О Шмемане. В пору моего воцерковления на протяжении 1984-го — в начале 1995-го годов, когда круг чтения христианской литературы в советских обстоятельствах был крайне ограничен, мне доводилось читать ксерокопии трудов и о.Александра Шмемана, и изданные заграницею книги о. Александра Меня, а так же исторические очерки бывшего революционера Георгия Федотова, работы философов Карсавина, отца Сергия Булгакова и так далее, и тому подобных. Но промыслительно то, что к этому моменту мне посчастливилось прочитать отрывки из «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», из которой я узнал о пророчествах о России и Царе Преподобного Серафима Саровского. В начале 1985-го мы с друзьями поехали в Дивеево и приложились к святынькам Преподобного в доме схимонахини Марии (матушки Евфросинии Фоминичны Лактионовой, жившей на Лесной, 16). Собственно с того дня я осознал и почувствовал себя православным христианином.
Видимо, поэтому никакого зловредного действия Шмеман, Мень, Федотов, Булгаков, Карсавин и Бердяев на меня не оказали. Просто, принял их к сведению, особенно, труды по истории Христианства и Церкви Меня и Шмемана, но не приложил их к сердцу. А потом, когда стал немного разбираться в течениях среди мыслителей и богословов в Православной Церкви, то для меня определилось и место этих христианских писателей: сейчас мне их читать скучно, не интересно. И при нынешнем обилии и доступности настоящей православной литературы мне жаль тех новоначальных, кто начинает воцерковляться через этих авторов. Это совершенно непитательный и вредный для душ «фаст фуд» по сравнению со святоотеческим наследием, с церковно-историческими трудами Евсевия, Сократа, Преподобного Досифея Волоколамского, Святителей Макария и Афанасия Московских, Святителя Димитрия Ростовского, Святителя Арсения (Иващенко), и даже по сравнению с трудами западных «боландистов»…
Гораздо больше меня в последующем удивило, когда я обратился к сокровищам дореволюционной церковно-исторической литературы в «ленинке». Довелось узнать, что труды и ряда дореволюционных авторов, в том числе профессоров-историков Духовных Академий в Москве и Санкт-Петербурге, проникнуты духом позитивизма и протестантства тюбингенского толка. Даже у Лебедева или Болотова, в православности которых у меня нет никаких сомнений, мы находим довольно «легкомысленные» наукообразные оценки ряда важнейших явлений и лиц, например, Вселенских Соборов или личности Святого Равноапостольного Царя Константина Великого.
Поэтому нет ничего удивительного не только в основаниях позиций Флоровского, Лосского, Булгакова, Шменана и Меня — у них были остепененные предшественники в дореволюционной церковной науке, но и в том, что в рамках такой идеологии при равнодушии многих Русских Иерархов так безкровно, без какого-либо значимого религиозного сопротивления, прошла февральско-мартовская революция.
Конечно, без духовного преодоления такого позитивистского наследия в нашей церковной литературе, нам не справиться и со всенародным покаянием, то есть с деятельным исправлением нашей жизни на основах Православной Христианской Государственности. Полагаю, мы сейчас в церковной жизни переживаем пик ренессанса «шмемановской» идеологии, надеюсь, скоро эти процессы пойдут под уклон, конечно, не сами собою, а в результате каких-то масштабных, катастрофических потрясений и сломов существующего порядка жизни, в которых богословские концепции комфортного "православия" обнаружат свою ничтожность и песчанную "фундаментальность"… Что поделаешь?! Беды и напасти куют Россию!