А,может, зря Вы так-то?..

Вот Дворкин, к примеру, вспоминает:
Как и любой творец, отец Александр во время лекций, прежде всего, говорил с собой, отвечал на собственные вопросы, разрешал собственные недоумения, открывал собственные упования. Неизбежно, некоторые слушатели могли не так его понять и не так интерпретировать. Отец Александр осознавал это и очень переживал по этому поводу.
Сам он вырос в бытовой православной культуре, в традиционном православном благочестии, с которым он спорил, против которого возражал, но которое он очень любил, которое с младенчества являлось его родной стихией. Смыслом ведомого им спора, его ядром была расстановка приоритетов, но не уничтожение сложившихся форм. Менее всего он хотел скандализировать кого-либо, и на практике с большим терпением и снисхождением относился к людям, держащимися за те обычаи, которые он мог критиковать в своих книгах и лекциях. Например, он сколько угодно мог критиковать, то, что в Русской Церкви награждают священника митрами, говорить, что это поздний обычай, который был принесён только лишь в 18 веке в Россию, что в других поместных Церквах такого не знают, что митры - это часть облачения епископа и прочее (Помню, как-то он говорил, что, по его мнению, хорошо только что рукоположенного иерея наградить сразу всеми наградами, а затем отбирать их по одной, чтобы к концу жизни он подошел бы просто обычным священником). Но при этом сам он очень любил свою митру, и по большим праздникам всегда служил в ней.
Для него тут не было противоречия: все нормально и естественно уживалось в нем, и в этом проявлялась широта его личности, его восприятия действительности. Отец Александр был гармоничным человеком, воспринимающим жизнь во всей ее полноте и умеющим радоваться ей. Он был пастырем Церкви Христовой по призванию, любящим православие со всей его целокупностью и не мыслящим без него своей жизни. И, в первую очередь, он исходил из пастырских интересов по отношению к людям — чтобы никого не соблазнить, никого не смутить. Он никогда не стремился что-то менять, что-либо перестраивать, что-нибудь рушить и с ужасом воспринимал подобных «реформаторов». Прежде всего, он желал научить отличению главного в Православии от второстепенного, правильной расстановке акцентов и верному соотнесению вещей друг с другом. Иными словами – главным он считал умение «различать духов», о котором говорил апостол Иоанн. Именно к этому он призывал, а не к ломанию и рушению — то, чем занимаются наши самодеятельные горе-реформаторы.
Безусловно, подобные им «новаторы от православия» имелись и в Америке во время отца Александра. Например, некоторые студенты, недавно обратившиеся в Православие, которые не имели его поликультурного опыта, не жили в православной среде, воспринимали писания и лекции отца ректора как некую идеологию, как руководство к действию. Потом их рукополагали, они отправлялись на приходы и начинали там всё крушить. Отец Александр приходил в ужас от этого. Я помню фразу, которую он неоднократно с горечью повторял в последние годы жизни: «Православная Церковь пережила гностиков, ариан, монофизитов, арабов, иконоборцев и турок, она пережила гонения от римо-католиков и коммунистов, но совсем не уверен, переживёт ли она конвертов (новообращённых американцев)». Говорил он это с искренней болью.
http://www.liveinternet.ru/users/romchik/post86202512/