С Пугачёва анафему сняли отнюдь не за то, что он народу кланялся.
"В полдень 9 января, сразу же после подписания сентенции членами суда, на Монетный двор прибыли Вяземский, Волконский и Шешковский. Объявив Пугачеву о назначенной на завтра казни, они оставили его наедине с протоиереем кремлевского Архангельского собора Петром Алексеевым для последней исповеди. Пугачев, давно ожидавший смерти, не потерял присутствия духа и в эту минуту. С видимым равнодушием принял он весть о скором конце. Протоиерей Петр Алексеев, передавая результаты беседы с Пугачевым, в рапорте к Крутицкому епископу Самуилу от 10 января 1775 г. писал, что он увещевал Пугачева, приводил его “в истинное признание и раскаяние”, и что он “с сокрушением сердечным покаялся в своих согрешениях [45] перед Богом”. Исполняя поручение Синода, протоиерей освободил Пугачева от анафемы как “раскаявшегося грешника”. Тот же обряд он совершил и над другими узниками Монетного двора: М. г. Шигаевым, И.Н. Зарубиным, Т.И. Подуровым и В.И. Торновым, осужденными на смерть. Лишь один из смертников — А.П. Перфильев, фанатичный раскольник, отказался исповедоваться у священника-никонианина: “...по раскольнической своей закоснелости он не восхотел исповедоваться и принять божественного причастия” и по своему упорству был оставлен навек преданным анафеме". Кланялся же Пугачёв перед тем как его обезглавили.
Разин же анафеманствован и, несмотря на то, что сказал окружавшим перед четвертованием "Простите", анафему с него никто не снимал, насколько знаю. Кстати, последними его словами было ругательство на брата Фрола: "Молчи, собака".