Едва взглянув на Вашу, Анна, фотографию, где Вы стоите перед юным Пушкиным, сразу вспомнил, как несколько лет назад и я вот так же стоял в комнатах Царскосельского Лицея - посреди того удивительного мiра пушкинской юности, который мне там необыкновенно ясно тогда открылся. Я был в Лицее с детьми из воскресной школы, и вот там-то, в окружении детей, пришедших в гости к юному Пушкину, вдруг и себя самого почувствовал ребёнком. Чувство было таким светлым, лёгким, радостным, что и по сю пору не перестаю удивляться, - как это Пушкину удалось вдруг так меня порадовать? Точно он выглянул откуда-то из-за книжного шкафа и улыбнулся мне незаметно. И дети в тот день, - я хорошо помню, светились какой-то особенной радостью. Такие дни помнятся долго, потому что в них запечатлено нечто важное для нашей жизни, для нашей души. Понимаю, что как священник рискую вызвать такими словами упрёк в "душевности" со стороны исключительно "духовных", но мне не стыдно и не боязно написать об этом своём впечатлении, потому что это и был такой момент в жизни, о котором Евангелие говорит нам как о приближении к детству внутри себя самих. А душа безошибочно откликается на такие приближения.
Спасибо Вам, Анна, за то, что Вы так светлО написали о Пушкине, поделились своим ощущением "его близости и родственности". И то, что Вы пишете в последнем абзаце своей статьи, созвучно и моему отношению к Александру Сергеевичу. (Только вот в название вкралась очевидная опечатка: дОлжно бы написать третье слово со строчной буквы...).
Да упокоит Господь душу его в Небесных Своих Чертогах!