Хочу обратить внимание дискутирующих, что тема «русификации богослужения» в обсуждаемой статье — не единственная. В ней действительно — только вершина айсберга. В этом смысле дерзкая попытка пересмотра нравственного учения Церкви прот. Георгием Митрофановым и его единомышленниками также созвучна с реформацией «Второго Ватикана». Речь идет о том самом «антропоцентрическом постулате»: что приемлемо и что неприемлемо для «современного мышления». Этой теме человекоугодия под предлогом миссионерства посвящен один из ответов на письма читателей о. Александра Шаргунова в июньском номере «Русского Дома», который, мне кажется, небесполезно было бы здесь привести, чтобы направить наше обсуждение по более глубокому руслу. Вот этот текст:

"Дорогой отец Александр! Меня очень смутили высказывания православных богословов, один из которых весьма известен и почитаем. Это митрополит Антоний (Блюм). Он пишет: «Бывают случаи, когда аборт неизбежен, но эти случаи только медицинского порядка. Когда зачинается ребенок, который будет уродом — да, в таком случае аборт допустим». «Когда ты думаешь о том, что вот — родился этот ребенок; пока он еще малюсенький, это еле заметно. Но если человек вырастет, ему будет двадцать лет, и тридцать лет, и еще столько лет, и в течение всей жизни — ничего, кроме физической муки, физического страдания или психической растерянности, не будет. И вот тут, я думаю, можно медицински рассматривать вопрос о том, что да, в данном случае законно было бы совершить аборт. Потому что — имеем ли мы право присуждать десятилетия психического и физического страдания потому только, что мы хотим, чтобы этот ребенок родился и был бы моим сыном, моей дочерью. Я не знаю, как это канонически обусловить, но медицински, я думаю, тут есть очень серьезный вопрос, который можно решать врачу, даже верующему, в этом порядке» ("Вопросы брака и семьи").
А вот высказывание протоиерея Георгия Митрофанова, преподавателя Санкт-Петербургской Духовной Академии об эвтаназии: «Не всякое лишение человеком себя жизни может рассматриваться как грех. Допустим, человек, убеждается в том, что он болен неизлечимым заболеванием, которое приведет его к мучительной смерти, которая лишит его возможности уйти из жизни в покое и в сознании и обременит его близких материальными и моральными затратами на бессмысленное продление его жизни. И человек хочет проститься с этим миром, с близкими людьми в полном сознании и не переживать тяжелых физических мучений, превращающих его в страдающий кусок мяса. Разве мы можем уподобить этот осознанный выбор человека самоубийству в классическом смысле слова?»
Оба эти рассуждения продиктованы как будто сострадательной заботой о человеке, гуманизмом. Может быть, они понятны неверующему человеку. Но христианина они не могут не шокировать.
Л. Антонова, г. Москва"

Ответ о.Александра:

В этих рассуждениях два аспекта. Один как будто чисто практический, другой — богословский. Хотя не бывает богословия, не связанного с жизнью. Чем более «богословский» подход, тем более практическое он имеет значение.
Во-первых, сколько мы знаем случаев, когда как будто бы самая точная диагностика неожиданно оказывалась ошибочной. Но дело даже не в этом. Святые отцы говорят, что, отвергая посылаемый за наши грехи крест, мы не облегчаем свое положение, а делаем его вдвойне тяжелым. Крест остается, но теперь мы будем нести его без помощи Божией. За убийство одного непригодного, с нашей точки зрения, для жизни человека, Бог пошлет для нашего вразумления, еще больше таких страдальцев. Если возможно оправдать это убийство, почему не оправдать убийство людей, «неполноценных» с точки зрения интеллектуальной, классовой, расовой или еще какой-нибудь иной? Может быть, это будет жестоко сказано, но вспоминаются знаменитые опыты над заключенными в нацистской Германии с целью выведения «хорошей породы» путем стерилизации «неарийцев».
Столь же тупиковым является по своим последствиям чисто «богословский» подход. Человек — это всегда явление, самое великое чудо Божие. В нем — одно из самых славных откровений Христовых тайн. Человеческий эмбрион — уже знак творческой любви Божией, действие Его творческой свободы, Его великолепия. В нем уже присутствует замысел Божий о написании его в Книге Жизни, начало исполнения его призвания. В чудесном Царстве Христовом не у всех один и тот же путь. И самые последние, самые убогие, в том числе в физическом плане, могут по дару Христа стать среди первых. Известны случаи, когда родившиеся калеками — без рук, без ног, слепые — достигали святости. Велика свобода Божия — непостижимая и непредвиденная, и всегда созидательная. Бесчисленны лучи, отражающие взор Божий.
Только ложное понимание путей Промысла Божия может поставить христианина, исповедующего веру в милосердие Всесильного и Премудрого Бога, перед лицом такого безумного выбора, о котором Вы сообщаете. По существу, перед лицом отчаяния. Иллюзии и отчаяние не дают Богу действовать в нашей жизни.
Всякий раз, когда мы умаляем жизнь до границ настоящего времени, не открывая ее будущему, мы закрываем ее в печали, в банальности и бездарности воинствующего или просто индифферентного к тайнам жизни атеизма. Именно в этом заключается великая трагедия современного мира: закрытость к реальности вечности и попытка найти ответ в сегодняшних его идеалах — может быть, иногда как будто неплохих, но всегда препятствующих полноте человеческого призвания. И потому неизбежно разрушительных. Вплоть до оправдания убийства и самоубийства.
Какие бы ни были у нас скорби и испытания, мы должны приносить их к Богу, к подножию Христова Креста. Самые великие трудности рождаются не только из-за нашего непонимания тайны человека, но из-за непонимания Бога и смысла испытаний. Когда мы не предаем свои скорби в руки Божии с верою и молитвой, возникают наши взаимные непонимания друг друга, появляются темные мысли и переживания. Мы доходим до предела наших сил — физических, психических, нравственных и духовных.
Да, испытания порой превосходят наши силы. Но чем больше у нас скорбей в этой «долине слез», тем большее уготовано нам утешение. Таков непреложный закон, о котором непрестанно напоминают все святые. Всюду Царство Божие развивается и углубляется, преодолевая трудности и терния, преграды и сорную траву разного рода. У каждого сантиметра земли — свое сопротивление. И семя укореняется не без труда. Только слезы, как свидетельствуют все святые — подлинные богословы, — делают землю мягкой и плодоносной.
Подлинное качество жизни не зависит от простого отсутствия несчастий, страданий и бед. Оно заключается скорее в том, благодаря чему жизнь становится бесконечно драгоценной. С небес мы должны смотреть на землю, потому что Сын Божий смотрел на нее с небес и избрал ее для Своего пребывания. Только так мы можем почтить Христа и почтить нашу землю.