Уважаемый Станислав (Хатунцев)!

Во-первых, хочу отметить, что знаком и с Вашей диссертацией и со статьями, мало того, весьма ценю некоторые Ваши исследования (например, в области формирования цивилизационного подхода Леонтьева (работа «С Дуная») и возможного плагиата В.С. Соловьевым идеи «старых народов»). А то, что Вы об этом не знаете (как и о том, что я прекрасно знаком с работами А. Репникова о социализме), говорит о том, что, видимо, не имели возможности ознакомится с моими работами и диссертацией…

Во-вторых, было бы очень странно, если бы я был «склонен считать, что русский ХVII век Леонтьев относил к эпохе "цветущей сложности"». Он именовал XV век временем «первого усиления России», но сразу оговаривал, что Россия «не вступила тогда же в период цветущей сложности». А потому, изъясняясь об этом времени, находил в нем «бесцветность и простоту, бедность, неприготовленность». Леонтьев искал начало расцвета «в XVII веке, во время Петра I или, по крайней мере, первые проблески при жизни его отца», а конец — в отрезке времени от начала правления Николая Первого (то есть 1825 год) до Крымской войны и Манифеста об освобождении крестьян (1853-1861 годы), что никак не совпадает с моими представлениями. В данном случае, я последователь Леонтьева в теории, но не на практике – из его цивилизационного подхода я делаю вывод о том, что история России делится на три периода в точном соответствии с фразой Константина Николаевича, высказавшегося как-то о трех эпохах русской государственности – «от князя Владимира до Иоаннов; от Иоаннов до Петра; от Петра до XIX века». Но вышеназванное созвучие с леонтьевскими взглядами на периодизацию России фрагментарно, ибо эпоха цветущей сложности России приходится на XV-XVI века, что противоречит представлениям на этот счет Леонтьева.

В-третьих, что касается позитивного отношения Леонтьева к социализму, то это именно "недоразумение", причем во многих (хотя и не во всех) работах, разрабатывающих эту тему. Чтобы это понять, необходимо и сказать несколько слов на скучную тему методологии исследования. Судите сами.

Первый пример - монография Н. В. Синицыной «Третий Рим: Истоки и эволюция русской средневековой концепции» (М., 1998) Основная методологическая предпосылка данного исследования: за концепцию «ТРЕТЬЕГО РИМА» принимаются взгляды лишь тех исследователей, которые либо пользовались СЛОВОСОЧЕТАНИЕМ (или раздельным употреблением в одном смысловом контексте) «Третий Рим», либо те, кто обращали внимание не только на преемство России по отношению к Византии, но и на ее преемство по отношению к Риму. То, что при единстве словоупотребления и/или исторической локализации своих интересов, рассматриваемые в книге мыслители вкладывали в понятие «Третьего Рима» зачастую СОВЕРШЕННО РАЗНЫЙ СМЫСЛ (и наоборот, не употреблявшие этого словосочетания предшественники и последователи старца Филофея, - пусть даже не знакомые с его наследием, - были приверженцами именно филофеевой историософии), интересует автора монографии в гораздо меньшей степени, чем вышеназванный подход в рамках искусственной систематизации! На мой взгляд, это в высшей степени удивительно. Не удивительно другое: опираясь на подобную методологию Синицына не находит в наследии Константина Николаевича и славянофилов ничего родственного идее Третьего Рима.

Пример второй. В одной из современных монографий о цивилизационном подходе (выходные данные дать пока не могу) авторы объединяют либерально-прогресистский взгляд на историю с цивилизационным подходом на основании такого тривиального факта, что представители обоих направлений употребляют СЛОВО «ЦИВИЛИЗАЦИЯ» (хотя и вкладывают в него СОВЕРШЕННО РАЗНЫЙ СМЫСЛ!) Читателю рассказывается о том, как «четко оформились две основные разновидности цивилизационного подхода к истории: линейно-стадиальная и локальная (то есть собственно цивилизационный подход – Е.-Л. М.А.)». Парадоксальным образом, на основе анализа наследия основателей цивилизационного подхода, они убеждаются в том, что «на нынешнем витке развития исторической мысли … ощущается потребность в синтезе, в осознании истории как единого и целостного процесса». Другими словами, задача исследователя видится в том, чтобы «слить» наследие мыслителей, выступавших за многообразие цивилизаций в единую урну глобального знания.
Оба примера лингвистического парадокса сродни идее о леонтьевском «социализме» - точно также, как авторы рассмотренных монографий пишут о «цивилизационном подходе», но не в коей мере не касаются его, пишут о «Третьем Риме», но ни в коей мере его не изучают, точно также Леонтьев писал о социализме, но не касался его (другими словами, Леонтьев плохо отзывался о социализме, хотя и отзывался о нем хорошо). То, что я сейчас говорю, - парадокс не в большей степени, чем высказывание самого Константина Николаевича о том, что «электрическая свечка» русского ученого Яблочкова не имеет никакого отношения к русской науке… Леонтьев писал не о том социализме/коммунизме, о котором мы знаем из истории XX века, а потому, когда знатоки Леонтьева пишут о его «социализме» для широкой аудитории, они (мы) подвергают ее (то есть аудиторию) большому соблазну. Нынче в православных кругах бродит призрак «христианского социализма» (в обнимку с «православной демократией», «п. либерализмом» и даже «п. фашизмом (тоже ведь лингвистический парадокс – что плохого в «связке» единомышленников?)») но все эти химеры очень опасны, - они направлены на разрушение всего того, что характеризует традицию и было ценно для Леонтьева и консерваторов. Необходимо понять, что мы ничего в России не построим пока, не выйдем из ПРОКЛЯТОГО КРУГА «либерализм-социализм-фашизм». А для этого очень важно оставаться не только буквалистами (своеобразными мысленными антиохийцами), но и привить русской науке еще немножечко оригенизма александрийского, влияние которого на развитие Византии, Европы и России столь велико, что по сию пору, оперируя представлениями о прямом (буквальном) и переносном смысле, и о соответствии каких-либо высказываний определенному «духу», сами того не замечая, мы пользуемся методологией эллинистической Александрии II-III веков… Привить александризм, это значит понять в том числе, что говоря о социализме, Леонтьев писал об охранении традиции, а вот некоторые современные говоруны от традиции (и не только в политике), болтая о ней, пропагандируют ее разрушение (то есть «социализм»). Стало быть, нужно быть очень аккуратными с несоциалистическим «социализмом» Леонтьева…
В-четвертых, почему же мы привыкли все время писать contra, но не умеем (или не хотим) писать pro? Это я о пресловутой консолидации... Судя по Вашим работам, Станислав у Вас наверняка больше СОГЛАСИЯ с моей рецензией на монографию Александра Репникова, чем НЕСОГЛАСИЯ. Но если о последнем Вы не преминули написать, то о том, что способно продвинуть нас на пути общего дела – ничего…

Вывод: предлагаю от буквализма и антиохийства переходить к александрийству, или, по крайней мере, к капподокийству, а также от оппонирования единомышленникам к апологетике общего дела.
Извините за обширность послания, адресованного Вам и всем участникам «Русской линии», но когда речь идет о судьбоносных вещах, -чеховский лаконизм неуместен.
С уважением, и надеждой на дальнейшее сотрудничество
Максим