|
|
Сегодня мы, Дроздовцы, празднуем четвертую годовщину дня выступления в поход, и в этот исторический день особенно ярко вспоминается весь крестный путь, который суждено было нам совершить в годы гражданской войны. Боевая страда не давала нам времени для анализа и критики пройденного, и только здесь, в Галлиполи, мы смогли подвести итоги, критически отнестись ко всему и составить историю похода.
Румынский фронт, в силу своей отдаленности, а также и международной физиономии держался дольше других, но примерно к середине ноября 1917 года пошатнулся и он. В 4-й армии вместо генерала Рагозы объявил себя командармом прапорщик Кундрушкин, через день смененный Штабом фронта на генерала Адрианова, но и генерал Адрианов, и командарм 6-й армии генерал Цуриков стали стремиться к популярности среди солдатских масс, подлаживались под взгляды солдатских комитетов. Разложение частей пошло быстрым темпом. Ясно было, что прежней Армии нет. Часть офицерства стремилась пробраться на Дон, другие готовы были вступить в любые самостийные, но не большевистские национальные части, которыми наши союзники, совместно со Штабом фронта надеялись заменить бросающие фронт части, третьи мечтали вступить в иностранные армии (была пущена легенда, что американцы приглашают офицеров), четвертые просто обезличивались и стремились подделаться под товарищей. Часть офицеров, более сильных духом, не желавших видеть позора и гибели Родины, которым дорога была единая Россия, считали себя обязанными не уходить в иностранные армии, не вступать в национальные, с ярким духом сепаратизма части, а стремились к объединению для активной борьбы с большевизмом.
Не было руководителей! Таковыми явились в конце ноября полковник Дроздовский и его ближайший помощник полковник Войналович. К этому же периоду относится совещание офицеров Генерального Штаба по вопросу восстановления и спасения гибнущей России. Здесь выявились три течения.
Одна группа стояла за непротивление большевизму, за службу большевикам, и за борьбу с ними мирным эволюционным путем, ставя срок восстановления тридцать лет; другая стояла на такой же точке зрения, но как тактику принимала организацию местных восстаний для расшатывания большевистской власти, ставя срок 10 лет; третья, самая малочисленная, высказалась за немедленную вооруженную борьбу с большевизмом, объединение убежденных офицеров и старых солдат, не смирившихся с гибелью Родины. К ним принадлежали полковники Дроздовский и Войналович.
Полковник Дроздовский, человек чрезвычайной храбрости и высоких нравственных качеств, непоколебимой силы воли, оценил положение и взял на себя объединение этого круга офицеров. Высокого роста, худощавый, с резко очерченными чертами лица, с орлиным взглядом, с сухой рукой (после ранения в японскую войну), тотчас и определенно формулирующий свои мысли, - он сразу производил сильное впечатление на всех, с ним встречавшихся.
Выбор ближайшего своего помощника, впоследствии начальника Штаба Отряда, Дроздовским был сделан крайне удачно. "Единство взглядов и убеждений, полное самоотречение, патриотизм, храбрость, решимость свойственны были в полной мере им обоим.
Некоторые различия характеров только дополняли их.
Несколько нервный и порывистый не в боевой обстановке Дроздовский и рядом с ним спокойный во всех случаях жизни Войналович – вот те начальники, которым не могло не поверить и недовериться офицерство с первой встречи с ними. Началась вербовка добровольцев. Вначале она шла тайно. В Яссах на улице Музилер, 24 было открыто Бюро помощи офицерам. Члены Бюро – Дроздовцы, беседуя с приходившими офицерами, убеждались в желании и решимости офицера служить делу освобождения Родины, знакомили с организацией и предлагали подписать выработанную подписку. Кого было возможно отправляли обратно в их части для пропаганды среди офицеров, остальных отправляли в общежития, расположенные в Евгениевской Общине и выдавали пособие. Оставив при формирующемся отряде полковника Войналовича, Дроздовский разослал вербовщиков по прифронтовым городам, сам же поехал в Кишинев, затем в Одессу, где открыл такие же Бюро записи. Одессу заняли большевики, Дроздовский был арестован и только благодаря находчивости его адъютанта подпоручика Кулаковского был освобожден и вернулся в Яссы.
В декабре, с разрешения генерала Щербачева было разослано по штабам Армий приглашение русским офицерам, желающим поступить на американскую службу, явиться в Консульство, где им говорили: "Вы еще нужны Родине" и направляли на улицу Музилер, 24. Успешность организации, с одной стороны, и поголовное оставление фронта "товарищами" привели к тому, что союзники заинтересовались организацией и стали ее поддерживать, и генералом Щербачевым был отдан приказ о формировании офицерских добровольческих частей. Масштаб организации был принят сразу крупный.
Был сформирован Штаб корпуса с генералом Кельчевским во главе, очень большого состава, штабы дивизий и полков с бригадой в Кишиневе, не было только офицеров, если не считать собранных Дроздовским и размещенных в лагере у Скинтея 200 человек. Во главе Кишиневской бригады сперва был поставлен генерал Осташев, вскоре смененный на генерала Белозора.
Но, несмотря на приказ генерала Щербачева, следует констатировать отсутствие всякого содействия и скорее противодействие штабов армий. Бланки печатных объявлений и подписок мирно покоились в штабах армий, а офицерство в частях если и узнавало об организации, то только через вербовщиков. Деньги, отпущенные на пособия едущим в Яссы добровольцам, если и выдавались, то крайне неохотно. Офицерам, намеривавшимся с военным имуществом следовать в Яссы, это строжайше воспрещалось, считалось расхищением имущества части. Полковник Дроздовский от главного руководства был отстранен и ему были предоставлены лишь части в Скинтее.
К середине января следует отнести формирование в армиях фронта офицерских команд для охраны складов, обеспеченных довольствием и жалованием. В эти команды пошло наиболее слабое, нерешительное офицерство, увлекая за собой и других, что отразилось и на притоке добровольцев в Яссы.
В феврале политическая обстановка изменилась. Румыны начали переговоры с немцами. Численность добровольцев дошла только до 500 штыков. Приходилось решать как быть.
Генералом Кельчевским было собрано совещание начальников. Подсчитали силы и пришли к заключению, что всего по записям пять тысяч человек. Из них три тысячи в штабах, полторы тысячи в Кишиневе и пятьсот в Соколах. С такими силами не решались идти. Генерал Келчевский объявил о недействительности подписки. Только полковник Дроздовский один заявил, что он, с каким угодно числом решительных людей пойдет на Дон к генералу Корнилову и доведет их. Его назвали авантюристом и маньяком и заняли к нему враждебную позицию, стремясь распылить собравшихся добровольцев. Приказ о недействительности подписки, вывешивание объявлений об упразднении организация с предложением собравшимся офицерам разъехаться, затем новых объявлений – что офицерам нечего беспокоиться, так как безбедное их существование в трех городах Румынии обеспечено – определенно вели к распылению собравшихся.
Разговоры по прямому проводу между генералами Кельчевским и Белозором юзограммами представляли еще более беззастенчивое стремление оставить Дроздовского в одиночестве, и, надо сознаться, что цель, ими преследуемая, в большой мере была достигнута.
Из Ясс двинулось только 500 человек, в Кишиневе из 1500 присоединилось около 50-ти.
Дроздовский снова принял главное руководство, приказал всему Отряду собраться в Соколах (часть стояла в Скинтее), охарактеризовал положение – что нас ждет и чего мы силой можем добиться и выразил уверенность, что по пути к Дону Отряд разрастется, как снежный ком.
Таковы были полные моральных страданий внешние условия организации добровольчества, каковы же были условия жизни – к этому сейчас переходим.
Прибывавшие в Яссы и вступившие в добровольческие части офицеры и солдаты сперва направлялись в общежития, а затем – в Скинтей или Соколы. Первоначально все направлялись в Соколы (две версты от Ясс), или Скинтей, но из-за постоянных недоразумений с товарищами 9 января всех перевели в Скинтей (28 верст от Ясс), оставив в Соколах лишь команду для караулов у складов и для разгрузки вагонов.
В Скинтее для добровольцев было отведено несколько летних бараков, холодных и темных, с нарами для спанья. К 20 января здесь собралось до 230 офицеров разных родов войск при 500 лошадях, 6 орудиях и 10 пулеметах.
Офицерам приходилось нести все хозяйственные работы, заготовляя для себя даже дрова, ухаживать за лошадьми, причем на каждого приходилось не менее 4-х, водить на водопой за полторы версты, нести все служебные наряды и вместе с этим для добывания вооружения, пропитания и фуража совершать набеги на соседние большевистские части. Одновременно велось строевое обучение. Эта нечеловеческая работа не понизила духа, но наоборот только сильнее сплотила собравшихся. Тяжелую непривычную школу пришлось пройти офицерам, особенно тяжело пришлось тем, кто не был знаком с уходом за лошадьми и с запряжками.
За месяц, с 20 января по 20 февраля в Отряд поступило таким образом много тяжелой и легкой артиллерии, пулеметов, 15 бронемашин, радиостанция, автомобили и другое имущество в количестве, превосходящем в десятки раз личный состав Отряда.
Слухи о мире Румынии с немцами и принятие румынами в числе условий разоружение добровольческих частей привели к разрыву Дроздовского с Управлением добровольческих войск, и по приказу Дроздовского все были сосредоточены снова в Соколах 22 февраля.
Все, что личный состав не мог взять с собой, было приведено в негодность и оставлено в Скинтее.
23 февраля румынские войска начали окружать расположение добровольцев в Соколах и потребовали сдачи оружия и нашего разъезда. Полковник Войналович сообщил Отряду это требование. Общим ответом были: отказ от сдачи оружия и решение пробиваться.
Полковник Дроздовский на автомобиле поехал в Яссы со своим ультиматумом, который передал генералу Щербачеву для передачи румынскому Королю:
1. Оружие сдано не будет.
2. Гарантия свободного пропуска до русской границы.
3. Если до 6 часов вечера не уйдут войска, то будет открыт артиллерийский огонь по Яссам и, в частности, по дворцу.
В Соколах все было готово к прорыву. К 5 часам вечера румынские войска были уведены. Полковнику Дроздовскому дан для Отряда пропуск и 25-го февраля поданы б поездных составов. Генералом Щербачевым Дроздовскому было передано из 7 миллионов франков, отпущенных французами, только полтора миллиона…
На первые три эшелона погрузилась пехота, на 4-й – легкая мортирная батарея и связь Отряда, на 5-й – конно-горная батарея и на 6-й - интендантство. Всего на 3-х последних эшелонах – 200 человек. 26 февраля Отряд двинулся из Соколов. Быстро доехали до Унген. Здесь было отказано в паровозах.
Группа офицеров во главе с полковником Граном пошли в депо и заставили выйти три паровоза, уплатив служащим за 2 месяца жалованье.
Румыны путевой не дали, пошли без путевой, поезд за поездом, через 10 минут. До станции Перлица шли благополучно, но на полустанке перед Перлицей получили от железнодорожников сведения, что там концентрируются румыны.
В силу этого двинули вперед эшелон 5-й (эскадрон и конно-горная батарея), затем 4-й (легкая и мортирная батареи) и затем интендантство, около 10 человек.
На Перлице разыгрался инцидент. В эшелон пришло сведение что от его состава румыны берут паровоз.
Начальник эшелона, капитан Колзаков, с двумя офицерами вышли на перрон объясниться с комендантом. Румынский комендант, майор, нагло заявил, что отберет паровоз от состава, т. к. спешит отправить свой эшелон. Колзаков ответил, что он паровоза не даст, т. к. на русской земле и в данном случае он является хозяином!
Комендант заявил, что арестовывает его. Дали знать в наш эшелон, и оттуда к Колзакову прибыли еще 15 офицеров.
Румыны окружили их цепью и поставили два пулемета в 10 шагах от них. В эшелоне батареи сыграли тревогу, и румыны в свою очередь оказались окруженными цепью, установившей и пулеметы. Инцидент оказался исчерпанным. Румыны извинились перед Колзаковым и дали не только паровоз, но даже и толкач от своего состава, и все три наши эшелона с толкачом прошли Перлицу и к рассвету прибыли в Кишинев, где были встречены большим количеством румынских сторожевых постов с пулеметами.
Кишиневская бригада добровольцев, насчитывавшая до полутора тысяч человек, из них тысяча артиллеристов, жила в лучших условиях, но вовсе не имела материальной части. Они не имели во главе своей таких начальников и организаторов, как Дроздовский и Войналович, и поэтому у них не могло быть той спайки, которая создалась в Яссах. "Дружная работа" генерала Кельчевского и генерала Белозора по дезорганизации привела к желательным результатам: часть офицеров разъехалась, другая, следуя указаниям командира бригады, колебалась и не решалась присоединиться к Дроздовскому, и из всего состава бригады присоединились только 50 человек.
Часть легковых машин и имущества, излишнего для Отряда, была оставлена в Кишиневе, и 3 марта походным порядком Отряд по эшелону двинулся на Дубоссары, сопутствуемый до границы румынским эскортом.
Первой двинулась пехота, затем артиллерия и конница, интендантство, радиотелеграф. Последними оставили Кишинев три бронемашины. 4 марта все части расположились в Дубоссарах. Здесь была объявлена регистрация офицеров, не давшая результатов. Полковником Дроздовским был реорганизован Отряд. К этому времени подошла из Белграда команда конно-пионер и присоединился к Отряду Польский эскадрон. Здесь же получили мы сведения о выступлении из Измаила сводной роты Морской дивизии полковника Жебрака для присоединения к нам.
Пехота в Дубоссарах была сведена в три стрелковые и одну пулеметную роту. Артиллерия – в три батареи: конно-горная (4 орудия), легкая (4 орудия) и мортирная (2 орудия). Конница – в 2 эскадрона. Имелись также конная и автомобильные станции радиотелеграфа, авто- и бронеколонны, полевой лазарет и интендантство.
Всего в Отряде было 700 добровольцев и в обозе до 300 военнопленных большевиков.
К 7 марта реорганизация Отряда была закончена, и в 8 часов утра Отряд выступил из Дубоссар на восток, имея в авангарде конный отряд, при котором находился начальник Штаба полковник Войналович. Начальником артиллерии был назначен генерал Невадовский. Начальником пехоты генерал Семенов, начальником связи полковник Гран, интендантом полковник Абрамов.
Накануне вечером был выслан второй эскадрон с пулеметной командой для наблюдения за железной дорогой на Одессу. Двинулись проселочными дорогами, держа путь на деревню Кашары. Главною целью было поставлено соединение с генералом Корниловым, по возможности сохранив живую силу, для чего выбирали маршрут. Дроздовский преследовал цель избегать крупных столкновений, как с большевиками, так и с немцами, начинявшими в это время Украину. Для этого вперед на десятки верст была выдвинута, под командой капитана Волховского наша секретная разведка, безукоризненно осведомлявшая нас о наличии большевистских и немецких сил, о настроении населения и о состоянии переправ. Пехота следовала на повозках, а в качестве арьергарда шла автоколонна с бронемашинами.
Пройдя Кашары, Отряд 8 марта к вечеру прибыл в местечко Воля Зарницкая.
Перед местечком пришлось переходить железную дорогу у станции Мардарова. Здесь Отряд встретился с эшелоном немцев; были приняты меры предосторожности, но эшелон прошел. Отряд рысью перешел через полотно и прибыл в местечко.
На следующий день Отряд передвинулся в Валегоцулово, здесь наши разъезды столкнулись с австрийскими, произошла перестрелка. С нашей стороны была послана на помощь бронемашина, но разъезды разошлись без потерь. Австрийцы передали по телефону, что на следующий день они прибудут в местечко для разбора наших отношений. Дроздовский, не желая этой встречи, в два часа ночи приказал двигаться далее. Тут на пути нам встретились офицеры, которые заявили, что в городе Ананьеве, в 20 верстах в стороне от нашего пути, находится офицерская рота, которая присоединится к Отряду, если будут даны перевозочные средства.
Туда был послан авто-отряд, под прикрытием полуэскадрона и бронемашины. Прикрытие остановилось вне города, авто-отряд вошел в Ананьев. Жители встретили нас приветливо, спрашивали поднимать ли портреты или нет, но добровольцы что-то не появлялись, вместо добровольцев вышел отряд с бело-желтым флагом с надписью: "Да здравствует хведеративная республика". После ряда пререканий, получив донесение от дозора о подходе к Ананьеву австрийцев, авто-отряд с пятью добровольцами из Ананьева (три гимназиста) двинулся на соединение с главными силами в село Свято-Троицкое, куда прибыл к вечеру. Здесь впервые после Дубоссар была дана дневка. 13 марта Отряд выступил из Свято-Троицкого и прибыл в Веселое.
В пути продолжалось изучение всех родов оружия, и здесь была произведена ночная ложная тревога, многому нас научившая. 14 марта Отряд прибыл в Доманевку. Перед Отрядом была первая естественная преграда – река Буг.
Вознесенск и Ольвиополь были заняты немцами, почему Дроздовский и решил переправиться у села Александровка.
К 11 часам ночи Отряд подошел к паромной переправе и при холодном ветре и снеге, под личным руководством полковника Дроздовского приступил к переправе.
В ночь с 14 на 15 Буг был перейден, и Отряд стал на дневку в селе Александровка. Переход через Буг был первым блестящим делом Дроздовского, т.к. мы имели сведения, что немцы желают нас обезоружить, для чего и занимают переправы. У Александровки Дроздовскому удалось надуть немцев. За Александровкой наступил самый тяжелый день похода. Резкий холодный ветер в лицо, шли по косогорам, хорошо кованные кони скользили. Мороз доходил до 12 градусов. Пройдя через деревню Спасибовку, Отряд прибыл в Оланец, где вынужден был сделать дневку, т. к. лошади из-за грязной дороги выбились из сил. 20 марта Отряд двинулся на Софиевку, а на следующий день прибыл в Новый Буг. Отсюда авто-отряд с бронемашинами был отправлен отдельной дорогой, т. к. основному отряду предстояло двигаться по тяжелой проселочной дороге. Дроздовский же, получив сведения от офицеров Ширванского полка о том, что в деревне Долгоруковке жители замучили шесть офицеров, спешно выслал в это село с карательной целью конный отряд, сам же с остальным отрядом к вечеру 23 прибыл в деревню Владимировку, где стал на отдых. Карательный отряд, прибыв в Долгоруковку, жестоко расправился с виновными. Пойманные коммунисты были расстреляны, жители, издевавшиеся над потом замученными офицерами, - выпороты. Дома бежавших коммунистов сожжены. Из Владимировки был выслан также другой карательный отряд по жалобе жителей с деревню Фонтанку, понесшую такое же наказание, что и Долгоруковка.
Отделившаяся от главной колонны автоколонна пошла отдельной дорогой и благополучно дошла до села Волсиатского.
Здесь при переходе через гать один из броневиков завяз, и колонна остановилась. Второй броневик отделился отыскать лучшую дорогу, команды автоколонны, человек до 20, вышли из автомобилей, ожидая его возвращения. В этот момент с окружающих гребней и холмов большевистской конной группой (около 230 человек) совершенно неожиданно был открыт огонь. Команды сперва растерялись и бросились в укрытие, потом, оправившись, рассыпались в цепь и бросились к машинам, но было уже поздно. Цистерны с бензином и картеры многих машин были прострелены. Прибывший на перестрелку броневик капитана Нилова и подошедший отряд полковника Жебрака прогнали большевиков, но из машин двинуться дальше и присоединиться к главным силам отряда могли только один броневик, одна легковая и одна грузовая машины. Остальные пришлось бросить. Из-за беспечности команды, не принявшей мер охранения, мы потерпели неудачу и понесли потери: одного убитого (подпоручика Осачи), трех раненых, кроме машин.
26 марта Отряд прибыл в Давыдов Брод. Здесь произошло торжество присоединения к нам первой морской стрелковой роты с пулеметной командой. Полковник Жебрак был назначен помощником генерала Семенова.
Двигаться дальше на Александровск, где, по данным разведки, были сосредоточены большие силы красных, Дроздовский не хотел и решил клониться к югу и перейти Днепр у Бериславля, т.е. сделать переход около 80 верст. 27 вечером Отряд подошел к Бериславлю. Где-то в 10 верстах от города стала слышна стрельба, и, по донесению нашей разведки, оказалось, что в Бериславле занявшие его немцы ведут бой с засевшими в Каховке большевиками.
Отряд приостановился. Полковник Войналович с полковником Жебраком поехали в Бериславль для переговоров с немецким командованием. Немцы встретили их высокомерно, намеревались не пропускать нас, потом командировали офицера посмотреть наш Отряд и, убедившись, что у нас большое количество артиллерии, в том числе тяжелой, сразу учли невозможность нам противостоять и изъявили готовность нам содействовать. Дроздовский, в свою очередь, отказался от совместных действий, потребовал, чтобы немцы раньше суток не двигались за нами через Днепр и не вмешивались в наши распоряжения. Условия были приняты, 27-го поздно вечером Отряд стал на окраине Бериславля. Утром 28-го, попоив лошадей в Днепре, наша конница переправилась через Днепр и погнала большевиков, за ней переправился остальной наш Отряд, и Каховка была нами занята.
Характерно, что немцы хотели ранее нас перейти через Днепр, но не смогли за неимением артиллерии.
В районе Каховки нами было взято до 50 чел. пленными, а хлебные торговцы вручили Дроздовскому 800000 рублей, полученных от советского правительства за поставку хлеба, которую не выполнили. Деньги были очень кстати, т.к. средства Отряда иссякали. Последняя серьезная естественная преграда на пути к Дону была преодолена. Отряд двинулся дальше и в тот же день прибыл в Любимовку. Здесь был устроен парад, отличившиеся в бою солдаты были награждены Георгиевскими крестами, и во избежание недоразумений и стычек всему Отряду было приказано нашить шевроны национального цвета. Сюда прибыли к Дроздовскому делегации населения с просьбой избавить села от преступного элемента.
Куда было возможно, Дроздовский посылал карательные отряды.
31 марта Отряд выступил далее на Мелитополь через деревню Торгуй. У деревни Колги Дроздовский круто изменил маршрут и двинул Отряд на Акимовку.
На всем пути от Каховки мы портили телеграфную линию, чтобы уничтожить связь у большевиков. У Колги прибыл к Отряду автомобиль с депутацией Союза инвалидов гор. Мелитополя, с просьбой избавить их от анархистов. По дороге на Акимовку Отряд прошел колонию Эйгенфельд, где избавил жителей от террора и контрибуции анархистов.
Здесь устроена была нам торжественная встреча. Была выстроена Сельскохозяйственная школа, играл оркестр, нас забрасывали цветами. Школа дала нам до 50 добровольцев, были и другие присоединившиеся.
2 апреля Отряд прибыл в Акимовку. Немедленно были заняты станция и телеграф. По телеграфу была передана в Мелитополь просьба о присылке помощи, т.к. гайдамаки не давали собирать контрибуцию. Был получен ответ о выходе эшелона на Акимовку.
Отряд приготовился к встрече. Первый эскадрон с подрывниками и конно-горная батарея расположились против переезда севернее Акимовки, второй эскадрон и броневик капитана Нилова стали в районе станции. Эшелон был пропущен южнее переезда и затем был взорван путь, а по эшелону открыт пулеметный огонь. Поезд двинулся дальше, надеясь пройти станцию, но здесь был встречен броневиком и эскадроном. Попытка сопротивляться была безуспешной, и весь состав эшелона попал в наши руки, в количестве 118 человек, в числе их три сестры милосердия. Все, как с оружием в руках оказавшие нам сопротивление, после допроса были расстреляны. Здесь же за попытку грабежа был расстрелян офицер Отряда серб Зорич.
В эшелоне, носившем громкое имя "Технический поезд по борьбе с контрреволюцией", нам досталась огромная добыча продовольствия, сластей, мануфактуры, дамской и детском обуви, пулеметные патроны. Добычей Отряд поделился с бедным населением Акимовки и Мелитополя. На следующий день на рассвете нас пытался обстрелять бронепоезд но безрезультатно. После нескольких ответных очередей батарей он поспешно скрылся за деревушкой, мы же двинулись двумя колоннами на Мелитополь. Левее полотна конный отряд, правее остальная часть. Со стороны большевиков, на пути конного отряда были еще две попытки обстрела, как с бронепоезда так и цепями, но после двух- трехминутного боя Отряд двигался дальше. К 4-5 часам вечера мы вошли в Мелитополь и остановились у вокзала в слободке Кизиар. Как оказалось 13 эшелонов большевиков после разгрома у Акимовки в панике ушли из Мелитополя, а их Маруся Никифорова даже бросила свой автомобиль. Население встречало нас трогательно, называя спасителями. Власть была передана городскому самоуправлению. Жиды устроили торжественное погребение убитых анархистами соплеменников.
Многие записались добровольцами. Городское самоуправление просило Дроздовского остаться для охраны Мелитополя, беря на себя все расходы. Дроздовский, конечно, это предложение отклонил. Позже оказалось, что после этого отказа весь сколько-нибудь зажиточный класс, боясь, что после нашего ухода большевики снова займут Мелитополь, решил следовать за нами на повозках, - вот был бы цыганский табор. Здесь было решено вооружить хорошо зарекомендовавших себя в походе военнопленных, и они отлично дрались, а некоторые были позднее произведены в офицеры.
6 марта к Мелитополю подошли разъезды немцев, которых не пропустили наши заставы.
Немцы прислали парламентеров и просили Дроздовского пропустить их эшелоны на юг в Крым. Так как пути наши расходились, Дроздовский дал разрешение, но Отряд наш перевел в Константиновку (три версты от Мелитополя). Вместе с немцами прибыли в Мелитополь гайдамаки, распущенные, недисциплинированные и нахальные. В результате произошел ряд столкновений у нас с ними, кой-кому пришлось дать плетей, а немцы приказали гайдамакам не показываться в городе. Гайдамаки стали шелковые. Дроздовский дал большой отдых Отряду. Надо было обшиться, пополнить запасы патронов и снарядов, пристрелять захваченные пулеметы.
Большой расход снарядов конно-горной батареей вызвал необходимость произвести пробу, применить снаряды легкой пушки. Производились пробные стрельбы, которые панически настроенные жители Мелитополя приняли за начало нового боя с большевиками.
Около 10 апреля, по телеграфу фронтовики Бердянска просили Дроздовского придти к ним на помощь. Согласие было дано, но на вопрос когда и откуда ждать, полковник ответил: "Не ваше дело", а Отряду приказал 10-го выступить. Необходимо отметить, что немцы все время стремились выяснить наши силы, но расспросы офицеров были безрезультатны, а при выступлении Дроздовский приказал эскадронам и ротам пройти несколько раз по одному и тому же месту. Вид Отряда в силу этого создался внушительный. Шли к Бердянску очень быстро, на пути прибыл автомобиль из Бердянска, прося поторопиться на помощь фронтовикам, ведущим неравный бой с большевиками. К 4 часам были в Ногайске, а в 3 часа утра подошли к Бердянску и остановились в деревне Куцой в 3 верстах от города. Пройдено было за 20 часов 109 верст.
На рассвете передовые части вошли в город. Узнав о нашем приближении, большевики поспешно ушли. Вообще надо отметить, что большевики судили о наших силах преувеличенно и по всем их газетам так называемые Щербачевские банды достигали до 40000 человек. В Бердянске нами было захвачено 24 главных коммуниста (комиссары Бердянска, Ногайска, Федоровки и, кажется, из Полог). Все, кроме одного, были расстреляны.
Здесь Варшавский арсенал нам дал пополниться снарядами всех калибров и обновить обоз. Отряд получил много автомобилей и авиационное имущество. 13-го вышли дальше, забрав добровольцев, и через Мангуш прошли, минуя Мариуполь, слободу Косоворотку. В Мариуполе высланный сборный полуэскадрон взял из-под носа австрийцев лошадей, которые туда были пригнаны большевиками, на Никополь-Мариупольском заводе сменили лафеты, а остальное артиллерийское имущество привели в негодность. Здесь же была сформирована четвертая рота стрелков. Занимавшим Мариуполь австрийцам вздумалось двинуться через Косоворотку, но Дроздовский не пропустил их. Установлена была связь со станицей Ново-Николаевской, которая прогнала советы и вела борьбу с большевиками,
17 апреля Отряд двинулся в Ново-Николаевку. При входе в станицу мы были встречены всадниками – казаками. Станица встретила нас почетным караулом из конных и пеших сотен.
За все время пути мы впервые встретили подтянутую и по форме одетую часть. Впечатление было очень сильное. После встречи нам были выданы арестованные комиссары около 30 человек, которые по приговору суда были расстреляны. В этот период наша секретная разведка сообщила нам о смерти генерала Корнилова и о вступлении в командование генерала Деникина. В Отряде, дабы не понижать духа, об этом сообщили только начальникам частей. Из Ново-Николаевской высылались карательные отряды в окрестные разбойничьи хутора, а 18-го Отряд двинулся на Федоровку, увозя с собой добровольцев казаков – будущая четвертая сотня.
В Федоровке обнаружили зарытое оружие, захватили коммунистов, повесили их на виселице., приготовленной ими для казаков станицы Ново-Николаевской. На следующий день Отряд двинулся дальше на Николаевку (под Таганрогом). В Таганроге стояли немцы, и Отряд туда не заходил, а было послано человек 25 для сбора под носом немцев и, конечно, без их разрешения необходимого военного имущества. Таганрог дал нам снаряды и патроны, автомобили и аэропланы. С этого времени начал работать в Отряде сформированный капитаном Андреяновым авиаотряд, вскоре же принявший участие в бою под Ростовом. Из Николаевки Отряд через Неклидовку подошел к Мокрому Чалтырю (двадцать верст от Ростова).
У Неклидовки разыгралась бескровная, но выразительная сцена с немцами, которые решили отрезать часть нашей колонны, и их паровоз с солдатами стал на переезде.
Наша, шедшая в арьергарде рота выставила пулеметы, и немцам было предъявлено требование немедленно очистить путь. Немцы не задержались. В селении Мокрый Чалтырь Дроздовский созвал начальников частей для решения вопроса о бое под Ростовом. На совещании было решено, несмотря на наличие больших сил красных в Ростове (о чем дала сведения разведка), учитывая настроение всех частей Отряда, жаждавших боя для преодоления последней преграды к соединению с армией Корнилова, – дать бой большевикам.
21 апреля Отряд, имея в голове 2 эскадрона кавалерии с конно-горной батареей, двинулся к Ростову для занятия исходного положения на подступах к городу. Кавалерия на рысях, под командой командира дивизиона ротмистра Гаевского двинулась к Ростову, причем при кавалерии находился начальник Штаба Отряда и правая рука Дроздовского полковник Войналович. Сам полковник Дроздовский двигался с пехотной колонной.
В 10 часов вечера главные силы подошли вплотную к городу, остановились на буграх в ожидании донесения от кавалерии и начали устанавливать артиллерию. Город был ярко освещен и виден как на ладони. Через час стало известно, что кавалерия, подходя к Ростову, далеко опередила главные силы и неожиданно наткнулась на сильную заставу, с которой вступила в бой. Смяв заставу и перерубив часть ее, конница на плечах убегавших ворвалась в город и не видя сопротивления, устремилась к станции.
Первый эскадрон, недалеко от вокзала встреченный огнем, спешился и бросился в атаку, увлекаемый полковником Войналовичем. Вокзал был занят, но Отряд понес невосполнимую потерю в лице полковника Войналовича, который был убит в упор каким-то красноармейцем.
Тем временем второй эскадрон занял товарную станцию, и оба эскадрона, связавшись, стали ждать пехоту. Между тем красные, оправившись, начали группироваться, и командир дивизиона решил отойти, т.к. вести бой в городе без пехоты не представлялось возможным. Дивизион отошел к кладбищу, что за Темерником и стал ждать подхода главных сил. В 12 часов ночи главные силы при поддержке артиллерии, кавалерия и бронеавтомобиль начали наступление.
Атака была настолько удачной, что Дроздовскому даже не пришлось вводить в бой свой сильный резерв.
Красные отошли в Нахичевань. Утром весь Отряд, за исключением обозов, вошел в город, горячо приветствуемый населением. В 12 часов дня город начали обстреливать тяжелой артиллерией со стороны устья Дона, где стояла "Колхида", и со стороны железной дороги на Новочеркасск, куда подошли эшелоны красных и два бронепоезда. Видя огромное превосходство противника, полковник Дроздовский передал командование главными силами генералу Семенову, а сам, приняв лично командование конницей, повел ее в обход. Шаг за шагом отходила пехота, беспрерывно атакуемая противником. К великому изумлению добровольцев красные наступали правильными цепями, хорошо маневрировали и были так отлично вооружены и обмундированы, что можно было принять их за своих.
Как оказалось впоследствии, со стороны красных участвовало 28 тыс. человек, в числе коих 39-я дивизия с Кавказского фронта, латышская стрелковая бригада, 6 батарей полевой артиллерии, 2 гаубичных батареи. 2 бронепоезда, "Колхида" и гвардейский флотский экипаж. Пехота, отступив на склон последнего оврага, отражала яростные атаки противника, ожидая дальнейших приказаний. Полковник Дроздовский, видя, что несоответствие сил грозит гибелью Отряду, приказал генералу Семенову вывести пехоту из боя. К этому времени к нашему тылу подошли немецкие разъезды и наблюдали с могильных курганов картину боя.
Благодаря нераспорядительности генерала Семенова части своевременно выведены из боя не были. Четвертая рота была отброшена и потеряла связь с соседями. Первая рота, окруженная противником, яростно отбивала атаки, третья рота отошла, оставив убитых и раненых противнику. Если бы не дружная работа артиллерии и не находчивость конно-горной батареи, которая начала фланговым беглым огнем помогать пехоте - пехота не вышла бы. Дроздовский бросил кавалерию в атаку, которая прикрыла отходящую пехоту и привлекла на себя огонь противника. В пять часов вечера отступающий Отряд прибыл в деревню Чалтырь, причем измученная пехота облепила пушки и подтягивалась часа 2-3. По подсчету на другой день всего потерь в Отряде было 90 человек. По большевистским сведениям, в бою под Ростовом потери красных выражались 3 тысячами человек убитыми. Задача Отряда выполнена не была, но и потери красных дают ясную картину боя и лишний раз подтверждают, что для успеха важно не количество, а дух, дисциплина, выучка и порыв.
Утром прибыл гонец от походного атамана Попова с просьбой придти к нему на помощь.
Немцы предложили Дроздовскому дать в его распоряжение свои части, но Дроздовский категорически от этого отказался.
23 апреля Отряд вышел через Каменный Брод на Новочеркасск, и на следующий день первый эскадрон, конно-горная батарея и броневик "Верный" зашли в тыл большевикам, теснивших донцов и занявших уже Хотунок. Большевики были на голову разбиты, бежали преследуемые броневиком и казаками.
Новочеркасск был спасен. Отряд вступил в Новочеркасск, радостно встреченный всем населением.
Задача Отряда была выполнена, а маньяк и авантюрист, как угодно было его звать генералу Кельчевскому, выполнил данное им добровольцам обещание довести Отряд на соединение с Корниловым.
Поход Дроздовцев был закончен.
Описание похода было бы не полным, если не указать на отношение Дроздовского к немцам и не разобрать, какие моральные начала объединили добровольцев, стекавшихся к Дроздовскому.
Полковник Дроздовский не считал войну с Германией законченной и не признавал большевистского Брест-Литовского мира. Ясно сознавая невозможность продолжения борьбы с немцами на фронте, он стремился к скорейшему уничтожению большевизма и восстановлению Великой России, с голосом которой снова начали бы считаться как Германия, так и Европа.
Отдавая отчет в преимуществе сил немцев, он в походе стремился избегать встречи с ними, а если таковые происходили, то ни на какие предложения совместных действий с немцами не соглашался, и если и не вступал в борьбу с ними, то только для того, чтобы наиболее сохранить Отряд, присоединиться к армии Корнилова и с нею вместе начать дело возрождения России. Этим вполне объясняется и отношение к нам немцев, внимательно за нами следившими, стремившимися нас обезоружить и не пропустить на Дон.
Вспомним Соколы, Перлицу, переправу через Буг и Днепр, и Неклидовку. Все слухи о том, что Дроздовский шел с немцами – вздорны и не основательны. Стекавшихся добровольцев Дроздовский объединил на следующих началах: Отряд не может иметь политической физиономии, не может навязывать населению форм правления.
В силу этого на всем пути Отряд восстанавливал всюду управление до-большевистского периода. Месть в отношении к населению не может иметь места.
Самосудов и грабежей быть не могло. В Отряде работал военно-полевой суд, и только по приговорам его налагались наказания. Населению должно было быть оплачено за все (довольствие, фураж и подводы), и за весь поход не было случаев, чтобы даже солдаты не платили жителям.
За попытку к грабежу серб Зорич (офицер Отряда) был расстрелян. В отношении военных взаимоотношений: вступавший в Отряд, кроме изложенного, принимал на себя обязательства не претендовать на командную должность. Начальниками назначались только наиболее выдающиеся. Подчиненность и служба строго по уставам и военным законам. Строгая взаимная поддержка и выручка. Это давало нам фактическую возможность в походе не оглядываться, т. к. все знали, что никто не дрогнет и не предаст соседа.
Единственный случай оставления князя Шаховского поручиком Поповым, захваченных в деревне большевиками, окончившийся спасением Попова и смертью князя Шаховского, – привел к удалению из Отряда поручика Попова как позволившего себе не разделить судьбу князя Шаховского. Все эти начала, добровольно принятые на себя офицерами, в походе превратились в традиции-Тяжелораненые пулеметчики в бою в Ростове отказались от помощи, и остались у пулеметов до последнего патрона, потом застрелились. Вера друг в друга давала возможность идти на противника, в десятки раз более сильного. Забота о своих считалась священной. Подобное поведение офицерского состава захватывало и бывших в Отряде пленных большевиков – солдат, которые после Мелитополя доказали свою преданность Отряду, геройски сражаясь.
Некоторые позднее были произведены в офицеры, и не надо забывать, что бывший красноармеец – дроздовец Берлизов (солдат конно-горной батареи) спас нашего Главнокомандующего под Урупской 2 октября 18 г.
Эти традиции воспринимались пополнениями, и дроздовцев командующие именовали не иначе, как "неизменно доблестные дроздовцы". Чувство паники не существовало, только этим и объясняется, что при самых кошмарных окружениях и отступлениях дроздовцы выходили с честью и с малыми потерями.
Раненых и убитых бросать на поле считалось преступлением, и были только единичные случаи. Вспомним эвакуацию Новороссийска и последнюю – Крыма – и со спокойной душой мы можем сказать, что даже лежавшие по госпиталям больные и раненые дроздовцы были вывезены.
Прахи дорогих для нас генерала Дроздовского и полковника Туцевича тоже не брошены в Екатеринодаре на поругание.
Дроздовский с нами. Мы помним его заветы и где бы мы не находились – блюдем традиции, в которых нас воспитал Он, и ждем с нетерпением зова Вождя, чтобы двинуться на завещанное нам Дроздовским возрождение Родины.
ПРИКАЗ
1-й ОТДЕЛЬНОЙ РУССКОЙ БРИГАДЕ ДОБРОВОЛЬЦЕВ
26 апреля (9 мая) 1918 года
город Новочеркасск
25 апреля (8 мая) части вверенного мне Отряда вступили в Новочеркасск. Вступили в город, который с первых дней возникновения Отряда был нашей заветной целью, целью всех наших надежд и стремлении, – обетованной землей.
Больше тысячи верст пройдено нами походом, доблестные добровольцы: немало лишений и невзгод перенесено, немало опасности встретили Вы лицом к лицу, но верные своему слову и долгу, верные дисциплине, безропотно, без празднословия шли Вы упорно вперед по намеченному пути, и полный успех увенчал Ваши труды и Вашу волю, и теперь я призываю Вас всех обернуться назад, вспомнить все, что творилось в Яссах и Кишиневе, вспомнить все колебания и сомнения первых дней пути, предсказания различных несчастий, все нашептывания и запугивания окружавших нас малодушных.
Пусть же послужит это нам примером, что только смелость и твердая воля творят большие дела и, что только непреклонное решение дает успех и победу. Будем же и впредь в грядущей борьбе ставить себе смело высокие цели, стремиться к достижению их с железным упорством, предпочитая славную гибель позорному отказу от борьбы. Другую же дорогу предоставим всем малодушным и берегущим свою шкуру.
Еще много и много испытаний, лишений и борьбы предстоит нам впереди, но в сознании уже исполненного большого дела с великой радостью в сердце приветствую я Вас, доблестные добровольцы, с окончанием Вашего исторического перехода.
Полковник Дроздовский
