линия. Фронт был сокращён. Не было уже прорывов, которые по необходимости заполнялись кавалерией, естественно сдававшей перед натиском пехоты противника»[31]. Появилась надежда: больше отступать не придётся, несмотря даже на то, что «полки» и «батальоны» существовали только на бумаге. Так, в четырёх «собственных» полках 31-й дивизии насчитывалось 1650 штыков, в Ставучанском – 1200, в Дунайском – 800. Пулемётов не было (они были разбиты), телефонные провода утрачены на 90%.[32] Соседние дивизии также были обескровлены, а ситуация усугублялась ещё и тем, что в это время 10-й корпус противостоял сначала одному, а затем и двум вражеским корпусам.[33]
Как в прошлые дни, части 31-й дивизии подвели соседи. В этот раз «отличился» 208-й пехотный Ларийский полк: вечером 26-го апреля он из-за ошибочного приказа неожиданно очистил свои окопы, которые в срочном порядке пришлось занимать солдатами из Дунайского полка и выбивать оттуда отдельных австрийцев. 27 апреля противник повёл атаку против ларийцев и заставил их отойти, продвинувшись затем против Дунайского полка. Контратаку возглавил прапорщик Шмидт с тремя ротами (одна из 52-го сибирского стрелкового полка), которые отбили австрийцев и взяли 30 пленных. К сожалению, это оказался частный успех: противник снова пошёл в атаку, заставил наши части отступить и даже взял в плен несколько взводов из сибирского полка. Обходной манёвр противника остановили казаки из дивизии Долгорукова, однако 31-й дивизии всё же пришлось отступить вплоть до позиции у Забиржова и Рацлавувки. Отметим, что 27 апреля командование 3-й армии пыталось организовать контрудар силами свежего 21-го корпуса, который, к сожалению, провалился и не сумел изменить обстановку на фронте[34]. Ввиду отсутствия серьёзных резервов 3-я армия стала отходить за р. Сан (заметим, что начальник штаба фронта генерал В.М. Драгомиров ещё ранее неоднократно предлагал совершить этот манёвр, против чего активно выступала Ставка).
Утром 28 апреля 31-я дивизия выяснила, что сосед справа, 61-я дивизия, отсутствует, а австрийцы опять заходят во фланг. Это совпало с получением приказа об отходе за Сан. За почти что две недели боёв 31-я дивизия была обескровлена, в ней насчитывалось около 1500 солдат, потери в нижних чинах составили 80%, в офицерах – 85%. Вместе с тем стоит признать, что она выполнила свой долг: ни разу не отойдя без приказа и сохранив свою артиллерию.
«Гвардейский период»: от командования лейб-гвардии Измайловским полком до генерал-квартирмейстера Особой армии
К 30 апреля (13 мая) вся 3-я армия отошла за р. Сан и занял оборону вдоль неё. Интенсивность боёв снизилась. 7 мая Радко-Дмитриев сдал командование генералу Лешу, новым начальником штаба стал профессор генерал А.К. Байов, который в свою очередь предложил Б.В. Геруа должность генерал-квартирмейстера. Однако Борис Владимирович, стремясь непосредственно в строй, сделал выбор в пользу предложения от командира Гвардейского корпуса генерала В.М. Безобразова: стать командиром лейб-гвардии Измайловского полка. Назначение состоялось 19 мая, спустя 10 дней Геруа был пожалован, вероятно, за апрельские бои, мечами и бантом к ордену Св. Владимира 4-й ст., а 12 июня – орденом Св. Владимира 3-й ст. (к последнему представлен ещё до войны за пулемётные сборы, что объясняет отсутствие «мечей»). В командование лейб-гвардии Измайловским полком Б.В. Геруа вступил 11 июня 1915 г. В это время он занимал позиции на достаточно тихом участке в Польше, под Ломжей (тогда гвардия входила в состав 12-й армии, генерал-квартирмейстером которой являлся брат мемуариста А.В. Геруа).
Гвардия всегда считалась элитой русской императорской армии, что имело свои позитивные и негативные стороны с точки зрения боевой работы. Среди первых можно отметить героизм войск (как офицеров, так и солдат), благоволение императора (облегчало организацию того же пополнения) и возможность не находиться постоянно на фронте, а составлять резерв, принимая участие только в операциях на критических направлениях. Последний принцип наиболее последовательно отстаивал командир Гвардейского корпуса генерал В.М. Безобразов, который в 1915-1916 гг. стал командующим всеми войсками Гвардии. Отрицательные же стороны, как это ни странно, обуславливались прежде всего элитарным положение гвардии. Так, В.М. Безобразов был нередко вынужден превращаться в «политика», которые лавирует между различными группами элит, дворцом и командованием. С этим он справлялся более-менее сносно, однако к 1916 г. сумел нажить немало врагов в высшем свете. Сам он пользовался любовью в войсках за своё отеческое отношение к подчинённым (получил даже прозвище «батька»), однако его качества как военачальника оставляли желать лучшего. Недаром Б.В. Геруа витиевато обронил, что его «здравого смысла… было недостаточно, чтобы возместить отсутствие военно-научного образования». Первое время начальником штаба Гвардейского корпуса был генерал Г.И. Ностиц «величина светская и добродушная, но в смысле знаний и опыта совершенно отрицательная». Неудивительно, что основная работа лежала на полковнике В.Н. Доманевском, который в 1914-15 гг. состоял при штабе корпуса для поручений, а при образовании «войск Гвардии» осенью 1915 г. занял должность генерал-квартирмейстера. Несмотря на действительные таланты штабиста он отличался манией величия, усиливавшейся алкогольными возлияниями. Неудивительно, что ему не удалось сработаться с начальником штаба войск гвардии генералом Н.Н. Игнатьевым, который в июне 1916 г. добился его отставки, заменив на Б.В. Геруа. Последний в свою очередь нашёл, что генерал-квартирмейстерская часть состояла из людей слабо разбирающихся в своём деле, которые поставили работу на «любительском уровне». Здесь же сказалось и общее неприятие гвардейцев к офицерам генштаба и стремление выдвигать на ключевые должности выходцев из своей среды. Неудивительно, что подобное положение дел «на верху» войск гвардии мало способствовало повышению боевой эффективности.
Не лучшим дело обстояло и «внизу». Так, по прибытии в лейб-гвардии Измайловский полк Б.В. Геруа столкнулся с низким уровнем подготовки и выправки строевых частей (в отличие от обозных), а также своенравным характером офицеров (в массе своей – представителей элиты империи): «в штабе полка орудовал импровизированный парламент, состоявший, кроме чинов штаба, из всех четырёх батальонных командиров и двух вольноопределяющихся унтер-офицеров из команды конных разведчиков». Впрочем, судя по мемуарам, Б.В. Геруа удалось улучшить дисциплину в полку и даже снискать расположение среди офицерского состава (что при известных обстоятельствах было непросто), хотя, конечно, обращает внимание, что во время долгой тыловой стояки зимой – весной 1915-16 гг. полк, если верить мемуарам, больше занимался вопросами выправки и плац-парадной муштры, нежели тактическими занятиями.
Мы не будем подробно останавливаться на боевом пути Гвардейского корпуса, поскольку он играл роль стратегического резерва Северо-Западного фронта генерала М.В. Алексеева и в этом качестве принимал участие в боях отрывочно, но на важнейших направлениях. В частности, во второй половине июня 1915 г. немцы попытались двумя мощными ударами (один в районе реки Нарев, другой – южнее Варшавы, между Вислой и Западным Бугом) срезать «польский выступ» русского фронта. Непосредственно для парирования южного удара Гвардейский корпус был брошен к Ковелю в состав 3-й армии, а именно в район г. Красностав, где в июле завязались тяжелейшие (и до сих пор не оценённые по достоинству) бои. В частности, 5 июля измайловцы и преображенцы при поддержке гвардейских стрелков выдержали наступление прусской гвардии. Полк понёс потери (в том числе 2 офицера погибли и 5 были ранены), но подтвердил право считаться гвардейским. Гвардейские части внесли свой вклад в парирование мощного удара фельдмаршала Маккензена. В течение месяца Измайловский полк вёл оборонительные бои: как правило, днём солдаты отсиживались под артиллерийским огнём противника и отражали атаки противника, а ночью совершали марш до новых рубежей. Наиболее крупным событием этого периода стала оборона позиций у д. Ольховцы 19 июля: немцы засыпали наши окопы снарядами, несколько раз бросались в решительные атаки, однако каждый раз измайловцы и преображенцы останавливали их[35].
Стоит признать, что несмотря на высокие потери русские армии сумели выйти из грозившей им ловушки и выровнять фронт, сохранив силы и пространство для манёвра. Однако стратегическая инициатива оставалась в руках немцев, которые (в лице генералов П. фон Гинденбурга и Э. Людендорфа) решили организовать удар во фланг в направлении Вильно – Молодечно – Минск. Сосредоточение резервов для осуществления операции шло параллельно с тем, как русские войска отходили, а Ставка пыталась усилить район Вильно. Для этих целей сюда планировалось стянуть резервы, а также вывести войска с некоторых участков фронта, которые представлялись менее опасными. В частности, ещё в конце июля Ставка стала требовать от М.В. Алексеева отправить в Ковно Гвардейский корпус. Тем самым гвардия превращалась в стратегический резерв.[36]
Вскоре она была направлена на правый фланг 10-й армии, где заняла укреплённые позиции. Правее располагались войска 5-й армии, а разрыв между флангами прикрывался несколькими кавалерийскими группами, поддержанными второочередными частями. Именно здесь 27 августа (9 сентября) немцы начали своё наступление. В первые дни они потеснили нашу кавалерию и начали обходить позиции Гвардейского корпуса. 28 августа (10 сентября) немцы попытались прорвать позиции Гренадерского полка, но были отбиты. Ещё за четыре дня до немецкого наступления за фронтом Гвардейского корпуса стали формироваться резервы из нескольких пехотных дивизий[37]. Командующий 10-й армией генерал Е.А. Радкевич категорически запрещал отход: «Гв. корпус сильнее всякого другого не только может, но и должен выдержать атаки противника не только сегодня, но и завтра и до тех пор, пока это потребуется. Повторяю, что я требую восстановить положение. Разрешаю два полка 8-й сибирской дивизии оставить в вашем резерве, но в резерве, а не для восстановления положения»[38]. Подобный приказ обуславливался и тем, что на Свенцянском направлении в это время формировалась новая армия и сосредоточивался конный корпус генерала В.А. Орановского, которые и должны были отразить прорыв.
29 августа (11 сентября) части 1-й и 2-й гвардейских пехотных дивизий после продолжительных боёв, сопровождавшихся попытками перейти в наступление, были вынуждены отойти и расположиться полукругом, в то время как во фланг и в тыл русской армии заходили 4 кавалерийские и 6 пехотных дивизий немцев. Дальнейшие бои распались, с одной стороны, на попытки отразить прорыв противника (конный корпус Орановского, усиленный 2-й корпус генерала В.Е. Флуга, 3-й Сибирский корпус), а с другой – на оборону частей центра и правого фланга, которые ввиду негативного развития ситуации были вынуждены отступать. 2 сентября некоторые части Гвардейского корпуса неожиданно откатились за р. Вилею, другие (включая лейб-гвардии Измайловский полк) продолжали обороняться, выдержав тяжёлый бой 3 сентября. Опасная ситуация на фронте 10-й армии и в её тылах заставила Ставку отвести в ночь на 5 сентября основные силы всего Западного фронта.
Гвардейский корпус отводился сначала в район д. Лаваришки, а затем был передан отряду генерала Флуга, который непосредственно боролся с прорвавшимися в тыл немцами. 8 сентября совместно с 5-м армейским корпусом гвардейцы даже пытались перейти в наступление, эти контратаки были необходимы для стабилизации фронта. Благодаря упорству обороняющихся войск и только что сформированной 2-й армии прорыв германцев удалось ликвидировать. Гвардия внесла свой вклад в это дело, понеся тяжёлые потери. Так, из 10 тыс. штыков в 1-й гвардейской пехотной дивизии в строю под конец боёв осталось только 7 тыс.[39] В дальнейшем войска гвардии были отведены в район города Сморгони (около которого теперь пролегала линия фронта), а после – в тыл.
Как мы отмечали выше, в конце 1915 г. все гвардейские части были сведены в «войска Гвардии» (затем – Особой армии), а с июня 1916 г. Б.В. Геруа занял должность генерал-квартирмейстера. В июле ему было присвоено звание генерал-майора. В это время войска Юго-западного фронта генерала А.А. Брусилова развивали известное наступление, вошедшее в историю как «Брусиловский прорыв». Успехи первых двух недель (конец мая – середина июня) требовали развития, причём командование Юго-западным фронтом центральное значение придавало действиям на правом фланге в общем направлении на Ковель. Брусилов хотел прорвать немецкие позиции и выйти во фланг и тыл тем германским частям, которые стояли против Западного фронта. Это привело к фактическому игнорированию успехов южнее и тяжёлым боям на ковельском направлении. Для усиления действующих здесь войск в начале июля 1916 г. и были притянуты корпуса Особой армии, направленные в район болотистых берегов р. Стоход. Общее наступление началось 15 июля и первоначально обещало быть успешным. Там, на правом фланге 30-й корпус генерала А.М. Зайончковского форсировал Стоход, а на левом 2-й гвардейский корпус генерала Г.О. Рауха разбил немцев у Трестеня. Успех первых двух дней наступления оказался исключительно тактическим: немцы отошли на подготовленные в тылу позиции и окопались. Перегруппировка и повторная атака 26 июля не принесла и этого успеха, сказалось огневое превосходство противника и высокие потери, а также отсутствие самолётов для осуществления разведки.
Неудивительно, что после этих неудач генерал В.М. Безобразов был отстранён от командования, а в августе его место занял талантливый генерал В.И. Гурко, который с собою из штаба 5-й армии привёз начальника штаба М.П. Алексеева и других чинов. Несмотря на столь крутые перемены, Б.В. Геруа сохранил должность, и более того, в мемуарах писал, что уровень работы штаба армии оказался поставлен на очень высокий, системный уровень. В.И. Гурко удалось убедить высшее командование в переносе цели и направления следующего удара с Ковеля на более южный Владимир-Волынский. Однако несмотря на значительную систематичную подготовку и исправление ошибок, сопровождавших оперативное руководство Безобразова, наступление, начавшееся 16 сентября и продолжавшееся две недели, полностью провалилось. Сказались сильное инженерное оборудование позиций немцев, мощь артиллерии, а также удар немецкой группы Марвица, нанесённый ещё 14 сентября в стык между Особой и 8-й армиями. В этой неудаче нет ничего удивительного, поскольку события на русском фронте принимали характер позиционной войны, ведшейся тогда же на полях Франции. С точки зрения затраченных усилий и достигнутых результатов русские войска мало чем отличались от своих «французских коллег». Действия армии Гурко получили противоречивую оценку. Б.В. Геруа пытался их оправдывать необходимостью наносить удары по противнику ввиду общей стратегической обстановки. Последующие историки были более критичны. Так, А.А. Керсновский вообще указывал, что напористость генерала шла во вред в условиях окопной войны, а при заметном отставании в техническом отношении попытки прогрызать по французскому образцу 1914-15 гг. оборону противника и не могли привести ни к чему, кроме как к излишним потерям[40].
Примечания:
[1] РГВИА. Ф. 2202. Оп.1. Д. 270. Л.53-54.
[2] РГВИА. Ф, 409 Оп.1. Д. 180090 Л.с. 165-977 Л. 7 об-Л 8
[3] РГВИА. 2202. Оп.1. Д. 270. Л.55 об
[4] Нелипович С.Г. Кровавый октябрь 1914 года. М., 2014. С. 468.
[5] РГВИА. Ф. 2202. Оп.1. Д. 270. Л. 56.
[6] Нелипович С.Г. Указ. соч. С. 469.
[7] РГВИА. Ф. 2202. Оп.1. Д. 270. Л. 56 об.
[8] Нелипович С.Г. Указ. соч. С. 478.
[9] РГВИА. Ф. 2002. Оп.1. Д.
[10] Нелипович С.Г. Указ. соч. С. 487.
[11] РГВИА. Ф. 2202. Оп. 1. Д. 270. Л. 57 об-58.
[12] Нелипович С.Г. Кровавый октябрь 1914 года. М., 2014. С. 487-488.
[13] Нелипович С.Г. Указ. соч. С. 500.
[14] РГВИА. Ф. 2202. Оп.1. Д. 270. Л. 58 об
[15] РГВИА. Ф. 2202. Оп.1. Д. 270. Л. 59 об
[16] Нелипович С.Г. Указ. соч. С. 502-503.
[17] РГВИА. 2202. Оп.1. Д. 270. Л. 63 об – 64 об.
[18] РГВИА. Ф. 2361. Оп.1. Д. 162. Л. 79.
[19] Незнамов А. Стратегический очерк войны 1914-1918 гг. Часть 3. М., 1922. С. 23.
[20] РГВИА. Ф. 2361. Оп.1. Д. 162. Л. 79,80.
[21] РГВИА. Ф. 2361. Оп. 1. Д. 162. Л. 74-76.
[22] Горлицкая операция: сборник документов мировой империалистической войны на русском фронте (1914-1917 гг.). М., 1941. С. 12.
[23] РГВИА. Ф. 2198. Оп.1. Д. 39. Л. 17 об.
[24] Любопытно, что этого мнения придерживался не только Б.В. Геруа, но и его «враг» по Николаевской академии М.Д. Бонч-Бруевич, который в начале 1920-х гг. написал одно из первых исследований Горлицкого прорыва: См.: Геруа С. 35-36; Бонч-Бруевич М.Д. Потеря нами Галиции в 1915 г. Часть II. М.Л., 1926. С. 36
[25] Горлицкая операция: сборник документов М., 1941. С. 10.
[26] Бонч-Бруевич М.Д. Указ. соч. С. 34
[27] РГВИА. Ф. 2198. Оп.1. Д. 39. Л. 19.
[28] Горлицкая операция… С. 16.
[29] РГВИА. Ф. 2198. Оп.1. Д. 39. Л. 23.
[30] Горлицкая операция… С. 16.
[31] РГВИА. Ф. 2198. Оп.1. Д. 39. Л. 28
[32] РГВИА. Ф. 2198. Оп.1. Д. 39. Л. 28 об.
[33] Горлицкая операция… С. 17.
[34] Горлицкая операция… С. 18.
[35] См.: Геруа Б.В. Боевой и мирный календарь лейб-гвардии Измайловского полка // Измайловская старина. 1932. Т. 10. С. 21.
[36] Евсеев Н. Свенцянский прорыв 1915 г. М., 1936. С. 14.
[37] Евсеев Н. Указ. соч. С. 75.
[38] Евсеев Н. Указ. соч. С. 51.
[39] Евсеев Н. Указ. соч. С. 197.
[40] Керсновский А.А. История русской армии. М., 1994. Т. 4. С. 92-94.
