|
|
ЧАСТЬ III
К ИСТОРИИ КАППЕЛЕВЦЕВ
Третий раздел книги – "К ИСТОРИИ КАППЕЛЕВЦЕВ" – представляет собой взгляд историков на гражданскую войну на востоке России, роль в ней генерала В.О. Каппеля и частей, находившихся под его командованием. Раздел состоит из ряда очерков и освещает вопросы военного строительства Народной армии Комитета Учредительного собрания и боевой деятельности частей, входивших в состав Волжского корпуса генерала В.О. Каппеля, сражавшегося в рядах армии адмирала А.В. Колчака.
Очерк А.А. Каревского "В.О. Каппель и Народная армия" охватывает первый год гражданской войны и освещает одну из первых попыток вооруженного противостояния большевизму – организацию и действия Народной армии Комитета Учредительного собрания – от ее зарождения до прекращения существования. Обстоятельный рассказ дополняется обширными приложениями, включающими в себя ценные сведения о боевом составе частей Народной армии.
Очерк С.С. Балмасова, построенный на изложении впервые публикующихся воспоминаний офицеров кавалерийских частей Волжского корпуса, дает интереснейшие сведения о действиях каппелевской кавалерии, ее важной роли в обеспечении действий корпуса. При этом дается и общая характеристика гражданской войны на востоке в 1919 году, роли в ней В.О. Каппеля, отношения к нему со стороны членов правительства А.В. Колчака и т.д. Особо интересными представляются сведения о действиях кавалерийского отряда корнета Б.К. Фортунатова и его участия в борьбе против большевиков в рядах Уральского казачьего войска.
Нетрадиционный подход к анализу образа "каппелевцев" демонстрирует собой очерк Е.В. Волкова "Образ каппелевцев в фильме братьев Васильевых "Чапаев"", рассматривающий одну из первых попыток создания советским кинематографом киноленты о гражданской войне.
Отдельную часть раздела представляет собой биографии ряда офицеров Народной армии, составленные Е.В. Волковым, Н.Д. Егоровым и И.В. Купцовым, продолжающие традицию серии "Белые Воины" по публикации биографических данных участников белой борьбы.
А.А. КАРЕВСКИЙ
В.О. КАППЕЛЬ И НАРОДНАЯ АРМИЯ:
К ИСТОРИИ АНТИБОЛЬШЕВИЦКОЙ БОРЬБЫ В ПОВОЛЖЬЕ В 1918 г.
ОТ ПЕРМИ ДО САМАРЫ
В январе 1918 г. подполковник Генерального штаба Владимир Оскарович Каппель, бывший начальник разведывательного отделения и помощник начальника Оперативного отдела штаба Юго-Западного фронта, оставил ряды спешно демобилизуемой большевиками Русской армии.
Из Бердичева, где доживал свои последние дни штаб фронта, его путь лежал на восток – в Пермь, где находилась семья…
* * *
В это время, в январе 1918 г., в Среднем Поволжье были предприняты первые шаги по организации антибольшевицких сил. Подготовка вооруженного выступления здесь началась немедленно вслед за роспуском 6 января 1918 г. Всероссийского Учредительного собрания. Руководство взяли в свои руки вернувшиеся из Петрограда делегаты от Самарской губернии И.М. Брушвит, П.Д. Климушкин и Б.К. Фортунатов. Центром их деятельности естественным образом стала Самара, где предполагалось использовать возможности шестидесятитысячного Самарского гарнизона. Как позднее отмечал в своих речах П.Д. Климушкин, "нужно было создать обстановку, при которой можно было бы совершить переворот… Наша задача сводилась к тому, чтобы раскрыть глаза армии и рабочему классу" 1. Активная агитационная кампания, развернутая эсеровскими деятелями среди воинских частей гарнизона, включала в себя организацию соответствующих митингов и лекций для солдат. Остававшиеся в строю немногочисленные офицеры к работе не привлекались: проповедовавшие в солдатских массах революционно-демократические лозунги эсеры по понятным причинам относились к офицерам крайне подозрительно.
Несмотря на осторожность и тщательность подготовки, волнения произошли во многом неожиданно для их организаторов. Спонтанное выступление спровоцировали сами большевики, с беспокойством наблюдавшие за постепенным ростом недовольства в гарнизоне. Наиболее опасной представлялась артиллерия: в ночь на 23 февраля 1918 г. отряд во главе с губернским военным комиссаром М.П. Герасимовым окружил казармы 3-й запасной артиллерийской бригады, потребовав немедленного разоружения. Известие о внезапном нападении вызвало всеобщее возмущение. Артиллеристы оказали сопротивление, привели в боевую готовность несколько орудий и открыли огонь в направлении Трубочного завода, рабочие которого составляли костяк красной гвардии города. Туда же в боевом порядке двинулся 1-й саперный полк; 143-й запасной пехотный полк, вооружившись, назначил свои патрули и взял под контроль районы города, примыкавшие к военному городку. Экстренно собравшееся утром того же дня гарнизонное собрание, на котором председательствовал эсер П.И. Ткачуков, приняло резолюцию, которая, в числе прочего, потребовала переизбрания большевицкого городского Совета, разоружения и роспуска красной гвардии 2. Для большевицких руководителей стало ясно, что наличной военной силы для усмирения гарнизона у них недостаточно. Пришлось действовать иначе: 24 февраля приказом губернского исполкома объявлялось, что Самарский гарнизон демобилизован и "распускается весь по домам. В течение трех дней солдаты должны покинуть казармы… Тот, кто в течение трех дней не покинет казарм, будет принудительно записан в красную армию" 3. Результат, как отмечал Климушкин, был изумительный: "гарнизон, несмотря на свое сочувствие Учредительному собранию, немедленно оставил Самару и распылился" 4.
Из этого поражения эсерами был сделан вывод о необходимости перехода к деятельности в подполье. Работа распределилась следующим образом: на фронтовика-солдата Б.К. Фортунатова возложили организацию собственных боевых сил, И.М. Брушвит занялся изысканием денежных средств, общее политические руководство осуществлял П.Д. Климушкин. Основное внимание уделялось поиску прочной социальной опоры для предстоящего восстания. "Мы убедились, – писал Климушкин, – что среди рабочих таких сил создать нельзя… Мы обратили внимание на солдатскую, главным образом, офицерскую массу. Но сил было мало, ибо никто не верил в возможность свержения большевицкой власти… Наше внимание все больше и больше стало переноситься на деревню. Мы верили, что крестьянство имеет еще много живых творческих сил, которые могут воспрянуть" 5.
Весной 1918 г. эти ожидания частично подтвердились. С мест приходили известия о том, что в Бузулуке большинство уездного исполкома отменило большевицкие решения городского совета, в Мелекесском уезде крестьянский совет сорвал объявленную большевиками хлебную монополию и разрешил свободную торговлю хлебом, крестьянская секция Сызранского совета потребовала установления крестьянского контроля над промышленностью и городом, Казанский губернский продовольственный комитет отменил твердые цены на хлеб, крестьянский съезд Карсунского уезда Симбирской губернии выдвинул лозунг удаления из советов коммунистов, в Балакове и Кузнецке произошли антисоветские вооруженные выступления крестьян и солдат-фронтовиков 6.
Несмотря на это, всем было ясно, что рост антибольшевицких настроений в деревне отнюдь не свидетельствует о ее готовности к немедленному самостоятельному выступлению. Для того, чтобы использовать ее потенциал, необходимо было создать соответствующие условия, в том числе образовать дееспособные организующие властные и военные структуры. Последнее на текущий момент представлялось наиболее актуальным: параллельно работе в деревне в городе началось формирование партийной дружины и отдельных отрядов в близлежащих уездах. Еще в марте удалось установить контакты с существовавшей в Самаре нелегальной антибольшевицкой военной организацией, которая образовалась в конце 1917 г. из числа демобилизованных офицеров. Во главе ее с февраля 1918 г. находился подполковник артиллерии Н.А. Галкин, общая численность организации составляла 200-250 человек 7. Отдавая отчет в том, что симпатии основной массы офицерства бывшей Русской армии были не на стороне каких-либо социалистов, и политическая ориентация большинства членов самарской организации была весьма далека от демократической, эсеровские деятели немедленно ухватились и за эту возможность: как констатировал Климушкин, "начав нашу работу по организации противобольшевицких сил, мы в первую же очередь вступили в переговоры с этой организацией" 8.
Инициатива самарских активистов, до определенного времени имевшая частный характер, тем не менее, органично укладывалась в общее направление эволюции партийной работы в Поволжье, в миниатюре предваряя эволюцию последней. Весной 1918 г. в работу по организации свержения советской власти активно включаются центральные органы Партии социалистов-революционеров (ПСР). Важнейшим рубежом явился VIII совет ПСР, проходивший в Москве с 7 по 16 мая 1918 года. В качестве основных задач выдвигались ликвидация советской власти, возрождение демократии во главе с Учредительным собранием и возобновление войны с Германией. Решать их следовало с помощью создания "новой добровольческой армии и опираясь на финансовую и военно-техническую поддержку союзников. Эта армия должна строиться из национально-территориальных формирований; ее назначение – ведение активной обороны на рубежах, еще не достигнутых противником, – усилить поглощение пространствами России вооруженных сил врага" 9. Основным направлением работы партии VIII совет утвердил Поволжье, которое должно было послужить базой для развертывания действий против советской власти. Определяющими факторами выбора послужили следующие. Социальный – преобладание в регионе аграрного населения, традиционно являвшегося основной социальной базой партии; высокий удельный вес в деревне зажиточных крестьянских слоев. Политический – наличие развитой местной сети партийных организаций, значительное число сторонников и сочувствующих, высокая степень влияния в местных органах самоуправления и кооперации. Экономический – наличие огромных хозяйственных (хлебородные земли Поволжья и Сибири) и природных (залежи угля, нефти и металлов на Урале и в Сибири) ресурсов. Наконец, военный. Во-первых, территория Поволжья и Южного Урала имела развитую железнодорожную сеть, помимо транспортных функций, удобную также для боевых действий по внутренним оперативным линиям. С запада на восток ее пересекали Северная (Пермь – Екатеринбург), Волго-Бугульминская, Самаро-Златоустовская и Рязано-Уральская железные дороги. С севера на юг шли четыре линии, соединявшие Поволжье с центральными губерниями. Во-вторых, в регионе имелись многочисленные полноводные реки: Кама, Вятка, Уфа, Белая и в особенности Волга, которой отводилась основная роль: она была достаточно удалена от центра, представляла собой естественный барьер для развертывания сил, открывала простор для гибкого маневрирования, позволяя быстро перебрасывать резервы, сосредотачивать ударные группы на любом участке фронта и широко применять десантные операции 10. В-третьих, территория Поволжья располагала огромными людскими ресурсами. По приблизительным подсчетам, необходимая для создания вооруженных сил 1/8 часть населения региона (6 возрастов мужского пола) в Казанской губернии составляла 90 тыс. чел., Пензенской – 60 тыс., Самарской – 122 тыс., Саратовской – 109 тыс., Симбирской – 66 тыс., Уфимской – 95 тыс., Пермской – 127 тыс., Оренбургской – 70 тыс., то есть всего по Уралу и Поволжью – около 739 тыс. годных для строя. Этого числа было достаточно для единовременного формирования 23 полнокровных дивизий (по 32 тыс. чел.) 11. В-четвертых, на Востоке России за время 1-й мировой войны появилась серьезная военно-промышленная база, сложившаяся из заводов Урала, Прикамья и Поволжья. Помимо этого, здесь были сосредоточены огромные запасы эвакуированного с фронта оружия и военного имущества, способные обеспечить первоначальные потребности создания армии. Наконец, в-пятых, эсеры рассчитывали на свое влияние в местной военной среде. По данным выборов в Учредительное собрание, по гарнизонам поволжских городов за эсеров проголосовало 30225 чел (34,7%), из них в Казанском гарнизоне – 9482 (36%), в Пензенском – 13808 (47,4%), Самарском – 824 (19,7%), Саратовском – 1897 (14,9%), Симбирском – 4214 (55,7%). Гарнизоны Сибири дали 10080 чел. (39,1%): в Барнаульском – 269 чел. (43%), в Иркутском – 6064 (31,5%), в Томском – 2983 (24,8%), в Тобольском – 764 (57,2%). Наконец, в Уральских гарнизонах эсеры получили 6240 голосов (17,9%), из них в Екатеринбургском – 793 (10,8%), в Оренбургском – 445 (5,7%), в Пермском – 2381 (29%), в Уфимском – 2621 (26,4%) 12. Всего по региону можно было рассчитывать на 46545 чел. – сила, по местным меркам, весьма внушительная.
Общее руководство по подготовке антибольшевицкого выступления на Волге было возложено на Военную комиссию ЦК ПСР во главе с Р.Р. Леппером и А.Р. Гоцем – через последнего осуществлялась тесное взаимодействие с "Союзом возрождения России". Основная работа на месте должна была производиться силами Поволжского областного комитета ПСР, охватывавшего Самарскую, Казанскую, Саратовскую, Симбирскую, Астраханскую и Тамбовскую губернии. Решением ЦК от 16 мая 1918 г. для координации действий сюда была направлена группа в составе М.А. Веденяпина, К.С. Буревого и Ф.Ф. Федоровича во главе с Д.Д. Донским в качестве "главного организатора". Наконец, организационным центром притяжения будущего восстания был избран занимавший стратегически выгодное положение Саратов: сюда срочно командированы члены Военной комиссии И.С. Дашевский, Д.И. Нечкин, Г.И. Васильев и В.К. Рейснер 13. План действий, разработанный в недрах военной машины ПСР, в изложении видного партийного специалиста по военным вопросам В.И. Лебедева предполагал: "восстание на Волге, захват городов: Казань, Симбирск, Самара, Саратов. Мобилизация за этой чертой. Высадка союзников в Архангельске и их движение к Вологде на соединение с Волжским фронтом. Другой десант во Владивостоке и быстрое его продвижение к Волге, где мы должны были держать оборонительный фронт до их (союзников – А.К.) прихода…" 14.
Соответствующая работа началась уже с конца апреля. Верные традициям, поначалу эсеры попытались сделать ставку на использование народных масс, однако реально из этого ничего не вышло. Пришлось срочно менять направление: в процессе организации военных сил руководство в центре пришло к тем же выводам, которые уже стали очевидными на местах. В своем отчете на VIII совете И.С. Дашевский указывал, что "определилась фактическая невозможность развития военной работы в массовом направлении и создания боевых рабочих дружин. Но оказалась… возможной работа, связанная с военными офицерскими организациями, постановка всякой военной информации и разведки… Мы решили усилить военными специалистами наши партийные организации, расположенные в Поволжье, которые в случае поднятия местных восстаний могли бы провести работу создания более серьезных отрядов, организацию народной армии" 15. Акцент был сделан, словами А.Р. Гоца, на "содержание кадровых формирований" 16: задача заключалась в сборе и переотправке на Волгу молодого беспартийного офицерства, выражавшего желание бороться против большевиков. То, что республиканские настроения большинства из них были сомнительны, в расчеты решено было не брать. Как отмечал в свое время будущий атаман Б.В. Анненков, "с упразднением чинов, званий, с расформированием армии офицеры лишились всяких средств к существованию. Им просто некуда было идти, а потому каждый готов был предложить себя любому, кто давал хоть какую-то возможность служить. Другого ремесла они просто не знали" 17. Центром приема поступающих кадров стал Саратов; средства на отправку выделялись как "Союзом возрождения", так и непосредственно ЦК партии. Одновременно с этим уездные эсеровские организации развернули интенсивную работу по агитации крестьянства и созданию боевых крестьянских ячеек. Особенное внимание уделялось работе среди казаков Оренбургского и Уральского войск. К середине мая подготовительная деятельность в Поволжье приняла огромный размах. Находившийся в это время в регионе эсеровский деятель С.Н. Николаев отмечал, что "всюду шла работа по созданию боевых сил из активных элементов рабочих, крестьян, интеллигенции и демократического офицерства. Во многих пунктах были созданы боевые группы, готовые выступить если не самостоятельно, то, по крайней мере, по первому внешнему толчку" 18. Повсеместно наблюдавшаяся активность не осталась незамеченной: в конце мая последовал весьма болезненный провал в Саратове, спровоцированный неосторожностью местных "принимающих" организаций. Расследование "саратовского дела" привело к раскрытию организаций в Петрограде и Москве, завершившегося 10 июня арестом всей Военной комиссии ЦК. Масштабы организационной работы в Поволжье пришлось временно сократить, в качестве нового ее центра была избрана Самара.
* * *
Несмотря на то, что в Поволжье работа по созданию антибольшевицкого подполья велась в жестко централизованном порядке – с использованием всех имеющихся партийных структур ПСР – объединенной сети в масштабах региона создано не было. Помимо дружин, курируемых ПСР, самостоятельные конспиративные офицерские организации существовали на Средней Волге – в Саратове, Пензе, Казани и Симбирске, на верхней Волге – в Ярославле, Муроме и Рыбинске, на Урале – в Уфе, Челябинске и Оренбурге.
Особенную активность в районе Поволжья проявлял образованный в феврале 1918 г. в Москве по инициативе Б.В. Савинкова "Союз защиты Родины и Свободы". Программа "Союза" предполагала свержение большевицкого правительства, установление твердой национальной власти, воссоздание национальной армии и продолжение войны с Германией с опорой на помощь союзников 19. Командующим вооруженными силами "Союза" назначался генерал-лейтенант В.В. Рычков; для координации действий на местах в Москве образовывался Главный штаб "Союза" во главе с полковником А.П. Перхуровым, в состав которого включались отделы: оперативный, мобилизационный, разведки и контрразведки, снабжения, сношений с союзниками, конспиративный, иногородний и агитационный. Как отмечал сам Б.В. Савинков, "в основу формирований был положен принцип конспирации, с одной стороны, и принцип кадров – с другой" 20. Финансирование производилось из разных источников, среди которых выделялись французское и английское посольства. Разовые выплаты производились русскими предпринимательскими объединениями и Чехословацким национальным советом в России. Организация строилась по военному образцу; намечалось образование отдельных частей всех родов оружия, для чего при штабе вводились должности заведующих: пехотным (капитан А. Пинка), кавалерийским (корнет А.А. Виленкин), артиллерийским (капитан Жуковский), инженерным (подполковник Никольский) и резервным (подполковник Сахаров) формированиями. В качестве основной боевой единицы рассматривался "полк", нормальный кадр которого принимался в 86 человек (командир полка, начальник штаба, 4 батальонных, 16 ротных и 64 взводных командира). Полки подразделялись на действительные (из числа кадровых офицеров), резервные (из офицеров военного времени) и ополченские (из учащейся молодежи и рабочих). В обязанности полкового командира входило знать всех своих подчиненных и обеспечить их своевременную явку на сборный пункт в момент выступления; взводный командир должен был знать только своего ротного, ротный – своего батальонного. Вся система, таким образом, строилась по принципу "пятерок", где каждый начальник в общей сложности знал не более четырех своих подчиненных. Все офицеры получали жалование от штаба "Союза": командиры полков и батальонов – 400 руб. в месяц, роты – 375 руб., взвода – 350 руб., рядовые бойцы – 300 руб. Условием приема в организацию являлась дача соответствующей подписки о том, что вступающий разделяет ее программу, обещает по первому требованию выступить с оружием в руках и клянется сохранять доверенные ему тайны. Личные рекомендации одного или нескольких членов организации были обязательны. Партийная принадлежность значения не имела – "Союз" заявлял себя стоящим на беспартийной патриотической платформе 21.
В общей сложности к маю 1918 г. "Союз защиты Родины и Свободы" насчитывал порядка 2000 человек в Москве (4 полка, сведенные в дивизию) и 3500 человек на периферии, сосредоточенных в Казанском, Ярославском, Муромском, Рыбинском и Челябинском отделениях 22. От возможности организации выступления в Москве руководство быстро отказалось. Более перспективной представлялась Казань, на чем особенно настаивал член штаба В.И. Калинин, в свое время занимавший должность комиссара Временного правительства при штабе Казанского военного округа. Общий план действий, принятый в начале мая, предполагал перебросить наличные силы "Союза" в Поволжье, дождаться здесь начала союзной интервенции, организовать выступление в крупных волжских городах, совместно с союзниками образовать Уральский фронт, мобилизовать всех сочувствующих на территории Урала и Сибири и перейти в наступление против приближающихся к Волге германских войск. Активные подготовительные работы в этом направлении начались уже в середине мая. Были намечены части для эвакуации, определены пункты их концентрации, на места от каждого полка высланы квартирьеры. Несмотря на строго соблюдавшуюся секретность, последовавший 29 мая провал организации в Москве привел к раскрытию всей московской и казанской организаций "Союза" и заставил перенести всю тяжесть на Ярославль, Муром и Рыбинск. Апогеем этой деятельности явилось жестоко подавленное Ярославское восстание 6-21 июля 1918 г. во главе с полковником А.П. Перхуровым, к которому 7 июля присоединился Рыбинск, 8-го – Муром. С остальными поволжскими городами контакт был потерян 23.
Помимо "Союза борьбы за Родину и Свободу", в Казани существовало еще несколько различных подпольных центров, действовавших автономно и зачастую не подозревавших друг о друге. Наиболее крупным из них являлась организация генерал-майора И.И. Попова, образовавшаяся в январе 1918 г. и насчитывавшая в своих рядах 450-460 офицеров, разбитых на роты и взводы. Финансирование производилось за счет пожертвований местных предпринимателей. Содержание рядового офицера составляло 150 руб. в месяц, взводного – 200 руб., ротного – 300 руб. Одновременно производилась закупка оружия – всего до 180 винтовок 24. Эта организация оказалась раскрытой вместе с савинковской. Большинство ее членов было арестовано и в начале июня расстреляно. Помимо нее в городе также имелся "Профессиональный союз безработных офицеров" – организация, концентрировавшая офицерские кадры под вывеской устройства производственных артелей, малочисленный Монархический офицерский союз, а также эсеровская боевая дружина. На местах эти организации имели филиалы в Чистополе, Буинске, Ядрине, Курмышах и ряде более мелких населенных пунктов 25. Наконец, помимо Казани, имелись также Саратовская и Пензенская организации, ориентировавшиеся на возможность развития событий в центре – в Москве и Петрограде, а также рассчитывавшие на скорейшее соединение с Добровольческой армией или союзной интервенцией из Мурманска и Архангельска. Делегированный в Поволжье в марте 1918 г. член Московского политического объединения лейтенант NN (так подписано – А.К.) оценивал их возможности довольно высоко: "В Саратове была хорошая военная организация…, эта ячейка могла бы сыграть серьезную военную роль, захватив в свои руки город… Эта же группа держала связь с Уралом… Пензенский кружок… особенно страдал из-за отсутствия денежных средств, но имел хорошие связи с окружающими губерниями, организовал в свое время ячейки, помещая их в различные продовольственные отряды и части милиции, имел связь с крепкими крестьянами. При наступлении армии с Дона эта местность должна была играть роль плацдарма между Волгой и казачьими войсками, кои в Оренбурге организовывал атаман Дутов, а на Урале – генерал Мартынов" 26.
При том, что к концу весны 1918 г. на Среднем Поволжье уже имелось несколько различных антибольшевицких центров, структурная аморфность, отсутствие общего плана действий, четкой связи и политическая разнородность требовали появления внешнего организующего начала. То, что объединенное подполье в регионе так и не было создано, а также трезвая оценка имеющихся в наличии собственных сил заставили эсеровских руководителей признать: "Мы видели, что если в ближайшее время не будет толчка извне, то на переворот надеяться нельзя. Апатия стала захватывать все большие и большие слои. Дружины начали разлагаться" 27. Подразумевалось, что качестве такой внешней силы в рассматриваемый период времени мог выступить только эвакуирующийся на восток Отдельный чехословацкий корпус, передовые эшелоны которого достигли Волги в конце апреля. Пробные контакты поволжских эсеров с чехословацким военным и политическим руководством были установлены уже тогда, однако широкие перспективы для сотрудничества представились лишь с началом вооруженного выступления чехословаков, когда 28 мая 1918 г. к нему подключилась находившаяся ближе других к Волге Пензенская группа корпуса поручика С. Чечека.
В Самаре получение известий о чехословацком выступлении было оценено по достоинству. В Пензу для проведения переговоров был немедленно командирован И.М. Брушвит в сопровождении поручика. Сам Чечек позднее вспоминал, что "в это время я уже имел связь с Самарой. Из Самары ко мне пришел тогда делегат…, принес очень ценные сведения. Он сообщил мне, что прислан… от организации, которая поставила своей целью содействовать нам и бороться с большевиками" 28. Тем временем в самом городе "инициативная группа", к которой присоединились В.К. Вольский (делегат от Тверской губернии) и И.П. Нестеров (от Минской), лихорадочно готовилась к восстанию. На подпольных заседаниях было решено спешно образовать временный комитет в составе Вольского, Климушкина и Брушвита (орган власти, действующий от имени Учредительного собрания) и подготовить наличные боевые силы для выступления в момент подхода чехов. Еще за неделю до восстания Комитет вступил в свои права и вошел в связь с городским самоуправлением; была создана комендатура, оперативно сформированная партийная эсеровская дружина в 300 человек и офицерская военная организация объединялись под руководством единого Военного штаба в составе подполковника Галкина, Фортунатова и Боголюбова. Общая численность достигала 500 человек 29. Параллельно велись активные переговоры с офицерами, находившимися на службе в красной армии.
Именно в этот момент на Волге появился подполковник Генштаба В.О. Каппель. Проживая в Перми, он, подобно большинству кадровых офицеров бывшей Русской армии, находился в крайне тяжелом материальном и психологическом состоянии. Предложение, последовавшее со стороны новообразованной Службы Генштаба при Управлении по комсоставу большевицкого Всероссийского Главного штаба, было встречено им как возможный выход из тупика. Каппель дал свое согласие – но лишь при том условии, что его профессиональные качества будут использоваться исключительно в борьбе с предполагаемым германским вторжением. В списках большевицкого военного руководства В.О. Каппель фигурировал в качестве одного из наиболее перспективных специалистов. Уже 3 мая 1918 г. исполняющий обязанности генерал-квартирмейстера Главного управления Генерального штаба Всеросглавштаба РККА С.А. Кузнецов предлагал начальнику штаба Уральского военного округа Г.М. Тихменеву (оба – бывшие генерал-майоры Генштаба) предоставить Каппелю должность в Мобилизационном управлении штаба Окрвоенрука. 9 мая 1918 г. Каппель прошел регистрацию "лиц Генштаба, заявивших о своем желании нести службу в новых формированиях постоянной армии", указав, что желал бы служить в штабах Приуральского, Приволжского или Ярославского военных округов. 17 мая С.А. Кузнецов направил телеграмму на имя самого Каппеля, где извещал его том, что начальник штаба Поволжского округа Пневский предлагает ему должность заведующего отделом Окружного штаба в Самаре с окладом 700 рублей ежемесячно. В случае согласия предлагалось немедленно выехать в Самару. Каппель отказался от предложения Тихменева, ответил положительно Пневскому и 19 мая отбыл в Самару, известив об этом телеграммой Всеросглавштаб РККА 30. Штаб Поволжского военного округа был образован в начале мая 1918 г. – в его задачу входила деятельность по созданию так называемых "войск Восточной завесы" для защиты границ государства от германского вторжения. Основу составил штаб бывшей 1-й армии, прибывший в полном составе с Северного фронта: здесь Каппель встретил некоторых своих коллег по академии Генерального штаба и присоединился к ним. Наладить работу по планам, выработанным в Москве, так и не удалось. Уже 27 мая председатель Самарского ревкома В.В. Куйбышев попытался привлечь формируемые штабом части для подавления быстро набирающих силу антибольшевицких выступлений в регионе, но безуспешно: несмотря на угрозу немедленной расправы, сотрудничать в этом направлении офицеры штаба решительно отказались. В момент подхода к городу чехов большинство из них перешло на нелегальное положение, приняв активное участие в подготовке восстания 31.
Тем временем, переговоры в Пензе увенчались успехом: Брушвит передавал, что по предварительной договоренности с чехами власть в городе и губернии немедленно вслед за их освобождением будет передана "комитету". Совместная операция намечалась на 6 июня – одновременно подчеркивалась желательность превентивной организации переворота в городе с тем, чтобы лишний раз доказать свою дееспособность. Военный штаб, ввиду малочисленности имеющихся в его распоряжении сил, колебался. Первоначальный план пришлось скорректировать: из-за непредвиденных затруднений чехи вышли на подступы к городу только 7 июня вечером. Утром 8 июня внезапным штурмом Самара была полностью освобождена; в 10 часов утра было объявлено о переходе власти к временному правительству, получившему наименование Комитета членов Учредительного собрания (Комуч), в состав которого вошли В.К. Вольский (в качестве председателя), П.Д. Климушкин, И.М. Брушвит, И.П. Нестеров и Б.К. Фортунатов 32.
В рассматриваемый момент времени единственной в регионе организованной военной силой, на которой лежала вся тяжесть ведения боевых действий, являлась Пензенская группа Чехословацкого корпуса во главе с поручиком С. Чечеком. В состав группы входили: 1-й (2800 штыков) и 2-й (3500 штыков) Чехословацкие стрелковые полки, 1-й запасной полк (1300 штыков), 1-я Чехословацкая артиллерийская бригада (4 батареи в 200 человек при 18 орудиях), инженерная рота (150 штыков), Сербский кавалерийский эскадрон, 4 бронепоезда, 2 броневика и 1 аэроплан – общей численностью около 8000 человек 33. Наличие этого щита – пусть и дружественного, но все же иностранного – рассматривалось эсерами как вынужденная необходимость. Многие сокрушались, что в день освобождения Самары члены Комуча "ехали в Городскую думу для открытия Комитета под охраной, к сожалению, не своих штыков, а штыков чехословаков…" 34. Именно поэтому на освобождаемой территории стразу же начались лихорадочные работы по созданию собственных вооруженных сил, получивших – по аналогии с 1917 г. – название "Народная армия". П.Д. Климушкин вспоминал, "это название было дано ей не случайно, не из моды и не из пристрастия к некоторым демократическим названиям, а вполне обдуманно, после довольно продолжительного и всестороннего обсуждения. Этим названием мы хотели подчеркнуть не только демократический ее состав и происхождение, но и ее назначение – служение народу, не одному какому-либо классу или группе…, а всему народу в целом, и в русском понимании этого слова, то есть низам – трудовому народу" 35.
Начало было положено 8 июня 1918 г. программным приказом Комуча N 1, согласно которому "гражданская и военная власть в городе и губернии, впредь до образования учреждений Правительством Всероссийским, переходит к Комитету, состоящему из членов Учредительного собрания… Формирование армии, командование военными силами и охрана порядка в городе и губернии возлагается на Военный штаб в составе: начальника штаба полковника Н.А. Галкина, военного комиссара Румынского фронта Б.К. Фортунатова и члена Учредительного собрания В. Боголюбова, которому для сего вручаются чрезвычайные полномочия" 36. Последняя фигура оказалась случайной: ни в партийных, ни в военных кругах Боголюбов не был известен, и уже вскоре его заменили признанным эсеровским авторитетом в военных вопросах В.И. Лебедевым, занимавшим пост помощника Военного и Морского министра в одном из составов Временного правительства 37. Должности Командующего армией временно не учреждалось. По единодушной оценке военных, вся организация штаба носила характер "замаскированной советской системы", включая в себя военного специалиста и двух комиссаров. Полковник П.П. Петров вспоминал: "Почему сразу не был назначен один ответственный командующий, сказать трудно. Вероятнее всего, что боялись засилья военного командования. Когда мы узнавали у Галкина, кто же является распорядителем вооруженных сил, он отвечал: "штаб из трех лиц", из которых он – начальник штаба, а остальные двое – его члены. Распоряжался же большей частью единолично он, но постоянные члены могли появляться и в штабе, и в войсках и требовать исполнения их указаний… Из разговоров можно было уяснить какие-то сумбурные планы насчет дальнейшего: "когда Народная армия разовьется, тогда будет назначен Командующий армией"" 38. В условиях неизбежного хаоса первых дней работы подобная постановка дела создавала дополнительные трудности. Кроме того, по мнению многих, Галкин для своей должности был недостаточно компетентен. Генерал Н.Н. Головин позднее заявлял, что только лишь "боязнь генерала заставила избрать специалистом малоопытного тридцатишестилетнего молодого человека…, выпущенного в офицеры лишь в 1912 году" 39. В итоге, наблюдавший изнутри за деятельностью штаба полковник С.А. Щепихин констатировал: "Из трех лиц, возглавлявших военное дело, один распоряжался, не зная дела (Галкин), другой на фронте сражался и был… ранен (Фортунатов), третий (Лебедев) митинговал" 40.
Первое время в структуру Военного штаба входили всего два отдела. Оперативный отдел осуществлял стратегическое планирование и общее руководство развивающимися военными операциями; Отдел формирования и устройства войск занимался вопросами, связанными с комплектованием армии личным составом и учетом поступающих добровольцев. Сомнения в лояльности имеющихся в Самаре офицерских кадров привели к идее формирования штаба как органа не только "коллегиального", но и "коалиционного", в состав которого вошло несколько различных по своей ориентации групп. На съезде ПСР в августе 1918 г. в Самаре один из работников штаба, эсер Грачев, определял их следующим образом: 1) эсеры, 2) беспартийные офицеры, организованные в подполье и работавшие в союзе с эсерами, 3) беспартийные и неорганизованные офицеры, 4) организованные еще в подполье монархисты, 5) офицеры бывшего большевицкого Поволжского округа. В здании округа и разместилось военное командование Комуча 41. Итог оказался неожиданно плачевным. П.П. Петров характеризовал его в весьма мрачных тонах: "Нет распорядительного аппарата, и создать его не из чего; нет во главе авторитетного лица…, нет плана работы хотя бы на первые часы или дни (основы формирований, службы и прочего), самое сумбурное представление об организации военного командования" 42. Дела начали налаживаться лишь после того, как 9 июня к Галкину явилась группа молодых офицеров Генерального штаба, предложив ему свои услуги. Галкин с благодарностью согласился. В дальнейшем именно эти офицеры и составили костяк штаба Народной армии, 9 июня в полном объеме приступившего к выполнению своих обязанностей.
Среди группы офицеров-генштабистов, предложивших Комучу свои услуги в организации Военного штаба Народной армии, был и В.О. Каппель, в тот же день, 9 июня, возглавивший Оперативный отдел. Приступая к формированию Народной армии, командование столкнулось с непредвиденными трудностями. Обстановка, сложившаяся вслед за освобождением Самары, оставалась чрезвычайно напряженной: противник полукольцом охватывал город, концентрируясь в районах Ставрополя Волжского, Николаевска и Бузулука; у Новоузенска его сдерживали формирования Уральского казачества. Пензенская группа С. Чечека, оставив на месте не более батальона, не задерживаясь, выступила в направлении Уфы.
Исходя из этого, стоявшие перед Военным штабом в данный момент основные задачи заключались в следующем: во-первых, обеспечить Самару от возможности внезапного нападения противника, во-вторых, создать хотя бы минимальные боевые силы для расширения района выступления и, в-третьих, образовать резерв для пополнения рядов действующих войск и оперативного парирования непредвиденных ситуаций. 9 июня в городе было объявлено осадное положение: скопление публики запрещалось, вводился комендантский час после 9 часов вечера, гражданам предлагалось сдать в комендатуру все имеющееся у них огнестрельное оружие. Предполагалось, что офицерская организация (150-200 человек) при первых формированиях распылится, будучи целиком использованной на замещение командных должностей. Контингенты из сельской местности намечалось использовать по мере их освобождения, в остальном ставка делалась прежде всего на городские (главным образом – интеллигентные) слои. Чисто эсеровские силы, ничтожные в военном плане, предполагалось использовать исключительно для внутренней охраны. Уже 9 июня 1918 г. – вслед за объявлением Военного штаба о начале записи добровольцев – была сформирована 1-я добровольческая Самарская дружина, включавшая сводный пехотный батальон (2 роты) капитана Бузкова (90 штыков), кавалерийский эскадрон штабс-ротмистра Стафиевского (45 сабель), Волжскую конную батарею капитана Вырыпаева (150 человек при 2-х орудиях), конную разведку, подрывную команду и хозяйственную часть – общей численностью в 350 человек 43. На экстренном совещании имевшихся на этот момент в городе старших чинов возглавить ее вызвался лишь подполковник В.О. Каппель, на осторожное предложение Галкина заявивший буквально следующее: "Согласен. Попробую воевать. Я монархист по убеждениям, но встану под какое угодно знамя, лишь бы воевать с большевиками. Даю слово офицера держать себя лояльно Комучу" 44. В тот же день – немедленно вслед за сформированием – отряд выступил в направлении Сызрани, где сосредоточились бежавшие из Самары остатки противника. Уже 11 июня 1918 г. внезапным ошеломляющим ударом город был взят. 12 июня дружина вернулись в Самару, откуда по Волге была переброшена в район Ставрополя Волжского, имея задачей овладение городом и прилегающими селами. Успешно справившись с ней 10 июля 1918 г., Каппель дал новое сражение под Сызранью, за которым последовало освобождение Бугуруслана и Бузулука. Разгром у станции Мелекес отбросил противника к Симбирску, окончательно обезопасив Самару.
ОТ САМАРЫ ДО СИМБИРСКА
В то время, пока части дружины В.О. Каппеля выдвигались к Сызрани, в Самаре разворачивались жаркие дебаты относительно характера предстоящего военного строительства. Главной целью создания армии на Волге провозглашалось восстановление фронта против держав Тройственного союза для отражения германской агрессии и освобождения России от немецкой оккупации. Борьба с советской властью и большевизмом как самостоятельная задача практически не упоминалась. Было ясно, что пассажи Комуча на тему верности союзническим обязательствам предназначались для представителей стран Антанты – в первую очередь Чехословацкого корпуса и стоявших за ним французской и английской военных миссий. Позднее об этом совершенно недвусмысленно писал член Чехословацкого национального совета Ф. Штейдлер, отмечавший, что "попытка восстановить восточный фронт Европы была встречена… с большим сочувствием" 45. В недалеком будущем это, возможно, означало широкие перспективы для получения материальной и военной поддержки с одной стороны, и возможность внешнеполитического признания хотя бы де-факто – с другой. Было также характерным, что антигерманские приоритеты нашли горячих сторонников как в среде эсеровских политиков, так и в военных кругах. Притом, что подходы к проблеме использовались прямо противоположные, в главном выводе о несамостоятельной природе русского большевизма они сходились. Эсеры здесь отталкивались главным образом от политических мотивов: в своих речах П.Д. Климушкин подчеркивал, что большевицкая власть "немедленно приведет к монархизму или германскому засилью. Так как… монархизм не имеет под собою в России почвы и может появиться только при помощи германских штыков, то отсюда вполне ясно было, что вместе с большевизмом придется вести борьбу и с германизмом" 46. Военные, не разделяя народнических заблуждений эсеров, приводили доводы с позиций чистой прагматики. Наиболее стройный образец рассуждений давал генерал В.Г. Болдырев, считавший, что "неизбежным следствием германского поражения будет и неизбежная гибель большевизма. Так возникла идея восстановления фронта, а попутно с ней и мысль о борьбе с большевиками, мешавшими осуществлению этой идеи" 47.
Если цели военного строительства ни у кого возражений не вызывали, то определение его основных принципов столкнулось с серьезными затруднениями. Комуч в своей деятельности исходил из следующего постулата: "То, что делали большевики, разогнав Учредительное собрание,…есть, по существу, контрреволюция. Борьба Комуча есть борьба за возвращение народу его свобод и, следовательно, есть борьба революционная" 48. При такой постановке вопроса возможность обращения к опыту прежней Русской армии отвергалась изначально. Однако эсеровским военным специалистам приходилось отдавать себе отчет в том, что костяк любых вооруженных сил составляют прежде всего профессиональные военные – то есть как раз бывшие офицеры этой армии. Сознание того, что без офицерства (как наиболее организованного, подготовленного и последовательного противника большевиков) бороться невозможно, заставляло искать компромиссный вариант. Единственный имевшийся в этом направлении опыт заключался в печально памятной всем революционной реорганизации армии в 1917 г., но его в условиях 1918 г. использовать было трудно. В итоге Комуч, который, по выражению генерала К.И. Гоппера, "оставался таким же младенцем в военных делах, как и в 1917-м" 49, предпочел обратиться к имевшемуся перед глазами примеру. П.Д. Климушкин открыто признавался: "Мы все без исключения находились под большим впечатлением от чешской армии. Чешская армия с ее демократическим укладом управления, с ее братскими отношениями между солдатами и офицерами, являлась для нас тем идеалом, к которому мы стремились при создании нашей армии. Мы не знали всех деталей организации чешской армии, но мы видели ее стройность, ее демократичность и, в то же время, ее дисциплинированность, ее подвижность и восторгались ею. Под этим впечатлением… мы и приступили к созданию русской Народной армии" 50.
В соответствии с быстро растущими потребностями развивается структура Военного штаба Народной армии, приказаниями N 1 и N 2 по отделу формирований в его составе образовывались отделения: формирования и устройства войск, мобилизационно-статистическое, личного состава и бюро по вербовке добровольцев. 12 июня для формирования и снабжения инженерно-технических частей Народной армии при штабе было создано управление начальника инженеров (приказы по управлению N 1 и N 2 от 12 и 14 июня), за которым вскоре последовали управления артиллерийское, военно-судное (генерал-майор Тыртов), ветеринарное, санитарное и полевое интендантское (первоначально – хозяйственный отдел). Ответственным за связь с признавшими власть Комуча Уральским и Оренбургским казачьими войсками назначался член Комуча И.П. Нестеров, но в состав Военного штаба он не входил 51.
В основу организации Народной армии изначально был положен принцип добровольчества, закрепленный в приказе Комуча N 2 от 8 июня 1918 г. "О создании сильной, дисциплинированной армии" 52. Непременными условиями выдвигались демократизация военной жизни и внесение в нее основ гражданственности. В изложении П.Д. Климушкина эсерам это представлялось следующим образом: "Построить армию по принципу старой царской армии нам казалось невозможным и нецелесообразным. Армия гражданской войны, ставящая своей задачей совсем иные цели, чем общегосударственные, должна быть построена по принципу некоторого отбора. Прежде всего, из нее должны быть исключены все те элементы, кои являются определенными противниками поставленных нами целей. Помимо того… большинство солдат должны отчетливо знать, для каких задач и целей они призываются, за что они борются, и для этого с солдатами должна быть проделана подготовительная работа по их политическому воспитанию. Больше того, солдат, призванный в армию, должен чувствовать себя частью того народа, за интересы которого он борется… Если у него этого сознания нет, то не поможет никакая дисциплина… Отсюда требования Комуча к офицерству… Нам казалось, что офицеры должны были в отношении солдат быть их старшими братьями, их руководителями и воспитателями, в политической жизни равными им" 53. Избегая затрагивать специальные военные вопросы, партийные теоретики взяли на себя определение политических основ строительства вооруженных сил. Разработанное ими "Положение о Народной армии" содержало следующие формулировки: "§3. Основной принцип строения армии: армия должна служить всему народу, нации, и потому совершенно беспартийна (беспартийность армии заключается в том, что армия служит не отдельным партиям, а всему народу). Вхождение военнослужащих в политические партии совершенно недопустимо; §4. Народная армия как бы олицетворяет весь народ, а потому ее организация должна содействовать общему культурному уровню народа, степени его гражданской зрелости и национального самосознания; §6. Необходимость дисциплинированной армии побудила ввести дисциплинарные взыскания…; §7. Военнослужащие Народной армии разделяются лишь на начальников и подчиненных… Вне службы они равноправные граждане…; §8. Распорядок внутренней жизни Народной армии направлен к тому, чтобы сблизить между собою офицеров и солдат. Для достижения этой цели офицеры должны жить в казармах; §11. Вооруженная защита нации может быть создана, если будет влит в народную толщу и солдатские массы энтузиазм и национальное воодушевление…" 54.
В военной среде документ вызвал острую полемику. Моменты, касавшиеся повышения уровня гражданственности военнослужащих и демократизации взаимоотношений между начальником и подчиненным, до известной степени были встречены с пониманием. Офицерство ясно отдавало себе отчет в том, что благодаря событиям 1917 г. прежний опыт работы требует серьезного пересмотра. Некоторые заходили дальше. Так, полковник N. (так подписано – А.К.) в "Вестнике Комуча" писал: "В период строительства Народной армии особенно необходимо, чтобы все, кто призывается в ряды в качестве руководителей, были проникнуты единодушным, непоколебимым стремлением вступить в армию, крепко спаянную в одно прочное целое правильным пониманием назначения армии и тех великих задач, которые возложены на нее. Необходимо, чтобы каждый… не только знал, но и веровал в лозунги, долженствующие стать светочем всех наших помыслов, всех наших стремлений" 55. Для большинства армейских специалистов опасение внушала та мысль, что радикальное внедрение декларируемых принципов, при всей их внешней привлекательности, уже вскоре должно было перестать отвечать здоровому устройству военного организма. Таким образом, молчаливое согласие их выглядело не более чем признанием необходимости временного компромисса – впредь до опровержения практикой. В остальном "Положение" преследовало скорее пропагандистские, чем конкретные практические цели. Серьезные возражения вызвал лишь вопрос об устранении армии от политики. Запрет на вхождение военнослужащих в политические партии был признан недостаточным. Приказом по армии N 22 от 22 июня 1918 г. военнослужащие лишались избирательных прав, им воспрещалось участвовать в предвыборных собраниях и в выборах на общественные городские и земские должности. В следующем приказе N 23 Галкин уже потребовал прекратить самыми решительными мерами все попытки вовлечь армию в политическую борьбу 56. На практике это означало, что провозглашенный принцип "армия вне политики" должен иметь также обратную силу. Для эсеров этот момент был принципиальным. "Призвав к организации армии старый офицерский аппарат, – вспоминал П.Д. Климушкин, – мы возложили на него задачу, которая по самому существу своему в корне противоречила всем тем навыкам, всем тем пониманиям, какими он жил и руководствовался десятки лет… В массе своей офицерство, конечно, осталось чуждым нашим заданиям и нашим принципам построения Народной армии… Офицерство, видевшее в нашей затее большевизм наизнанку, всеми силами саботировало создание армии по нашему образу" 57. Исходя из этого, актуальными признавались меры по установлению в армии системы политического контроля. Попытка декларировать ее создание натолкнулась на решительное сопротивление – офицерство нашло поддержку в среде поволжской буржуазии: 11 июня совещание Самарской Торгово-промышленной палаты под председательством К.Н. Неклютина обратилось к Комучу с требованиями формирования исполнительной власти на деловой основе, а также полной передачи дела комплектования армии военным специалистам. В рядах Комуча наметился раскол. Группа во главе с Н.И. Ракитниковым настаивала на необходимости командировать членов Комитета в отдельные части войск в качестве правительственных комиссаров, наделенных широкими полномочиями. Ей возражала группа В.И. Лебедева и Б.К. Фортунатова, приводившая два основных довода. С одной стороны (практической), это окончательно подрывало всякое доверие к власти со стороны офицерства, без которого, как недвусмысленно выражался член Учредительного собрания В.Л. Утгоф, бороться было абсолютно невозможно. С другой стороны (теоретической), это слишком напоминало советскую систему, которую Комитет собирается сокрушить иными, "демократическими" методами 58. После длительных споров победу одержали последние. 22 июня Комуч формально капитулировал, опубликовав пространную декларацию, где, в частности, провозглашал: "Комуч признает настоятельно необходимым передачу военного дела исключительно в руки военных авторитетов – офицеров с боевым прошлым и с опытом в деле формирования и управления крупными войсковыми частями – и полного подчинения им всего аппарата армии, которая должна быть внепартийна" 59. Левое крыло эсеров было в смятении; член Комуча И.М. Майский констатировал: "Тем самым эсеровская партия отрезала себе возможности действительного контроля над положением дел в армии и на фронте" 60. Зато военные могли торжествовать: А.Н. Галкин позднее с гордостью писал генералу М.В. Алексееву, что "в Народной армии политика и партийность отброшены… В момент, когда начнется создание Всероссийской власти, военные нивелируют все попытки в стремлении к сепаратизму и эгоизму со стороны отдельных партий и групп" 61.
С дебатами политического характера была тесно связана работа по созданию базисных документов, определявших организационное строение вооруженных сил, структуру военного руководства, регламентировавших служебные обязанности, повседневную деятельность, жизнь и быт военнослужащих. Подготовительная ее часть возлагалась на Отдел формирований Военного штаба, который делал представления непосредственно в Комитет. Предварительные основания для нее уже имелись. 9 июня Военный штаб опубликовал воззвание о начале записи добровольцев, минимальный срок службы которых предварительно определялся в три месяца 62, явочным порядком решено было сохранить прежние воинские звания, официальное обращение "господин" заменялось более демократическим "гражданин", отдание чести отменялось, атрибуты и символика старой армии упразднялись. Несмотря на сделанные уступки, даже лояльно настроенное офицерство устами П.П. Петрова уже вскоре констатировало: "С первых же шагов новой власти стало ясно, что в вопросе создания военной силы она стоит на ложном пути… Совершенно не чувствовалось сознания, что нужно энергично создать силу, привлечь возможно широкие круги к борьбе, пожертвовать интересами партии для одной цели – успеха на фронте" 63.
Обсуждение вопросов специального характера вызвало напряженные споры. По замечанию полковника К.И. Гоппера, "Галкину приходилось с боем отстаивать каждый принцип; во всякой мелочи эсеры старались увидеть признаки "старого режима" и "гнилой царской армии" 64. В результате, в качестве основополагающих были названы следующие принципы: аполитичность (устранение армии от политики и политики из армии); дисциплинированность (сохранение в ограниченном объеме дисциплинарной власти командиров); демократичность (равноправие всех чинов армии вне службы и соблюдение субординации во время несения службы); гражданственность (необходимость установления мер для сближения офицеров и солдат для поднятия культурного уровня и гражданской зрелости солдатских масс). Итогом явилась разработка трех основополагающих документов, первыми из которых были "Временные правила об организации и службе Народной армии", утвержденные Комучем 17 июня 1918 г. Составленные из семи глав, они регламентировали организационное строение и внутренний распорядок: "I. Управление Народной армией. 1) Во главе управления Добровольческой армией стоит Военный штаб, созданный Комучем. 2) Для боевого руководства частями Народной армии… назначается Командующий войсками. 3) Для заведования формированием частей пехоты, конницы, артиллерии и инженерных войск, Военным штабом назначаются Инспекторы, которые затем утверждаются Комучем. II. Условия службы. 1) Армия комплектуется призывом добровольцев. 2) Минимальный срок службы – 3 месяца; каждый записавшийся на службу не имеет права оставить ее ранее этого срока под страхом ответственности перед судом. 3) Доступ в ряды Народной армии открыт для всех граждан не моложе 17 лет, готовых отдать жизнь и силу для защиты Родины и свободы. 4) Все без исключения добровольцы состоят на готовом полном довольствии и получают жалование 15 рублей в месяц. 5) В виду различных условий службы, ответственности и знаний добровольцев, устанавливаются следующие суточные деньги: рядовому бойцу – 1 руб. в сутки, отделенному командиру – 2 руб., взводному – 3 руб., ротному – 5 руб., батальонному – 6 руб., полковнику – 8 руб., инспекторам по обучению войск – 8 руб. 6) Сверх того, каждый доброволец, имеющий на своем иждивении семью, независимо от занимаемой должности, получает пособие на содержание семьи – 100 руб. в месяц. В случае многосемейности (более трех детей) ставка увеличивается. 7) Добровольцы, бросившие ради защиты Родины должности в общественных и государственных учреждениях, сохраняют за собой должности до окончания срока службы. IV. Замещение командных должностей. 1) Командные должности замещаются по назначению. 2) Кандидаты на должности командиров отдельных частей выдвигаются Военным штабом и утверждаются Комучем. 3) Кандидаты на должности ниже командира полка до ротного командира (батарейного, сотенного) выдвигаются начальниками частей и утверждаются Военным штабом. Взводные, отделенные командиры назначаются командирами рот, батарей, сотен. V. Внутренний распорядок, служба и взаимоотношения. 3) Вне службы все равны. Служба начинается с отдачей приказания или команды и кончается с выполнением приказания или команды. 4) Обращение в армии на "вы". Для развития идеи гражданского равенства при обращениях по службе, начальник говорит подчиненному: "гражданин такой-то (фамилия)". Подчиненный, обращаясь к начальнику, говорит: "гражданин (называет чин, должность)". При обращении начальника с приветствием к подчиненным, последние отвечают: "Здравствуйте, гражданин (чин или должность)". VI. Дисциплина. 1) Основа дисциплины – взаимное доверие и уважение начальников и подчиненных, полное повиновение воле начальника и поддержание порядка, установленного законом. Весь режим службы должен быть проникнут этим. Каждый начальник, отдающий приказание, добивается его исполнения, отвечая за законность приказания. Каждый подчиненный обязан исполнить приказание без возражений и возможно лучше. 7) В походе, в бою дисциплинарная власть принадлежит единолично начальнику, причем наказание полагается, впредь до переработки уставов, применительно к прежнему Уставу дисциплинарному. 8) Каждый начальник в бою имеет право и обязан применить оружие в случае неповиновения подчиненного его воле и приказаниям. VII. Обучение. 3) Все обучение должно быть направлено к тому, чтобы развить в каждом воине сознательного, исполнительного, смелого, бодрого, выносливого и находчивого бойца. 5) Впредь до их переработки, для обучения использовать прежние уставы Гарнизонной службы, Внутренней службы, Устав строевой и Устав полевой службы за исключением параграфов, которые явно устарели" 65.
Несмотря на декларирование моментов, связанных с установлением в армии дисциплины и передачи военного управления в руки профессионалов, должность Командующего армией оставалась лишь на бумаге, а политический контроль со стороны эсеров сохранялся. Таким образом, "Временные правила" являлись вовсе не тем, что реально ожидалось большинством офицерства: посыпались привычные обвинения в том, что они "составлены в ультрадемократическом духе 1917 года", что в армии снова возрождается "керенщина". Колеблющиеся офицеры заняли выжидательные позиции, однако, как считал П.П. Петров, "для добровольцев, сразу же устремившихся в дело, это положение не имело никакого значения, ибо эти части сразу же ввели свою неписаную дисциплину – смесь прежней и своей добровольческой…" 66. Это же подчеркивал в своем труде и генерал Н.Н. Головин, когда заявлял, что "первые добровольцы в Поволжье, как и везде, были терпимы к чуждой им политике высших руководителей, лишь бы только эта политика руководствовалась идеей борьбы с большевиками" 67.
На основании принятых документов постепенно вводится в единое русло процесс формирования регулярных добровольческих частей. Вслед за 1-й добровольческой Самарской дружиной в городе были образованы кадры добровольческих батальонов: 1-го (из числа горожан), 2-го (из сибиряков), 3-го (из частей демобилизованной 48-й пехотной дивизии старой армии) и 4-го (из "представителей юго-славян") 68. В Сызрани, занятой 11 июня 1918 г., уже 17 июня был образован Штаб формирования частей Народной армии в Сызранском районе, немедленно приступивший к работе. 19 июня "для упрочения власти Учредительного собрания и организации Народной армии" в город командировались член Комуча И.П. Нестеров и член Военного штаба В.И. Лебедев. Часть местных добровольцев была использована для усиления Самарской дружины, из числа остальных был сформирован 1-й добровольческий батальон. Служащие местного отделения Волго-Бугульминской железной дороги организовали несколько особых железнодорожных рабочих дружин. Наконец, 27 июня по инициативе городского комитета РСДРП в городе было начато формирование "дружины защиты Учредительного собрания" 69. Выступление в Самаре дало толчок к возникновению на левом берегу Волги целой сети боевых отрядов различного состава. С занятием крупного района Иващенковских оружейных заводов, располагавшихся в 40 верстах от Самары, 21 июня образуется Штаб формирования частей Народной армии Иващенковского района во главе с эсером поручиком Взоровым, приступивший к формированию рабочих дружин. В Белебее из числа местной подпольной ячейки организуется Военный штаб под председательством бывшего земского начальника Качалова. Позднее Военный штаб переименовывается в Штаб обороны во главе с прибывшим из Самары полковником Витковским 70.
В результате образования штабов формирования Народной армии в губернии, уездах, районах и городах Военный штаб в Самаре в 20-х числах июня был переименован в Главный военный штаб Народной армии. Приказом войскам армии N 11 от 19 июня 1918 г. процесс стихийного формирования отрядов был упорядочен. Военный штаб разослал на места "Указания о порядке работы по формированию войск Народной армии", согласно которым: "1) Во всяком городе, волости, селе с уходом большевиков организуются добровольческие части, согласно временным правилам о службе в добровольческой армии. Для успеха формирований немедленно выбирается заведующий формированиями… Задача новых частей – не пускать большевиков, поддерживать порядок и помогать в этом соседям. 2) В помощь добровольческим частям немедленно организуются боевые дружины – городские и волостные. 3) Для организации учета способного к службе населения, для способствования формированиям и управления дружинами немедленно выбирать или назначать воинских начальников: волостных, уездных и губернских. 4) Каждый уезд в первую очередь, до получения указаний, ставит себе задачей создать полк пехоты, сотню и батарею. Командный состав и инструкторский подбираются в срочном порядке… Каждый город создает батальон пехоты и эскадрон конницы… 5) Вызываются в армию на три месяца из бывших военнослужащих не менее 10 человек из 100 для увеличения кадра инструкторов, с целью создания прочной основы Народной армии. Особенно необходимы унтер-офицеры. 6) Как только окажется возможным по местным условиям, предполагается сделать призыв в порядке мобилизации нескольких сроков службы из числа не служивших или мало служивших" 71.
Войсковые части Народной армии получали название N-ский батальон или полк Учредительного собрания – по городу или уезду, где проходило формирование. 28 июня 1918 г. приказом войскам армии N 14 формирующиеся батальоны Народной армии переименовывались в полки: в Самаре – 1-й (полковник Шмидт, затем – полковник Пузыревский), 2-й (полковник Гибер, затем – капитан Новиков), 3-й (полковник Петров) и 4-й (полковник Фирфаров) пехотные Самарские, в Ставрополе – 1-й пехотный Ставропольский (полковник Голованенко, затем – полковник Мельников), в Сызрани – 1-й пехотный Сызранский, в Бугуруслане – 1-й пехотный Бугурусланский (полковник Кононов), в Бузулуке – 1-й пехотный Бузулукский (полковник Черневский) 72.
Для ускорения процесса формирования в освобождаемых районах временно вводилось военное положение. Приказом Комуча N 43 от 20 июня 1918 г. указывалось, что в условиях военного положения граждане подлежат военному суду за следующие виды преступлений: а) за восстания, приготовления и подстрекательство к восстанию против существующей власти Учредительного собрания и против властей, им поставленных, а равно и за сопротивление им; б) за шпионаж; в) за умышленный поджог или иное умышленное истребление или приведение в негодность воинского снаряжения и вооружения, складов огнестрельных припасов, а также запасов продовольствия и фуража; г) за хранение оружия без надлежащего разрешения; д) за умышленное повреждение водопроводов, мостов, гатей, колодцев, дорог и прочих средств снабжения войск; е) за умышленное истребление или повреждение телеграфной и телефонной сети, железнодорожного пути и подвижного состава; ж) за нападение на военный караул, часового, дневального, милиционера, за вооруженное сопротивление военному караулу и чинам милиции, а также за убийство таковых 73. В Самаре 19 июня был учрежден временный Штаб охраны во главе с эсером Коваленко, исполнявший обязанности контрразведки. Ей присваивались права комендатуры города, в ее непосредственном подчинении находились воинские караулы и дежурные части гарнизона, а также городская милиция. Комплектование производилось из военнослужащих по добровольно заявленному желанию; в штате насчитывалось 30 офицеров и 40 охранников 74.
Опыт первых дней наглядно показал, насколько медленным в существующих условиях является процесс формирования добровольческих строевых частей. С тем, чтобы не отвлекать их на выполнение различных второстепенных задач, решено было приступить к формированию в городах и в сельской местности вспомогательных ополченских частей, исполнявших службу, не связанную с длительным отрывом от места жительства и основного рода занятий. Первым 18 июня последовало утверждение "Временного положения о дружинах Народной армии в городах". Согласно положению, записи в эти дружины подлежали все граждане в возрасте от 10 до 35 лет, которые для этого должны были немедленно зарегистрироваться в квартальных и районных управлениях. Предполагалось, что в обычное время городские дружины будут привлекаться к несению охранной и конвойной службы в городе. При появлении военной угрозы наиболее обученные из них могли привлекаться для содействия строевым частям в выполнении оперативных задач, в то время как менее обученные и сплоченные – для этапной, караульной и конвойной службы. Общее число дружин в городе зависело от потребности, определявшейся военным управлением. Дружины формировались до четырехротного состава (по три взвода в роте), в случае необходимости им придавалась пулеметная команда. Дружинный и ротные командиры назначались из числа раненых кадровых офицеров, имевших опыт командования ротами или батальонами; взводные командиры назначались из числа обер и унтер-офицеров, все остальные были гражданами как из бывших солдат, так и из не обученных военному делу. Согласно прилагавшимся временным штатам, численность городской дружины определялась в 476 добровольцев; в состав штаба входило 9 чел., в состав дружинной роты – 108 (4 офицера, 6 унтер-офицеров и 96 строевых чинов), в состав пулеметной команды – 35 чел. (3 офицера, 4 унтер-офицера и 28 строевых чинов); на случай командировки предполагалось формирование дружинного обоза. Внутренним распорядком определялось, что в центре города должно было отводиться помещение для штаба, где помещался основной командный состав. При штабе постоянно находились пулеметная команда, дежурная часть и по два дружинника от каждой роты (для быстрого оповещения). Все остальные проживали по своим квартирам. В случае вызова они обязаны были немедленно явиться в штаб; все остальное время никаких обязанностей на них не налагалось. Командный состав дружин получал все виды денежного, вещевого и продуктового довольствия, установленные для добровольцев строевых постоянных частей Народной армии. Дружинники во время исполнения своих обязанностей получали суточные деньги, установленные для добровольческой армии, а также продуктовое довольствие" 75.
Условия организации ополченской службы сельской местности были несколько иными. Перерасчет на использование возможностей самообеспечения крестьян-дружинников вызвал задержку, и утверждение "Временных положений о Волостных дружинных ротах" последовало лишь 24 июня. В отличие от городов, в волостях эти роты предполагалось образовать из числа граждан в возрасте от 17 до 45 лет. Предназначались они для поддержания порядка на территории волости, борьбы с мелкими отрядами противника, оказания в случае необходимости активной помощи соседним населенным пунктам и главное – для "проведения через строй… большей части мужского населения, способного носить и действовать оружием (всеобщее военное обучение)". В состав дружинной роты входили три взвода по 32 человек. Ротным командиром назначался кадровый офицер из числа раненых 2-й или 3-й категории (ограниченно годный к строевой службе и годный к службе в мирное время соответственно). Взводные командиры назначались из числа имеющих боевой опыт младших офицеров, подпрапорщиков и унтер-офицеров, все остальные – граждане из бывших солдат, а также и из не обучавшихся военному делу. Определялся и внутренний распорядок, согласно которому дружинной роте отводились 1-2 строения, в которых размещались ротный и взводные командиры, управление, дежурная часть и вещевой и оружейный склады. Все остальные проживали по своим домам. В отличие от командного состава, рядовым дружинникам во время обучения и несения службы в волости никаких видов довольствия не полагалось, за исключением случаев, когда они направлялись в командировки сроком более трех дней 76.
* * *
Приступая к строительству вооруженных сил, Комуч настоятельно проводил мысль о приоритете не классовой, а общенациональной политики. Выступавший на многочисленных митингах В.И. Лебедев подчеркивал: "В своих действиях мы будем придерживаться интересов не того или иного класса общества, а общегосударственных интересов. Наша цель – возрождение России" 77. Исходя из этого, Народная армия мыслилась как олицетворение всего народа, где должны были быть представлены все основные социальные слои, и в первую очередь – трудящееся население. П.Д. Климушкин констатировал: "Мы отлично понимали, что большевизм можно преодолеть лишь общим объединенным фронтом. Борьба будет выиграна только тогда, когда в войне будут участвовать все классы и все группы русского населения…" 78.
Опыт первых дней наглядно продемонстрировал все сложности и тонкости вопроса, связанного с установлением принципа добровольчества. 9 июня 1918 г. Комуч выпустил обращение к гражданскому населению, где подчеркивал всю важность и значимость индивидуального выбора каждого из его представителей: "Большевицкая власть низвергнута. Большевицкая власть трусливо покинула город… Но, граждане, в других городах эта власть еще сильна. Если мы не сметем ее там, то она сметет нас… Борьба еще велика. Всех, кому дороги идеи народовластия…, кому дороги целостность и независимость России, мы призываем встать под знамена Учредительного собрания. Каждый человек будет дорог и неоценим" 79. На пламенный призыв откликнулись немногие. Согласно воспоминаниям очевидцев, в числе первых добровольцев оказалась лишь некоторая часть офицерства и воспитанников высших и средних учебных заведений. Представители мелкой и средней городской буржуазии (лавочники, домовладельцы, купцы, торговцы и прочие) в первые дни приняли весьма активное участие в эксцессах, связанных с расправами над представителями советской власти, однако от записи в войска они целиком уклонились. Интеллигенция, чиновничество и часть офицерства заняли выжидательные позиции. Рабочие и городские обыватели дали из своей среды ничтожный процент добровольцев, главным образом, из числа безработных. Наконец, на крестьянство – первое время, необходимое для освобождения хотя бы ближайших к Самаре деревень – рассчитывать также не приходилось 80.
Расширение "территории Учредительного собрания" существенного изменения в положение вещей не внесло, разве что теперь к городскому населению прибавилось население сельских местностей. Поначалу это прибавление казалось решающим: крестьянство традиционно рассматривалось эсерами в качестве основной опоры нового правительства. Между тем, уже вскоре стало очевидным, что внедряемая Военным штабом модель поуездного формирования воинских частей и создания вспомогательных волостных дружин является несостоятельной. Крестьянство устало от войны, и по большому счету еще не испытало особенно сильных притеснений со стороны большевицкой власти. По замечанию одного из офицеров, "крестьянское население в своей массе относилось с места более инертно, как вообще более недоверчивое, менее к тому времени пострадавшее от красного режима, чем городское, и, кроме того, боявшееся до известной степени ответственности за учиненные грабежи и самовольство. Немалую роль, конечно, играли и репрессии, производимые красными в случае их успеха" 81. Позиция основной массы середняка, в поволжской деревне являвшегося доминирующей фигурой, в первый месяц оставалась нейтрально-выжидательной. Он был доволен возвращением свободы торговли, но при этом отнюдь не торопился активно выявлять свое отношение к новой "демократической" власти, не поддерживая Комуч, но и не выступая против него. Основным доводом было нежелание участвовать в гражданской войне и ссылки на политическую неграмотность. Инструкторы из штабов формирования Народной армии особенно выделяли преобладание следующих настроений: "Кому нужны эти гвардии, те пусть и дерутся, мы в стороне" 82.
Приходилось отдавать себе отчет в том, что для привлечения деревни под свои знамена потребуются время и длительная напряженная работа, тем более что заявленная позиция не была всеобщей. Примыкающие к крупным городам районы, знакомые с продотрядами, имели собственный взгляд на вещи. Крестьянство здесь, по наблюдениям П.Д. Климушкина, "встретило Самарский переворот с большим сочувствием и даже воодушевлением, выявив это во многих местах активно. Оно было настроено антибольшевицки и готово было оказать нам всяческую помощь, включая до вооруженной борьбы…" 83. Примером такого отношения могут служить многочисленные повстанческие крестьянские отряды, формировавшиеся на территории Вятской губернии. Аналогичная картина наблюдалась в районе Ярославского восстания, где крестьяне вынесли постановление о добровольной мобилизации мужского населения от 21 до 50 лет, а также в районе Ижевского и Воткинского заводов, где в число самомобилизовавшихся включались лица в возрасте от 19 до 50 лет 84. Характерной в этих случаях была та особенность их поведения, что крестьяне предпочитали не вступать в Народную армию в качестве добровольцев, а помогать ей продовольственными, транспортными и конскими поставками, а из своей среды формировать самостоятельные отряды партизан и местной самообороны. Помимо специфики менталитета, во многом подобное положение вещей вытекало из формулы Галкина об аполитичности вооруженных сил. Офицерам-вербовщикам политику власти обсуждать не полагалось, в то время как крестьянство со своими традиционными чаяниями очень ей интересовалось и хотело бы ее знать прежде, чем давать добровольцев. Отсюда агитаторский и инструкторский состав часто ссылался на трудности призыва в армию именно из-за неосведомленности крестьян в политической обстановке. В отчете Уфимского агитационно-просветительского отдела указывалось: "Многие из солдат, в особенности же крестьяне, приходили одиночками или группами в губернское отделение и жаловались, что большинству из них неизвестно, за что борется новая власть и кто во главе этой власти" 85.
Зажиточную часть населения – крупную буржуазию и купечество – смущали "левые" лозунги Комуча. С негодованием писал И.М. Майский: "Толстосум, переживший унижения эпохи конфискаций и выселений 1918 г., жаждал мести и крови. Демократический комитет его не удовлетворял, он хотел белого генерала, который стер бы с лица земли "советы" и "комитеты"…" 86. Чтобы смягчить впечатление, уже 22 июня Комуч сделал соответствующий жест в их строну, декларировав создание исполнительной власти из представителей всех политических, национальных и экономических групп общества. Несмотря на то, что отдельные резкие заявления крайне раздражали добровольцев и офицеров, выходцев их буржуазных семей, в целом состоятельные слои Поволжья отнеслись к формированию Народной армии с симпатией. Хотя большинство из них в силу своего возраста и рода занятий лично в армию не вступили, они охотно снабжали ее необходимыми средствами, в том числе и финансовыми. Аналогичным образом вели себя средние городские слои: мелкое и среднее чиновничество, частные служащие, лица свободных профессий, мещане и обыватели. Свержению советской власти они были искренне рады, но попытки привлечь их в Народную армию неизменно заканчивались провалом. Большей частью ни по возрасту, ни по уровню подготовки они в военном плане не представляли никакой ценности.
Наконец, состав рабочих в Поволжье сильно отличался от центральных губерний и был крайне неоднороден. Старые кадровые рабочие, по наблюдениям И.М. Майского, "были против Комитета,…открыто стремились к восстановлению советской власти… Большевики давали им власть, власть в государстве, которая делала его хозяином страны, всемогущим творцом ее жизни. Сравнение было слишком не в пользу Комуча…" 87. Впрочем, потомственных пролетариев в Поволжье было немного. Сильно поредевшие в годы 1-й мировой войны, они были в значительной степени разбавлены пришлым элементом. Большая часть этих новых рабочих еще не утратила связи с деревней и имела свое подсобное хозяйство. Наконец, особую категорию составляли рабочие, сосредоточенные в регионе оружейных казенных заводов, которые находились в более выгодном по отношению к занятым на частных предприятиях условиях и имели сравнительно большой достаток. Как и в крестьянской, в рабочей среде те, кто имел причины ненавидеть большевицкий режим, предпочитали формировать свои собственные отряды, лишь самой малой частью вливаясь в ряды строевых частей Народной армии. Большинство же их держалось по отношению к власти настороженно и отчужденно. П.Д. Климушкин вынужден был признать, что "совершенный нами переворот не был поддержан активно рабочими, исключая, конечно, те немногочисленные группы, которые шли вместе с Комучем. Значительная часть рабочих осталась вне сферы нашего влияния, не оказывая на ни активного сопротивления, ни активной поддержки. Даже та часть рабочих, которая находилась под влиянием… все же держала… нейтралитет. Ясно из сего, делать ставку на рабочих мы не могли, ибо рабочие не тот авангард, не те силы, которые могли быть брошены нами в бой против большевицкой диктатуры… Необходимо было, считаясь с рабочими как с силой, сделать все возможное, чтобы из нейтральных друзей не сделать активных врагов" 88.
Тот факт, что офицерство и учащаяся молодежь составляли главную основу Народной армии, впоследствии дало профессору Г.К. Гинсу возможность назвать ее "интеллигентной по составу" 89. Комуч, рассчитывавший на широкую поддержку добровольчества народными массами, оказался в смятении. Согласно его построениям, военным кругам и интеллигенции отводилась служебная роль. "Мы полагали, – вспоминал П.Д. Климушкин, – что эта организующая сила, этот кадр, имеет значение постольку, поскольку он отражает и возглавляет движение, поддерживаемое широкими массами… Поэтому на него мы смотрели как на подсобный материал, как на кадры, кои могут лишь возглавить движение, руководить им, но отнюдь не составлять основную силу, массу, способную противостоять большевицким массам… Не выявляя своих групповых интересов, эти кадры должны идти с массами, поскольку требования этих масс совпадают с интересами государства в целом… Делать ставку на эту группу, как бы ни была она активна и как бы в данный переходный момент ни была весома… не могли" 90.
Справедливости ради следует отметить, что в Народной армии офицерство не являло собой образцов единства ни в социальном, ни в политическом, ни даже в военном планах. Его отток из центральных районов на периферию в массовом порядке начинается с конца 1917 г. – после проведения демобилизации старой армии. Поволжье, удаленное от разоренных войной районов, обеспеченное продовольствием, с относительной дешевизной жизни и возможностью временно устроиться в безопасности от большевицкого террора, являлось особенно привлекательным. К 1 января 1918 г. в одном только Казанском военном округе, на территории которого развернулись основные события в регионе летом-осенью 1918 г., было сосредоточено порядка 300 тысяч военнослужащих, из которых 14898 человек имели офицерские звания и 2092 человек – классные чины 91. Подавляющее количество состояло в обер-офицерских чинах и принадлежало к так называемым офицерам военного времени (производства после 1915 г. или призыва из запаса). Характерным было также преобладание среди них выходцев из мелкой и средней буржуазии и интеллигенции – громадные потери в годы 1-й мировой войны привели разрушению прежних сословно-кастовых барьеров, и офицерский корпус подвергся значительной демократизации. Имея гражданские специальности, эта часть офицерства смогла легче адаптироваться к новым условиям. Это же обстоятельство определяло ее выбор: военная служба являлась для нее вынужденной. Демобилизованное из армии офицерство военного времени не стремилось возвращаться туда вновь. По идейным убеждениям под эсеровские знамена становились единицы, основная масса заняла выжидательные позиции, ссылаясь на нежелание участвовать в гражданской войне. Нехватка командных кадров заставляла власти снова прибегать к мобилизации, но в любом случае эта категория в первое время давала достаточно устойчивые кадры, была более лояльной в политическом плане и с терпимостью относилась к демократическим нововведениям в армии.
Напротив, кадровое армейское офицерство являлось наиболее последовательным сторонником борьбы с большевиками. Изгнанное из армии, оно находилось в крайне тяжелом материальном и психологическом положении. Обладая гораздо меньшими возможностями для приспособления, профессиональные военные воспринимали происходящее гораздо острее, являясь благодатной почвой для любых выступлений. Комуч был для многих из них, воспитанных в традициях старой военной школы, абсолютно неприемлем. Как вспоминал лейтенант NN: "Насколько позиция учредильщиков сделалась среди военных непопулярной, видно из того, что многие из офицеров в прилегающих к Волге местностях… предпочитали идти на юг в Добровольческую армию, несмотря на ее отдаленность, а не в Народную, в надежность которой не верили, усматривая в общем курсе политики партийное течение" 92. Среди тех, кто все же принял решение остаться, настроения были неоднозначны. Для некоторых Комуч с его программой национального возрождения оставался "подобием государственного порядка", большинство же рассматривало свою службу у эсеров как временный компромисс перед лицом общего врага. В оценке П.Д. Климушкина, позиция самарского офицерства характеризовалась следующим образом: "Часть, по преимуществу кадровое офицерство, считая, что ей с социалистами не по пути, и что лозунг "Учредительное собрание" – не ее лозунг, видела, что в данное время нет никакой иной активной силы, кроме Учредительного собрания…, и нет иных вождей, которые могли бы в данное время возглавить антибольшевицкое движение, кроме членов Учредительного собрания; народ ни за кем другим в настоящую минуту не пойдет на борьбу; поэтому, принимая это как тактический шаг, офицерство должно идти под знаменем Учредительного собрания. Когда же лозунги… потускнеют и утратят свою силу в глазах народных масс, тогда будет выдвинут лозунг – военная диктатура… Часть офицерства, правда, меньшая, держалась иных позиций. Половина этой части была искренней сторонницей демократических принципов строительства России и шла за Учредительным собранием не по тактическим соображениям, а в силу своих внутренних убеждений. Другая половина была политически индифферентна, плохо в политике разбиралась, и ей было все равно, с кем идти, лишь бы только драться с большевиками и поскорее их свергнуть. Господствовавшее отношение среди офицерства нас смущало, мы ясно видели, что офицерская среда чужда нам, положиться на нее целиком мы не можем" 93.
* * *
Направляясь на фронт в район Сызрани, член Военного штаба Комуча В.И. Лебедев с восторгом отмечал: "От пассажиров нашего вагона – солдат Народной армии и чехословаков – веяло чем-то совершенно новым. Уже один их внешний вид после распущенной, неопрятной солдатской и красноармейской вольницы революционного и большевицкого периодов времени казался необычным. Чисто одетые, подтянутые, веселые и дружные, они выгодно отличались от солдат старого строя и преторианцев нового… Это были настоящие солдаты демократической армии…" 94. Опыт первых же недель продемонстрировал преждевременность оптимизма. Ожидаемых результатов строительство армии на добровольной основе так и не дало. Уже во второй половине июня 1918 г. военное руководство вынуждено признать крах первоначальных расчетов: добровольцами записывалось не более 60 человек в день 95. Об этом же свидетельствовала динамика роста численности Народной армии, к середине июня прочно овладевшей обширным районом с крайними точками Пенза – Сызрань – Самара – Симбирск. По оценке генерала В.Г. Болдырева, прибывшего в Самару в начале августа, добровольцев было чуть более 3 тысяч человек 96. Управляющий ведомством труда И.М. Майский доводил их число до 5-6 тысяч 97, генерал Д.В. Филатьев и полковник В.О. Вырыпаев – до 8 тысяч 98; а управляющий ведомством внутренних дел П.Д. Климушкин – до 10 тысяч 99. Доклад о деятельности агитационно-вербовочного отдела Военного штаба отмечал, что добровольчество в массе населения не пользуется успехом. Общие выводы гласили: "Нужно сказать определенно, что запись в добровольную армию дает ничтожные результаты" 100.
Помимо количественных показателей, недостатки добровольчества имели следствием также неудовлетворительную организацию вооруженных сил. Достаточного числа полноценных строевых частей, за редкими исключениями, создать не удалось. Войска представляли собой распыленную сеть мелких, средних и крупных добровольческих отрядов различного состава, которые условно можно было подразделить на два типа: крестьянско-рабочие и офицерско-студенческие. Первые формировались в освобождаемых губернских и уездных городах; они обладали достаточной боеспособностью и мобильностью, но были малочисленны, зачастую действовали совершенно самостоятельно, не имея никакой связи с соседями и лишь номинально подчиняясь центральной власти, которая считала их политически неблагонадежными. Вторые – в деревнях и на мелких заводах, были менее организованы, предпочитая оставаться за рамками вооруженных сил и выполнять функции местного ополчения. П.Д. Климушкин по этому поводу пояснял: "Для нас слишком очевидны были недостатки этих отрядов: недисциплинированность и неустойчивость и, в связи с этим, невозможность подчинить выполнению определенных военных заданий. Попробуйте, например, один из таких отрядов перебросить в другой район, и вы увидите, что из этого получится: отряд или откажется выполнить ваше распоряжение, или же разбежится…" 101.
К концу июня 1918 г. – в условиях быстро расширяющихся военных действий на Волжском фронте – необходимость реорганизации армии на основах регулярности и перехода к мобилизационному комплектованию личного состава сделались вполне очевидными. В Самаре признавали, что без мобилизации правильной и дисциплинированной армии не построить, однако Комуч, сознавая всю непопулярность подобных мер у населения и опасаясь нанести своему и без того шаткому престижу еще больший вред, сознательно затягивал принципиальное решение этого вопроса, стремясь свести его негативные последствия к минимуму. Иными словами, проблема заключалась "не в том, нужно ли проводить мобилизацию или не нужно, а в том, когда и как удобнее это сделать" 102. Прежде всего, предстояло определить категории населения, подлежащие призыву. Перспективы "рекрутской" системы поуездного формирования были с ходу отвергнуты как выявившие свою несостоятельность.
Наиболее логичным представлялось призвать бывших солдат-фронтовиков – они были обучены, имели достаточный боевой опыт, их легко было организовать в крупную военную силу. На таком варианте настаивало большинство фронтового офицерства, однако отказаться от него заставило, по выражению П.П. Петрова, то соображение, что это был "элемент, только что вернувшийся с войны…, который хорошо воспринял положения о демократизации армии и еще не успел излечиться от всех "завоеваний". Только единичные старые солдаты были определенными сторонниками прекращения безобразий, но и то неохотно расставались с домом" 103.
Другой вариант рассматривал возможности призыва людей, бывших в свое время в запасных частях, прошедших в них предварительную подготовку, но не выслуживших положенного полного срока. По здравому размышлению, он также был отвергнут: подготовка в запасных батальонах образца 1916-1917 гг. была слишком слабой, чтобы при выборе руководствоваться именно этим фактором, зато сами эти части в большинстве случаев как раз и являлись источником разложения.
В итоге, с точки зрения благонадежности наиболее предпочтительным выглядел последний вариант, предполагавший осуществление формирований за счет самых молодых сроков призыва 1917-1918 гг., то есть еще не служившей девятнадцати-двадцатилетней молодежи. П.Д. Климушкин пояснял: "С первого момента это действие кажется непонятным; на самом деле, почему это призывались новички, еще совсем не бывшие в армии, не умеющие и ружья взять в руки, а не молодые солдаты, уже побывавшие в армии, коих не нужно обучать…, а можно было бы сейчас же бросить на фронт. Основания у нас к тому были такие… Старые годы не пойдут, запротестуют и скажут, почему не мобилизуете более молодые годы, а мобилизовать молодые годы – ненадежно, это тот самый элемент, который больше всего дебоширил и большевичил в армии. Оставалось одно – провести очередной традиционный призыв новобранцев, еще не захваченных большевизмом" 104. В напряженной обстановке лета 1918 г. такое решение казалось чрезвычайно рискованным: призывая новобранцев, военное руководство Комуча строило свои расчеты на том, что после понесенных на Волге поражений противник сможет перейти в контрнаступление не раньше чем через 5-6 месяцев. Это время признавалось достаточным для того, чтобы завершить предварительное обучение призываемых.
Одновременно призывом обсуждению подвергся общий план реорганизации и формирования Народной армии на регулярной основе. Развертывание существующего состава армии – с использованием новобранцев для пополнения действующих и образования запасных частей – создания стройной военной структуры и необходимой планомерности строительства вооруженных сил не обеспечивали. В окончательном варианте план развертывания Народной армии предполагал переход к территориальной системе формирования. Высшим войсковым соединением должна была стать дивизия, формирующаяся как путем призыва по мобилизации людей из определенного для нее района, так и путем привлечения добровольцев. Из числа уже действующих на фронте и вновь создаваемых в тылу частей предполагалось образовать пять новых дивизий: 1-ю – в Самаре и прилегающем уезде, 2-ю – в Сызрани и Хвалынске, 3-ю – в Симбирске и Ставрополе, 4-ю – в Уфе и 5-ю – в Оренбурге. Исходя из состояния финансов, наличия запасов вооружения и снаряжения, а также имеющихся на освобождаемых территориях людских ресурсов, предполагаемая численность новобранцев определялась в 120-150 тысяч человек. Для обеспечения образовываемых частей командным составом предполагалось объявить мобилизацию потребного числа офицеров и военных чиновников – из них намечалось сформировать инструкторские части, откуда командные кадры должны были черпаться по мере наполнения формируемых частей новобранцами. Запасных частей решено было не создавать, так как по мере формирования частей в тылу они должны были высылаться на фронт 105.
Подготовка к мобилизационным мероприятиям развернулась уже в конце июня. 24 июня были опубликованы утвержденные Главным штабом "Временные положения об управлениях Воинских начальников". Учреждалось три категории управлений – губернские, уездные и волостные; права их были одинаковы для каждого в пределах своего района 106. Приказом Комуча N 55 от 27 июня 1918 г. образовывалась система местного административного управления в виде института уездных и губернских уполномоченных. Согласно "Временным правилам", введенным в действие приказом N 85 от 6 июля, уполномоченные назначались непосредственно Комитетом; в круг их задач входило укрепление правительственной власти, содействие формированию Народной армии и поддержание общественного порядка и безопасности. В прифронтовых районах создавалась должность окружного уполномоченного, который на территории округа совмещал права губернского и уездных. 21 июня должность утверждалась для южных уездов "территории Учредительного собрания" – Вольского, Хвалынского, Сердобского и Кузнецкого 107. В период проведения мобилизации на эти структуры были возложены функции правительственного контроля над командованием местных воинских частей, а также лихорадочно восстанавливаемым аппаратом уездных и губернских Воинских начальников. Приказом N 176 от 31 июля 1918 г. предписывалось "всем начальникам гарнизонов, комендантам, начальникам отдельных частей и другим начальникам войсковых частей, находящихся на местах и не выполняющих чисто оперативных целей и задач по указаниям Военного штаба, действовать в неизменном согласии с губернскими и уездными уполномоченными, не давая самостоятельно, без ведома и согласия таковых, каких бы то ни было поручений воинским отрядам" 108. Важное место в подготовке призыва отводилось также образованному 29 июня 1918 г. Центральному агитационному культурно-просветительному отделу, в структуру которого на местах включались губернские, уездные и районные отделения, а также специальные курсы подготовки агитаторов в Самаре и Уфе. Работа последних сосредотачивалась главным образом в деревне. В рамках намеченного курса бесед намечался специальный цикл "О Народной армии", призванный обеспечить правильное понимание населением задач проводимой правительством политики в области строительства вооруженных сил 109.
Объявление призыва последовало 30 июня 1918 г. приказом Комуча N 64 от 30 июня 1918 г., опубликованного за подписью В.К. Вольского, И.М. Брушвита, Ф.Г. Белозерова, И.П. Нестерова, П.Д. Климушкина и управляющего делами Я. Дворжеца. "Именем народа: именем всенародного Всероссийского Учредительного собрания, для борьбы с предателями России, свободы и революции, в полном сознании тяжкой перед народом ответственности, – объявляем диктуемый государственной необходимостью призыв в ряды Народной армии во всех местностях, находящихся под властью Комитета членов Всероссийского Учредительного собрания, всего мужского населения, родившегося в 1897 и 1898 гг., и в мере действительной надобности офицеров и военных чиновников, состоявших ранее в частях войск, войсковых штабах и управлениях на действительной службе, а также в запасе. Время и порядок призыва приказываем определить Главному военному штабу, которому и приступить к его проведению в срочном порядке" 110. Приказом N 71 от 3 июля 1918 г. устанавливалось, что "никакие льготы по семейному положению и по образованию при призыве не даются, и…служба в правительственных, общественных и других учреждениях от призыва не освобождает" 111. Приказом N 102 от 10 июля Комуч разъяснял, что "населяющие территорию Комитета граждане нерусской национальности привлекаются к несению воинской повинности наравне с российскими гражданами" 112.
Со стороны Главного военного штаба 30 июня последовал "Приказ о порядке производства призыва граждан в ряды Народной армии", который предписывал: "1) Проведение призыва возложить на Губернские и Уездные по воинской повинности присутствия и на губернских, уездных и волостных Воинских начальников… 2) Образовать приемную комиссию в составе председателя (Воинский начальник), одного представителя от частей войск местного гарнизона, 1-2 представителей от местного самоуправлений, 2-3 врачей и 2-3 фельдшеров. 6) Приему подлежат все граждане, родившиеся в 1897 и 1898 гг. исключая тех, которые по своему здоровью или физическим недостаткам не могут нести службу в строевых частях, тыловых учреждениях и обозах… 7) При распределении и назначении призванных в части необходимо стремиться провести принцип землячества, назначать людей одной волости в одну войсковую часть. 8) Призванных прежде всего направлять в местные формирующиеся войсковые части, а по доведении их до штатного комплекта с 10-15% надбавкой запаса, всех оставшихся препровождать в город Самару в распоряжение Воинского начальника" 113. Во избежание возможных злоупотреблений этот приказ конкретизировался "Инструкцией для комиссий по врачебному освидетельствованию новобранцев, призываемых к службе в Народной армии", согласно которой в состав каждой из губернской или уездной комиссий должно было входить не менее трех врачей с правом решающего голоса. Из числа этих врачей один должен был обязательно состоять на службе в Народной армии или являться кадровым военным врачом; второй – состоять на общественной гражданской службе 114. Приказом войскам армии N 17 от 15 июля разъяснялось, что совершенно освобождались от явки к Воинским начальникам лица, причисленные воинскими присутствиями к 1-му и 2-му разрядом раненых 115. В тот же день 30 июня 1918 г. было опубликовано "Объявление о порядке производства призыва всех граждан, родившихся в 1897 и 1898 гг. и проживающих хотя бы и временно в г. Самаре и Самарском уезде в ряды Народной армии". Первым днем мобилизации и явки призывных на сборный пункт уездного Воинского начальника назначалось 5 июля 1918 г. Призывные подлежали явке в строго установленном порядке: проживавшие в Самаре 1897 года рождения – 5, 6, и 7 июля; 1898 года рождения – 8, 9 и 10 июля; проживавшие в Самарском уезде 1897 года рождения – 11, 12 и 13 июля; 1898 года рождения – 14, 15 и 16 июля. Являясь на сборный пункт, они должны были иметь с собой удостоверяющие личность документы, а состоявшие в рядах войск – увольнительный билет. Призванное городское население, в отличие от сельского, во время приема продуктовым довольствием не пользовалось 116. Аналогичные объявления – с изменением условий места и времени сбора – предполагалось публиковать на всех освобождаемых территориях, постепенно распространяя на них действие приказа N 64. 2 июля специальным распоряжением подчеркивалось, что призыв необходимо произвести "во всех местностях, находящихся под властью Комитета…" 117.
За определением общих положений призыва последовало уточнение порядка мобилизации офицеров и военных чиновников. Приказом Главного военного штаба N 15 от 2 июля все генералы, штаб и обер-офицеры, врачи и военные чиновники, проживавшие в районах призыва, обязывались явиться в пятидневный срок для записи и принятия на учет: в Самаре и Самарском уезде – в Отдел формирований Главного военного штаба, в остальных городах и уездах – в управления уездных Воинских начальников 118. Приказом N 16 от 5 июля войскам армии предписывалось: "1) Все офицеры призывных возрастов (1897 и 1898 гг.) подлежат зачислению в части Народной армии. Распределение и назначение их по войсковым частям произвести: в г. Самаре и Самарском уезде – Отделу формирования и устройства Главного военного штаба Народной армии, в прочих городах и уездах – распоряжением воинских начальников, согласно указания Отдела формирований. Принятых направлять в соответствующие рода войск, в зависимости от прежней их службы. 2) Начальникам частей образовать из призванных офицеров, не получивших командных назначений, инструкторские роты и команды, назначив в эти роты и команды опытных руководителей, которым, по указанию начальников частей, приступить к занятиям…" 119. Параллельно приказом Комуча N 110 от 4 июля определялись права добровольцев. Добровольцы не призывных возрастов, уже поступившие или поступающие в ряды армии, сохраняли на все время службы все виды довольствия и подчинялись условиям, указанным во "Временных правилах об организации и службе в Народной армии". Добровольцы призывных возрастов, уже состоявшие в войсках, продолжали пользоваться теми же правами, но по истечении установленного трехмесячного срока службы со для поступления в часть переводились в разряд военнообязанных и оставались для прохождения службы в той же части на общих основаниях с призванными по воинской повинности. Время, проведенное на службе в качестве добровольцев, зачитывалось им в срок действительной службы 120.
Быстрое расширение контролируемой войсками территории, относительная стабилизация положения на фронте и начало призыва позволили перейти к созданию регулярной армии. Общие перспективы развития вооруженных сил были изложены в "Записке о ближайших задачах, стоящих на очереди в связи с возобновлением войны с Германией", разработанной полковником Ф.Е. Махиным и представленной на рассмотрение уже 17 июля 1918 г. Этот документ содержал в себе два основных блока предложений: "Политические задачи момента: Если взять в расчет те губернии, населением которых можно будет воспользоваться даже в случае вторжения противника в страну (Приволжские, Приуральские и Сибирь), получим общее число мужчин рабочего возраста (от 20 до 70 лет) – 8 миллионов. Если рассчитывать на 1/8 часть мужчин рабочего возраста, то можем получить армию на Волге, Приуралье и Сибири в 1 миллион (Приложение 1). Если к этому числу прибавить те повстанческие части, которые могут оперировать в неприятельском тылу, то получим общую сумму наших сил, вполне достаточную для решения стоящей перед нами исторической задачи… Задачи военного строительства: 1) Принцип добровольческого формирования армии должен быть в самом ближайшем времени откинут. Русский народ привык защищать Родину сообща, массой. Нужно формировать армию таким образом, чтобы каждый чувствовал, что этим формированием творится общее большое дело. Агитация, нравственная подготовка народа облегчит задачу осуществления мобилизации армии. Для выполнения призыва должен быть создан стройный мобилизационный аппарат с работоспособными органами на местах, прочно связанных с центром. Аппарат этот должен, не теряя ни одной минуты, начать работу по учету военнообязанных, конских и перевязочных средств и разработке плана мобилизации. Обстановка диктует необходимость образования, таким образом, Военного министерства и Генерального штаба, общих для всех освобожденных от большевиков мест России, включая и Сибирь, и местные органы военного управления. 2) Одновременно с подготовительными мобилизационными работами приступить к оборудованию нашей тыловой базы по линии Екатеринбург – Челябинск – Оренбург. 3) Для управления войсками, выполняющими боевую операцию, создать Штаб Командующего действующими войсками. 4) Ближайшей оперативной задачей должно быть поставлено продвижение к линии реки Ока – Цна – Царицын и окончательное очищение от большевиков Приуралья. 5) Районы сосредоточения формирующейся армии наметить: а) Вятка – Пермь – Сарапул; б) Казань – Самара – Уфа – Оренбург; в) Саратов – Царицын – Уральск; г) Астрахань. 6) Сейчас же приступить к разработке плана народного восстания в тылу противника, составлению инструкций партизанских действий. План восстания должен предусматривать: а) снабжение оружием; б) связь и согласование действий с регулярно действующими войсками; в) подготовку очагов восстания; г) денежную помощь восставшим. 7) связываться с организациями, ведущими борьбу с Германией на Дону, Кавказе и Украине (пунктами, через которые удобно держать эту связь, являются Царицын и Астрахань)" 121.
В июле-августе проводится общая реорганизация структуры войсковых частей Народной армии. Мелкие отряды начинают сводиться в полки, которые получают общую нумерацию. Приказом N 19 от 23 июля 1918 г. все пехотные полки и отдельные батальоны Народной армии, как сформированные, так и вновь формируемые, переименовывались в стрелковые. Имевшиеся в районе прежние военные госпитали приказом по армии N 22 от 19 июля переименовывались в номерные 1-й, 2-й, 3-й, 4-й и 5-й временные госпитали 122. Продолжается активное формирование частей в Самаре. 17 июля 1-й Самарский конный отряд развертывается в 1-й Самарский конный полк полковника Пузыревского. 18 июля из числа имеющихся в районе георгиевских кавалеров создается 1-й Георгиевский стрелковый батальон подполковника Солодовникова. 23 июля инструкторская пулеметная команда переименовывается в Инструкторский пулеметный батальон. 1 августа заканчивается формирование 1-го стрелковой артиллерийской бригады полковника Мячкова 123.
4 июля 1918 г. в результате упорного боя под Липягами усилиями чехословацкой Пензенской группы под командованием произведенного в полковники С. Чечека была освобождена Уфа. Согласно приказу Главного военного штаба от 8 июля 1918 г. в городе был создан Штаб формирования частей Народной армии Уфимской губернии в составе отделов: формирования пехотных частей, артиллерии, инженерных войск, агитационно-вербовочного, военно-судного, оперативного, разведывательного, контрразведывательного, учетно-хозяйственного, санитарного и ветеринарной части (приказы по штабу N 2 и N 3 от 8 и 9 июля 1918 г.). Командующим войсками назначался временно полковник Пронин, с 13 июля – генерал-майор Тиманов; начальником штаба – подполковник Солодовников, с 15 июля – Генерального штаба полковник Пучков 124. Как отмечал П.П. Петров, "в Уфимском районе с самого начала восстания на Волге настроение было вообще тверже, чем в Самаре, так как помимо городского населения, давшего значительное число добровольцев, отозвалась и часть сельского татарского населения, а также часть населения Урала. Уфа, после освобождения, своими добровольческими частями выполнила задачу по очистке района от большевиков и довольно успешно боролась с появляющимися на севере отрядами" 125. Начало формированиям было положено уже 5 июля, когда до подхода чехов в городе был образован добровольческий батальон в 230 штыков из числа железнодорожных рабочих. За ним последовали Донская казачья отдельная сотня подъесаула Кулешова и Уфимский гусарский дивизион корнета Глушкова. 13 июля имевшиеся в городе пехотные части (включая батальон железнодорожников) сводятся в 1-й Уфимский народный полк во главе с полковником Г.И. Сахаровым, который после полученного в конце июля ранения был сменен капитаном С. Карповым. Более половины его состава было укомплектовано добровольцами-фронтовиками, четверть – офицерами, остальные – учащейся молодежью вплоть до 6-х классов средних учебных заведений 126. Тогда же сводный отряд из 120 добровольцев (наиболее подготовленных) и 70 чехов при 9 пулеметах выступил на фронт, развернув по Белебеевскому тракту наступление в направлении на Стерлитамак. Одновременно с ним располагавшийся в районе Уфы 1-й Чехословацкий полк развернул наступление на Бирск и по Волго-Бугульминской железной дороге на Бугульму; 1-й запасной чехословацкий полк нес охрану железной дороги Самара – Уфа. 15 июля 1-й Уфимский полк был переименован в 13-й Уфимский стрелковый; помимо него, планируется развертывание еще двух стрелковых полков. В этот же день в состав частей Народной армии Уфимской губернии включался 1-й пехотный Белебеевский батальон во главе с полковником Витковским (в 20-х числах переименованный в 15-й Белебеевский стрелковый полк); в Белебее же создается Белебеевский отдельный кавалерийский эскадрон. Согласно телеграмме Главного штаба от 21 июля, приказом N 25 от 28 июля из местного мусульманского татарского населения начинается формирование 16-го Уфимского Татарского полка прапорщика Еникеева. Из имеющейся артиллерии образуется 1-й легкий Уфимский артдивизион (3 батареи по 4 орудия). На освобождаемой территории формируются Бирский, Стерлитамакский и Бугульминский отдельные стрелковые батальоны. Параллельно регулярным частям на территории губернии формируются крестьянские добровольческие отряды – в волости Тастуба Златоустовского уезда, крестьянско-рабочие – на Михайловском заводе и в одноименном уезде. Общая численность формирований к началу августа достигла порядка 2000 человек 127.
Приказом войскам армии N 17 от 15 июля начальником частей Народной армии Сызранского района назначался полковник А.С. Бакич, в задачу которого входили действия в направлении Самара – Пенза. К середине июля из имеющихся в районе воинских формирований были образованы 1-й Сызранский добровольческий и 1-й Сызранский регулярный полки Народной армии, 26 июля переименованные в 5-й (полковника Соловьева) и 6-й Сызранские стрелковые. 1-й Сызранский конный отряд 23 июля был развернут во 2-й Сызранский конный полк подполковника Фатеева. Дополнительно формировались 1-й Сызранский партизанский отряд, а также инженерная и автомобильная роты и взвод прожекторов. К 1 августа было завершено формирование 2-й стрелковой артиллерийской бригады. 20 июля в Кузнецке формируется Кузнецкий стрелковый батальон капитана Попова-Преснова 128. 14 июля 1918 г. последовало освобождение Хвалынска, где 15 июля здесь был образован Штаб формирования частей Народной армии Хвалынского района в составе отделов: формирования, разведывательного и санитарного, а также оперативной, инженерной, артиллерийской и хозяйственной частей и начальника связи (приказ по штабу N 1 от 15 июля). Начальником частей района 17 июля назначался полковник Ф.Е. Махин, начальником штаба – капитан Руссет. Приказом войскам армии N 19 от 23 июля 1918 г. Махин был подчинен начальнику войск Сызранского района полковнику Бакичу с включением частей Хвалынского района в состав войск Сызранского 129. 19 июля в городе был сформирован Хвалынский пехотный батальон капитана Суслова. 23 июля полковник Поляков приступил к созданию 7-го Вольского стрелкового полка. Помимо них, в августе в состав войск Хвалынской группы входили: Павловская, Липовская и Сергиевская добровольческие роты, Хвалынская добровольческая дружина, 1-й Вольский конный дивизион (переименован в Отдельный), 4-я сотня 2-го Оренбургского казачьего полка, 2-я, 5-я и 6-я Сызранские легкие и 2-я Сызранская гаубичная батареи, комендантская рота, санитарный отряд и команды: конная, инженерная, конно-саперная подрывная, связи и летчиков. Общая численность войск района достигала 3000 человек 130. Наконец, 24 июля был сформирован Бугульминский отдельный стрелковый батальон полковника Воскресенского. 1-й Ставропольский, 1-й Бугурусланский и 1-й Бузулукский пехотные полки переименовываются соответственно в 9-й, 10-й и 11-й стрелковые. На территории частично освобожденного Николаевского уезда образуется Балаковский отдельный стрелковый батальон 131.
В соответствии с формированием войск, претерпевает изменения структура высших органов управления армией. 20 июля в составе Главного военного штаба образуются Административное и Комендантское управления (приказ по штабу N 1). 22 июля объявляется временный штат штаба, куда входят: Канцелярия штаба; оперативный (отделения: общее, оперативное, связи, разведывательное, топографическое), формирования и устройства войск, инженерный, ручного оружия и военно-судный отделы. С 10 августа при штабе образуется также Управление воздушного флота. Венчает систему созданный при Главном военном штабе приказом по армии N 14 от 28 июня Высший военно-хозяйственный совет, в состав которого включались инспекторы пехоты, кавалерии, артиллерии и инженерных войск, начальник этапно-хозяйственной части штаба, интендант армии, начальники Инженерного, Артиллерийского и Санитарного управлений; в случае необходимости приглашался также начальник Ветеринарного управления 132.
Оперативная обстановка на фронте во второй половине июля выглядела следующим образом: потерпев поражения у Ставрополя и Мелекеса, основные силы противника сосредоточились у Сенгилея, Симбирска, Мелекеса и Николаевска. Попытки вернуть Сызрань были ликвидированы благодаря срочной переброске из-под Ставрополя дружины подполковника В.О. Каппеля. В направлении на север войсками Народной армии контролировался весь левый берег Волги вплоть до Сенгилея, в направлении на юг – до Хвалынска и Вольска; в Приуралье постепенно очищается район между Уфой и Оренбургом. В сложившейся ситуации на повестку дня ставится вопрос о взятии Симбирска. На этом же настаивает командование Пензенской группы Чехословацкого корпуса, 4-й полк которой обеспечивает прикрытие Сызрань-Самарского, а 1-й полк – Уфимского районов. Командование Народной армии принимает соответствующее решение 17 июля. В этот же день ударный сводный русско-чешский отряд под командованием В.О. Каппеля выступил из Сызрани. 21 июля 1918 г. внезапным фланговым маневром Симбирск был взят, за счет притока новых добровольцев дружина Каппеля здесь развернулась до 2 батальонов, 2 кавалерийских эскадронов и 3 батарей (1-й легкой, 1-й конной и 1-й гаубичной) 133. Несмотря на то, что немедленно вслед за освобождением здесь было начато лихорадочное формирование новых частей, как вспоминал П.П. Петров, "Симбирск не дал ожидаемого от него во всех отношениях усиления Народной армии. Добровольцев из офицеров, интеллигенции и буржуазии оказалось меньше, чем в Самаре…, работы по созданию силы для самостоятельного обеспечения освобождения района… оказались в руках весьма посредственных исполнителей из Самары, призыв населения при условии близости красных отрядов не мог дать хороших результатов, ибо и времени для обучения было мало, и обстановка была нервная" 134. Из имевшихся в городе более 2000 офицеров и юнкеров Симбирского кадетского корпуса добровольцами записались порядка 400 человек, из которых поначалу был сформирован добровольческий батальон, затем составивший кадры для 1-го и 2-го Симбирских стрелковых полков. В.О. Вырыпаев с грустью отмечал, что "их было меньше, чем можно было ожидать, но все же со своей задачей на первых порах они как будто справлялись" 135.
К 1 августа 1918 г. "территория Учредительного собрания" простиралась с запада на восток на 750 верст (от Сызрани до Златоуста), с севера на юг – на 500 верст (от Симбирска до Вольска). С освобождением Симбирска операции Народной армии продолжают развиваться в двух направлениях: от Сызрани на Вольск и Пензу, от Симбирска на Инзу и Алатырь и по обоим берегам Волги к устью Камы. Крупные успехи на фронте, а также форсирование темпов мобилизации имели своим следствием появление настоятельной необходимости в совместной разработке военным и политическим руководством Комуча стратегического плана развития кампании на Волге. Общее приближение к этому было сделано еще 17 июля 1918 г. в упоминавшейся "Записке" Ф.Е. Махина. Применительно к задачам момента это означало постановку фундаментального вопроса о выборе приоритетного направления развития военных действий. Первоначально доминировал так называемый "План Северного направления", согласно которому предполагалось наступление на северо-запад через Пермь и Вологду на Архангельск для соединения с экспедиционными силами союзников. Недостаточность имеющихся сил, вместе с лишающим их возможности быстрого маневра отсутствием в районе предполагаемых действий достаточно развитой железнодорожной сети (кроме дороги Вятка – Котлас), заставили отказаться от плана и перенести основное внимание на юго-запад. Исходя из сложившихся условий, военно-политическое руководство в Самаре разработало вариант, позднее приводившийся в своих воспоминаниях П.Д. Климушкиным: "1) Основным направлением, куда должны быть брошены главные наши силы, считать направление Самара – Саратов; сюда должно быть устремлено все наше внимание, и в этом направлении мы должны продвигаться вперед, считая все остальные фронты лишь подсобными. 2) В направлении вверх по Волге наши части занимают Ставрополь – Симбирск и здесь, в окрестностях Симбирска, окопавшись, ведут оборонительную борьбу, стараясь удержаться лишь в Симбирске. 3) В направлении Николаевска ведется только оборонительная борьба, препятствующая отрядам противника подходить к линии железной дороги. 4) Линию железной дороги Самара – Оренбург очищают чехи и затем передают ее охране оренбургских казаков. 5) Линию железной дороги Самара – Уфа – Челябинск занимают чехословацкие войска вне зависимости от нашего плана" 136. Основанием для избрания в качестве главной цели наступления именно Саратова послужили соображения следующего порядка. Во-первых, успех на этом направлении обеспечивал установление контроля над огромными территориями с преимущественно зажиточным крестьянским населением, в массе своей настроенном антибольшевицки. При том, что намеченный район наступления являлся географически вполне законченным целым (отделенным от остальной России с одной стороны – Волгой и Каспием, а с другой – Уралом), он являл собой идеальный плацдарм для сосредоточения и дальнейшего развертывания армии. Во-вторых, в оперативном плане занятие Саратова лишало противника крупного центра, откуда он мог наносить ощутимые удары через Николаевск, а также отвлекало его силы от севера, выводя из-под удара Симбирск. В-третьих, удар на этом направлении позволял овладеть железной дорогой Саратов – Уральск, высвобождая таким образом силы Уральского казачьего войска для активных действий совместно с самарскими частями, а также протягивал руку помощи крестьянским повстанцам Новоузенского уезда. Наконец, в-четвертых, с занятием Ставрополя появлялась возможность установления единого фронта с Добровольческой армией, Уральским и Астраханским казачьими войсками 137.
Из Симбирска ситуация виделась совершенно иначе. Полевое командование в лице В.О. Каппеля, А.П. Степанова, В.И. Лебедева и Б.К. Фортунатова настаивало на осуществлении собственного плана действий, предусматривавшего нанесение главного удара на Казань – Нижний Новгород и далее в направлении на Москву. Аргументация в пользу Северного направления исходила из существования серьезной угрозы для Симбирска и малочисленности имеющихся в нем войск. В сложившейся обстановке это заставляло оказывать на противника постоянное давление, не давая ему времени для отдыха и перегруппировки – словами В.О. Каппеля, "победа в гражданской войне принадлежала тому, кто владел наступательной инициативой". Наконец, в пользу Казани говорило наличие там серьезных подпольных военных организаций, а также сосредоточение в городе громадных военных и интендантских складов и Российского золотого запаса. Предложение Симбирского совещания вызвало острую полемику с центром. Из Самары указывалось, что отвлечение сил на Казань будет иметь крайне негативные последствия. С одной стороны, оно приведет к потере не менее чем двух недель – план по овладению Николаевском и развитию удара на Саратов окажется сорванным, что, помимо провала намеченной кампании, будет также означать отпадение от активной борьбы Уральских казаков, интересы которых находятся именно на юге. С другой стороны, это вызовет опасное растягивание фронта и перенесение операций на местности, лишенные железных дорог, что при полном отсутствии резервов будет означать невозможность выделить достаточно войск для удерживания занимаемых территорий. В итоге, в направлении Казани была разрешена лишь небольшая демонстрация до Богородска. Основная задача, поставленная перед Каппелем, заключалась в обеспечении Симбирска путем занятия устья Камы и организации жесткой береговой обороны. Исходя из этого, действовавшие вверх по Волге в направлении Казани отряды самарцев и симбирцев были сведены в Северную группу во главе с произведенным в полковники Н.А. Степановым; наступавшие вниз по Волге в направлении Хвалынск – Николаевск добровольцы из восставших крестьян зажиточных Николаевского, Новоузенского и Вольского уездов – в Южную группу полковника Ф.Е. Махина; Центральную группу составили сызранцы полковника А.С. Бакича. Приказом Комуча N 114 от 17 июля 1918 г. произведенный в полковники С. Чечек был назначен Главнокомандующим объединенными русско-чешскими вооруженными силами Поволжья и Урала. 22 июля распоряжением Комуча подполковник генштаба В.О. Каппель назначается Командующим действующими войсками Народной армии 138.
ОТ СИМБИРСКА ДО КАЗАНИ
Военные успехи молодой Народной армии в июне-июле 1918 г. в политическом плане имели далеко идущие последствия. Частичная военно-политическая стабилизация в регионе, значительное расширение территории влияния и постепенное наращивание военной мощи позволили Самарскому комитету радикально изменить приоритеты, заявив себя в качестве правительства, имеющего обоснованные авторитетом Учредительного собрания претензии на верховную власть в стране. 29 июля 1918 г. приказом N 149 функций исполнительной власти передавались образуемому Совету управляющих ведомствами. 4 августа под председательством главы Комуча создавалась особая Малая правительственная коллегия, включавшая представителей ведомств внутренних дел, военного, юстиции и путей сообщения – в ее компетенцию входили вопросы военного характера и охраны государства 139. 3 августа последовало опубликование "Особого обращения к правительствам Союзных держав", где декларировалось, что Комуч "сохраняет верность союзникам и отвергает всякую мысль о сепаратном мире", приветствуя "поддержку вновь формируемой Российской армии со стороны союзников как непосредственным участием на нашем фронте вооруженных союзнических сил, так и усилением армии военно-техническими средствами" 140.
О вступлении полковника Н.А. Галкина в должность управляющего Военным ведомством Комуча было объявлено приказом по армии N 22 от 28 июля 1918 г. Приказом N 23 от 30 июля помощниками управляющего становились В.И. Лебедев и поручик В. Взоров; здесь же подчеркивалась необходимость продолжения курса на полное устранение из армии всякой политики и более тесное единение солдат и офицеров 141. В связи с произошедшими изменениями, структура высших органов военного управления была вновь реорганизована. Главный военный штаб расформировывался; все его функции передавались Военному ведомству, в состав которого приказом N 26 от 16 августа включались: Канцелярия, Управление главного начальника снабжений и главные управления Генерального штаба, Административными делами, Инженерное, Военно-судное и Военно-санитарное. Основная тяжесть работ возлагалась на Главное управление Генерального штаба (ГУГШ) во главе с полковником Слижиковым. В составе управления были сформированы следующие отделы: оперативный подполковника Петрова (с отделениями – оперативным и разведывательным во главе с подполковником Акинтиевским), связи (подполковник Супрунович), топографический (штабс-капитан Максимов), информационный и военно-цензурный (капитан Богуславский), отдел формирований (с отделениями – организационным, мобилизационным и строевым), и отделом военно-учебных заведений 142. Права Главного штаба получал Высший военно-хозяйственный отдел, на который были возложены функции по согласованию и координации действий различных категорий войск, оперировавших в Поволжье и на Урале. Для упорядочения процесса формирования войск на территории, контролируемой частями Народной армии, создавалось три военных округа: 1-й включал в себя Самарскую и Уфимскую губернии, 2-й – Уральскую область, 3-й – Оренбургскую губернию 143.
С конца июля 1918 г. в Народной армии начинает устанавливаться регулярная структура. Приказом по армии N 20 от 25 июля 1-я добровольческая (Самарская) дружина подполковника В.О. Каппеля была развернута в отдельную стрелковую бригаду в составе 1-го и 2-го Самарских особых полков, 1-й легкой, 1-й гаубичной и отдельной конной батарей, получившей название Стрелковой бригады Особого назначения. Входившие в отряд 1-я, 2-я, 3-я роты 1-го Самарского, 2-я 2-го Самарского и 1-я 10-го Бугурусланского полков из состава последних исключались. Для пополнения бригады десяти полкам армии предписывалось выделить из числа добровольцев по 4-8 офицеров и 40-70 солдат (всего 47 офицеров и 480 солдат) (Приложение 2). Общая ее численность достигла 3 тысяч человек 144.
26 июля части, расположенные в Самаре с уездом, сводятся в 1-ю стрелковую (Самарскую) дивизию Народной армии в составе 1-го (полковник Федоров, затем полковник Шмидт), 2-го (капитан Новиков), 3-го (полковник Петров) и 4-го (полковник Фирфаров) Самарских стрелковых полков, 1-го Георгиевского стрелкового батальона (подполковник Солодовников), 1-го Самарского кавалерийского полка (полковник Пузыревский), 1-й стрелковой артиллерийской бригады (подполковник Мячков, 1-й и 2-й легкие артдивизионы), 1-го полевого (полковник Морозов) и 1-го гаубичного (подполковник Гвоздев) артдивизионов. Приказом по армии N 20 от 10 августа начальником дивизии назначался генерал-майор Потапов 145.
24 июля части войск Сызранского района сводятся во 2-ю стрелковую (Сызранскую) дивизию Народной армии (приказ войскам района N 20 от 28 июля). В состав дивизии вошли 5-й (капитан Дымша) и 6-й (полковник Соловьев) Сызранские, 7-й Хвалынский (полковник Розенбаум; развернут из Хвалынского стрелкового батальона) и 8-й Вольский (Капитан Суслов; переименован из 7-го) стрелковые полки, 2-й Сызранский кавалерийский полк (полковник Фатеев), 2-я стрелковая артиллерийская бригада (полковник Ленивцев; 1-й и 2-й легкие артдивизионы), 2-й полевой тяжелый артдивизион, а также приданные войсковые части Сызранского и Хвалынского районов. Начальником дивизии назначался начальник войск района полковник Бакич 146.
7 августа войска, действовавшие в районе Ставрополя Волжского, сводятся в 3-ю стрелковую дивизию Народной армии в составе 9-го Ставропольского (полковник Мельников; бывший 1-й), 10-го Бугурусланского (полковник Кононов; бывший 1-й), 11-го Бузулукского (полковник Евецкий; бывший 1-й) и 12-го Бугульминского (полковник Воскресенский; развернут из Бугульминского отдельного стрелкового батальона) стрелковых полков. Приказом по армии N 31 от 12 августа начальником дивизии назначался генерал-лейтенант Люпов 147.
3 августа части войск Уфимского района сводятся в 4-ю стрелковую (Уфимскую) дивизию Народной армии в составе: 13-й (полковник Бырдин; добровольческий) и 14-й (полковник Трампедах; развернут из крестьянских повстанческих отрядов Тастубской волости) Уфимские, 15-й Белебеевский (полковник Витковский; развернут из Белебеевского стрелкового батальона) и 16-й Уфимский Татарский (прапорщик Еникеев; другое название – Мусульманский, сформирован из татарского населения Бирского уезда) стрелковые полки, Бирский и Стерлитамакский отдельные стрелковые батальоны, 4-й Уфимский кавалерийский полк (образован приказом N 28 от 10 августа из Белебеевского отдельного кавалерийского эскадрона и Уфимского отдельного кавалерийского отряда) и Уфимский стрелковый артдивизион (подполковник Романовский). Начальником дивизии назначался начальник войск района генерал-майор Тиманов (приказ частям войск Уфимского района N 35 от 3 августа 1918 г.) 148.
Наконец, в первой половине августа из частей войск, формирующихся в Симбирском районе, была образована 6-я стрелковая (Симбирская) дивизия в составе 21-го (полковник Креер; переименован из 1-го) и 22-го (полковник Дунин-Марцинкевич; переименован из 2-го) Симбирских и вновь формируемых 23-го Сенгилеевского и 24-го Буинского стрелковых полков. К сентябрю 1918 г. в ее состав была сформирована также 6-я стрелковая артиллерийская бригада (полковника Козловского) в составе 1-го легкого (подполковник Шаповальниковов, 3 батареи, 10 орудий) и 2-го гаубичного (подполковник Прибыльвин; 3 батареи, 5 орудий) артдивизионов 149.
5-я стрелковая дивизия занимала в структуре Народной армии совершенно особенное положение. Формирование ее происходило в Оренбурге под руководством атамана Оренбургского казачьего войска полковника А.И. Дутова, который после овладения 3 июля 1918 г. Оренбургом заявил о своем признании власти Комуча и вхождении (на правах члена Учредительного собрания) в его состав. Для самарских политиков союз с Оренбургским казачеством был крайне важен как в военном, так и в политическом плане. В конце июля А.И. Дутов получает назначение на должность создаваемого Оренбургского военного округа, 21 июля ему присваивается чин генерал-майора 150. 5-ю стрелковую дивизию предполагалось сформировать на территории округа из числа проживавшего здесь иногороднего населения. Приказом по округу N 66 от 24 июля были утверждены ее штаты, согласно которым для каждого из полков предусмотрено 6 штаб-офицерских должностей, 57 обер-офицерских, 2231 строевых рядовых и 442 нестроевых – всего 2637 человек на каждый полк 151. 3 августа 1918 г. приказом по округу N 83 дивизия признавалась сформированной в составе 18-го (полковник Жадановский), 19-го (капитан Коршунов, затем полковник Желнин), 20-го (полковник Троян) и 21-го (подполковник Томилов) Оренбургских стрелковых полков; начальником назначался полковник Нейзель (приказы по дивизии N 1 и N 2 от 3 августа). Приказом N 84 от 5 августа предписывалось приступить к укомплектованию штаба дивизии и полков офицерским составом; помимо ожидающегося прибытия кадров из Самары, для этих целей решено было использовать сформированные ранее Оренбургский офицерский батальон и Оренбургскую добровольческую дружину. Приказом N 105 от 10 августа формируется 5-я стрелковая артиллерийская бригада (полковник Бубнов) в составе 1-го полевого тяжелого (тяжелая и мортирная батареи) и 2-го легкого (4 батареи) дивизионов. 13 сентября приказом N 275 18-й Оренбургский стрелковый полк был переименован в Оренбургский стрелковый добровольческий имени Атамана Дутова полк, однако уже 24 сентября приказом N 336 последовала отмена. 18-й полк надлежало оставить без изменений, а добровольческий шефский сформировать заново и включить в состав дивизии пятым полком; первоначально его командиром назначался полковник Ражев, затем – полковник Томашевский 152.
Согласно "Списку войсковых частей, учреждений и заведений Народной армии", подписанному начальником отдела формирования и устройства войск Главного управления Генерального штаба Военного ведомства капитаном Барышниковым, по состоянию на 15 августа в составе Народной армии имелись следующие войсковые части и соединения (Приложение 3). В пехоте: 5 стрелковых дивизий и 1 отдельная стрелковая бригада (22 стрелковых полка), а также 4 отдельных стрелковых батальона и 3 отряда. В артиллерии: 3 стрелковые артиллерийские бригады (5 легких и 1 тяжелый артдивизионов), а также 1 гаубичный, 3 тяжелых и 1 легкий отдельные артдивизионы. В кавалерии: 3 кавалерийских полка, 1 отдельный кавалерийский дивизион, 2 отдельных эскадрона, 1 постоянная и 5 временных ремонтных комиссий. В технических войсках: 2 инженерных, огнеметно-химический, железнодорожный и телеграфный батальоны, 2 инженерных роты, 3 автомобильных роты (а также автобаза, самокатная и мотоциклетная команды), 3 инженерных и 5 артиллерийских складов, 5 авиаотрядов и 1 воздухоплавательная бригада. В области медицинского обеспечения имелось 5 временных госпиталей, 3 санитарных поезда, 4 местных лазарета и 2 передовых перевязочных отряда 153. 5-я стрелковая (Оренбургская) дивизия Народной армии в этот список включена не была. Согласно делопроизводству Оренбургского военного округа, в ее состав входили 5 стрелковых полков, 1 артиллерийская бригада (легкий и тяжелый артдивизионы), офицерский батальон, саперная, железнодорожная и обозная роты (Приложение 4) 154.
* * *
К началу августа 1918 г. боевой состав Народной армии достигал 14-16 тысяч человек при 90-120 орудиях и 350-400 пулеметах 155. Северная ее группа вела бои в районе Богородск – Буинск – Симбирск, Центральная – по линии против Инзы – Пензы, Южная (Особая Хвалынская) – в направлении Николаевска. 27 июля в Симбирске происходит совместное совещание представителей русского и чехословацкого военного командования, на котором присутствуют В.О. Каппель, А.П. Степанов, В.И. Лебедев, Б.К. Фортунатов и чешский полковник И. Швец. Вопреки навязанному ранее Самарой распоряжению о переходе к обороне в устье Камы, совещание принимает решение нанести самостоятельный удар на Казань 156. К операции привлекались имеющиеся в Симбирске силы Самарской бригады особого назначения и части 1-го Чехословацкого полка (4 роты) общей численностью в 3000 штыков, 300 сабель, 8 орудий и 6 вооруженных пароходов. Помимо этого, расчет также делался на местные подпольные офицерские организации и оперировавшие в округе партизанские отряды (поручика Ватягина и другие). 1 августа объединенный русско-чешский отряд начал развивать наступление вдоль обоих берегов Волги, заняв станции Майка, Тетюши, Буинск и Спасск. 4 августа он вышел к устью Камы, создав угрозу Казани. Несмотря на значительные укрепления и численное превосходство гарнизона противника, в результате ожесточенных двухдневных боев Казань была взята. Решающим оказался переход на сторону штурмующих расположенной в Кремле Сербской сотни майора Благотича, которая в критический момент развития операции нанесла оборонявшимся неожиданный фланговый удар.
Взятие Казани явилось вершиной военной карьеры В.О. Каппеля. Немедленно вслед за взятием города он приступает к разработке плана дальнейшего наступления на Нижний Новгород и далее на Москву, опираясь на полученные сведения о готовности рабочих нижегородского Сормовского завода к активному выступлению против советской власти. Из Самары это предложение было решительно отвергнуто: и чехословацкое, и эсеровское руководство однозначно заявили, что дополнительными резервами они не располагают, и потому Казань должна будет удерживаться собственными силами. Более того, 9 августа бригада Каппеля была отозвана под Симбирск, где положение стало резко ухудшаться. В тяжелых боях 14-17 августа противник был разбит и вынужден отойти на 80 верст западнее к Инзе. Едва Каппель начинает разрабатывать план преследования, как получает приказ срочно вернуться в район Казани для осуществления локальной наступательной операции под Свияжском, имевшей целью обеспечить город с севера. Каппель вновь решительно настаивает на продолжении здесь активных наступательных действий, ибо он сумел оценить то, что ускользнуло от военного командования и политического руководства Комуча. Помимо огромного значения с точки зрения стратегической инициативы и широких перспектив в области продолжения формирования и улучшения снабжения Народной армии, успех под Казанью имел на Востоке страны чрезвычайно громкий резонанс, вызвавший к жизни антибольшевицкое выступление в районе Ижевского и Воткинского заводов. По мнению Каппеля, восстание против "пролетарской" власти представителей лучшей и наиболее образованной части рабочего класса сделало его смертельно опасным для большевиков. Соединение с восставшими, вероятная сила которых оценивалась порядка 200 тысяч человек (около 20 тысяч ижевцев, 5 тысяч воткинцев, 18 отрядов по 10 тысяч каждый из крестьян Вятской губернии) 157, позволяло снять проблему удержания Казани и одновременно развить успешное наступление на Пермь и далее, не прибегая к помощи извне.
Упорное противодействие Комуча и его Военного ведомства не позволило реализовать ни одну из открывавшихся здесь широких перспектив. Предоставление Казани ее собственной участи и полное отсутствие резервов мотивировалось тем, что обстановка на юге приобрела устойчивую тенденцию к ухудшению: в виду сосредоточения противника у Николаевска, под Сызранью и Хвалынском части Народной армии вынуждены были окончательно перейти к обороне. Это обстоятельство заставило обратить самое пристальное внимание на создание собственных сил, достаточных для защиты города. Как вспоминал В.И. Лебедев, "…население встретило нас с беспредельным восторгом. Железнодорожные рабочие образовали дружины против большевиков; университет целиком примкнул к нам, городское и земское самоуправления приняли самое деятельное участие в работе по защите города, по организации всего движения в пользу формирования Народной армии. На текущий счет фонда Народной армии, учрежденного мною при Государственном банке, в течение нескольких дней поступило уже свыше 8 млн. рублей… Женщины… образовали Общество помощи Народной армии…, их можно было видеть… устраивающими десятки питательных пунктов и на позициях, и в самом городе для солдат и населения. Состоятельные классы обложили себя добровольными пожертвованиями на Народную армию в сумме свыше 30 млн. рублей… Студенчество горячо откликнулось на призыв и вместе с лучшей частью рабочих пришло в добровольческие полки. Офицерство сформировало четыре инструкторских батальона, где дралось в качестве простых рядовых. Крестьяне из окрестных деревень ведут лошадей для Народной армии…" 158. Немедленно вслед за освобождением города в здании Казанского военного училища была начата регистрация офицеров. При том, что по данным проведенной большевиками принудительной регистрации к началу августа в Казани проживало около 3000 офицеров, в первые дни удалось сформировать всего две офицерские роты – 1-ю (полковника Радзевича) в 380 штыков и 2-ю (полковника Филиппова) в 300-350. Обе они сразу же приняли участие в боевых действиях, которые из пригородов быстро перенеслись в сельские районы 159. 8 августа Командующим войсками Казанской губернии и начальником гарнизона города Казани был назначен генерал-лейтенант В.В. Рычков. В тот же день был образован Штаб формирования частей Народной армии в городе Казани и Казанской губернии во главе с генерал-майором А.А. Вихиревым, в состав которого вошли управления инспекторов пехоты, кавалерии и артиллерии, отделы начальников инженеров, военных сообщений и заведующего хозяйственной частью 160. Постепенно на занятых территориях разворачиваются мобилизационные мероприятия. Первым, 17 августа, был объявлен призыв родившихся в 1897 и 1898 гг. по Казани и Казанскому уезду; 22 августа он распространялся на освобожденные Лаишевский, Спасский и Чистопольский уезды. 18 августа объявлялась запись в добровольческие рабочие дружины по рытью окопов и постановке проволочных заграждений. 30 августа последовало распоряжение за подписью чрезвычайных уполномоченных Комуча Б.К. Фортунатова, В.И. Лебедева и В. Архангельского о проведении мобилизации мужского населения, родившегося в 1895 и 1896 гг.: первых предполагалось направить на фронт, вторых – в казармы для дополнительного обучения. На места была разослана телеграмма, где содержались его основные положения: "Во исполнение приказа Комуча от 30 июня сего года за N 64, объявляется призыв на военную службу в ряды Народной армии всех граждан, родившихся в 1895 и 1896 гг., проживающих хотя бы и временно, в следующих… уездах, для чего: 1) Первым днем призыва и явки на сборные пункты Уездного Воинского начальника назначается для города 31 августа; 2) Явке подлежат все призывные, родившиеся в 1895-1896 гг., за исключением причисляемых воинскими присутствиями к 1-му и 2-му разрядам раненых; 3) Призывные должны иметь с собой документы или увольнительные билеты, удостоверяющие их личность, засвидетельствованные местными квартальными комитетами – о непринадлежности к красной армии; 4) Воинскому начальнику из принятых на службу сформировать части, назначив в таковые призванных офицеров и унтер-офицеров; если же число призванных будет значительно и не может быть размещено в имеющихся помещениях, то излишествующих отправить командами в Казань в распоряжение Воинского начальника; 5) Квартальным комитетам вменяется в строгую обязанность наблюсти за тем, чтобы к назначенному сроку явились решительно все подлежащие явке граждане; 6) Призыв для города и пригородов закончить в двухдневный срок; 7) Для уезда первым днем призыва назначается 2-е сентября 1918 г.; 9) Об успехе приема призванных надлежит телеграфировать Штабу" 161. Наконец, 30 августа приказом Командующего Северной группой Народной армии полковника А.П. Степанова создавался Отряд городской самоохраны численностью в 1500 человек, для чего в городе вводилось обязательное военное обучение всего мужского населения в возрасте от 18 до 50 лет 162. К концу августа из крупных частей в Казани были сформированы: 1-й Казанский добровольческий (полковник Сатурнов, затем полковник Имшенецкий), 1-й Казанский регулярный (генерал-майор Шулькевич) полки, 1-й, 2-й, 3-й и 4-й Казанские офицерские батальоны, 1-й Казанский добровольческий кавалерийский полк (полковник Нечаев) и Казанская инженерная рота (капитан Мельников, сменен полковником Бражниковым). Согласно "Сведениям о ходе формирования пехотных, артиллерийских, кавалерийских, инженерных частей Народной армии Казанского района", по состоянию на 27 августа было завершено формирование следующих частей (Приложение 5). В пехоте: 2 пехотных полка и 4 батальона. В артиллерии: 1 легкий (3 батареи, 6 орудий), 1 тяжелый (5 батареи, 5 орудий), 1 мортирный (2 батареи, 8 орудий) артдивизионы, 2 легкие, конная и противоаэропланная отдельные батареи и 1 артиллерийский парк. В кавалерии: 1 кавалерийский полк и 1 отдельный конный дивизион. В технических войсках: 1 телеграфный батальон, 1 инженерная рота, 2 прожекторные и самокатная команды, железнодорожный отряд. Общая численность частей составляла 6120 чел. (580 офицеров и 5540 нижних чинов) 163. Параллельно в Казани было также развернуто формирование национальных добровольческих частей из проживавшего в городе и пригородных местностях татарского населения. Начальником формирований первоначально был назначен генерал-майор Короленко, однако с поставленной задачей он не справился и был заменен строевым офицером капитаном Ф.Ф. Мейбомом. Необходимые офицерские кадры (8 человек) командировались из 1-й офицерской роты. Всего было образовано две роты: 1-я (подполковника Якунавского) и 2-я (капитана Латеева) общей численностью в 606 человек. Обе они вплоть до сентября участия в боевых действиях не принимали, проходя интенсивный курс обучения 164.
* * *
Казанская победа повлекла за собой новый этап реорганизации Народной армии. 20 августа все русские и чехословацкие войска, действовавшие в районе Средней Волги, были объединены в составе Поволжского фронта под оперативным руководством полковника С. Чечека. Приказом N 1 фронт подразделялся на войсковые группы, содержавшиеся по штатам не отдельных корпусов: Казанскую, Симбирскую (под общим командованием В.О. Каппеля), Сызранскую, Хвалынскую, Николаевскую, Уфимскую, Уральского и Оренбургской казачьих войск. Приказом по Военному ведомству N 33 от 24 августа был сформирован Полевой штаб командующего Поволжским фронтом, в составе которого образовывались отделы: генерал-квартирмейстера, дежурного генерала, начальника военных сообщений, инспектора артиллерии, начальника инженеров, полевого интендантства и полевого контроля 165. Возглавлялся штаб русскими офицерами Генерального штаба, но при всей внешней значительности, это новое образование во многом носило формальный характер. Любые попытки Чечека расширить работу в смысле забот о снабжении и подготовке пополнений для Народной армии встречали упорное противодействие со стороны Галкина и Лебедева. Сам Чечек подчинялся не русской правительственной власти в крае, а располагавшемуся в Сибири командованию Чехословацкого корпуса, что порождало известную двойственность и вносило в систему управления фронтом дополнительную путаницу.
С конца августа военное руководство Комуча попыталось перейти к установлению в армии корпусной системы. 28 августа 1918 г. было начато формирование Самарского армейского корпуса. Приказом по армии N 40 от 31 августа его командиром назначается бывший командир 47-го корпуса прежней армии генерал-лейтенант В.В. Артемьев. Одновременно телеграммой Главного управления Генерального штаба от 31 августа из Казани на должность начальника штаба корпуса был откомандирован генерал-майор Георгиевский 166. Основой для развертывания корпуса должна была, по всей видимости, послужить 1-я стрелковая (Самарская) дивизия полковника Потапова, однако дальнейший ход событий сорвал намеченные планы, и в итоге дальше оформления структуры штаба дела не так и не продвинулись.
19 августа было принято решение о формировании в районе Казани с уездами Казанского отдельного корпуса. Первоначально в его состав предполагалось включить одну русскую и одну мусульманскую дивизии четырехполкового состава (полки по три батальона), легкую артиллерию не более четырех батарей (по 4 орудия), кавалерию не более четырех эскадронов и одну инженерную роту. Приказом по Военному ведомству N 35 от 25 августа корпус был признан сформированным; телеграммой от 28 августа предписывалось приступить к формированию штаба и управлений корпуса и двух штабов дивизий. 30 августа телеграммой ГУГШ определялся план ближайших предстоящих работ: "§4. Офицерские батальоны… по одному необходимо придать формирующимся стрелковым полкам 7-й стрелковой дивизии и именовать: "Инструкторский батальон такого-то полка". В будущем батальоны будут расформированы, и офицерский состав явится резервом, из которого последуют назначения офицеров на командные должности. Для устойчивости и самостоятельности инструкторских батальонов, стрелковые полки, в которых батальоны будут состоять, должны выделить команды связи, пулеметную и конных разведчиков и необходимую часть обоза. §7….В Казани формируется, помимо инструкторского, 6 эскадронов, из коих три мусульманских. Необходимо из 7-го Казанского кавалерийского полка передать в мусульманский дивизион 1 мусульманский эскадрон, и эти три эскадрона доформировать до полка, который и будет 8-м Казанским кавалерийским полком. §10. Состав дивизии: 4 стрелковых полка, 1 кавалерийский четырехэскадронного состава полк, инженерная рота и стрелковая артиллерийская бригада в составе 3 дивизионов по 3 батареи в каждом; батарея – по 4 орудия" 167. 31 августа телеграммой N 2338 командиром корпуса назначался генерал-лейтенант В.В. Рычков. В тот же день приказом по корпусу N 1 Штаб формирования частей Народной армии в городе Казани и Казанской губернии преобразовывался в штаб Казанского отдельного корпуса. Территорией, определенной для развертывания корпуса, являлся район Казань – Чистополь – Лаишев – Спасск – Тетюши – Уржум – Царевококшайск. По состоянию на 11 сентября состав формирующегося корпуса выглядел следующим образом: 1-й, 2-й, 3-й и 4-й офицерские батальоны (около 900 офицеров); добровольческий батальон, 1-я Казанская стрелковая дивизия (генерал-лейтенант Попов, позднее сменен полковником А.П. Перхуровым): 1-й (полковник Бунчук), 2-й (полковник Радзевич), 3-й (подполковник Н.П. Сахаров) Казанские стрелковые полки и один батальон 4-го (численностью от 400 до 700 штыков каждый); 1-й Казанский конный полк (полковник Нечаев), Казанский конный дивизион (атаман Свечников); 1-й (полковник Падчин) и 2-й легкие, 1-й мортирный и 1-й тяжелый Казанские артдивизионы, конная, запасная и зенитная батареи (всего 46 орудий), подвижной и местный инженерные парки, инженерная рота, телеграфный батальон и железнодорожный отряд, а также несколько команд вспомогательного назначения 168. Так как бои в районе Казани в этот период достигли крайней точки напряжения, практически все части немедленно вслед за их сформированием высылались на фронт в распоряжение Командующего Северной группой полковника А.П. Степанова или В.О. Каппеля, так что в складывающейся обстановке формирование собственно Казанского корпуса пришлось практически прекратить. В докладе на имя управляющего Военным ведомством генерала Галкина Рычков сетовал: "Без сколачивания, без элементарной подготовки, едва получив вооружение, эти части выхватывались на фронт импровизированными ротами, так что в настоящее время в отряде полковника Степанова состоят 13 рот 1-го, 9 сводных рот 2-го и 7 рот 3-го Казанских полков, 4 ослабленных офицерских батальона, эскадроны кавалерийского полка, большею частью пеших, вся сформированная артиллерия кроме 1 легкой батареи, все инженерные войска кроме железнодорожного отряда. Я не поставлен в известность, в каком состоянии находятся войска… Двойственная подчиненность… ставит войска и процесс формирования в ненормально тяжелые условия. Прошу указать, продолжить ли мне формирование… или надлежит передать все сформированные части в распоряжение полковника Степанова и прекратить формирование корпуса" 169.
Провал внедрения в Народной армии корпусной системы был во многом вызван крахом намеченных мобилизационных мероприятий. Освобожденная к концу августа территория имела население почти в 10 млн. человек: по подсчетам военных специалистов, при правильной организации дела в ряды вооруженных сил из них могло быть мобилизовано порядка 1 млн. Согласно отчету Военного ведомства, по состоянию на 1 сентября 1918 г. в рядах Народной армии числилось около 121 тысячи человек, однако реально на фронтах, согласно данным В.О. Вырыпаева и П.Д. Климушкина, до взятия Казани оперировало около 8 тысяч человек, после – около 15 тысяч, из них 10 тысяч составляли добровольцы 170. Остальные находились "либо в тыловых учреждениях, либо на бумаге". Генерал В.Г. Болдырев определял реальную боевую ценность мобилизованных в 50-60 тысяч человек, среди которых вооруженных бойцов было лишь 30 тысяч, а действительная их сила не превышала и 10 тысяч человек 171. И.М. Майский насчитывал в армии около 30 тысяч вооруженных бойцов, из которых 12-15 тысяч мобилизованных 172. Генерал Д.В. Филатьев указывал численность в 22 тысячи человек 173, учитывая, вероятно, лишь реально отправленных на фронт; к последнему близок полковник С.А. Щепихин: по его данным, по мобилизации удалось получить от населения 21 тысячу человек 174.
Причин для провала мобилизации было вполне достаточно, однако решающее значение имел необратимый и все более ускоряющийся процесс падения авторитета Учредительного собрания и, как следствие, разложение социальной опоры власти. На общем фоне особенно непримиримыми оставались позиции рабочего класса Поволжья. Уже 25 июня правление Самарского профсоюза металлистов в резкой форме отвергло предложение Управления начальника инженеров об установлении повышенных тарифов для лиц, обслуживающих военные заказы, и постановило: в военные дела не вмешиваться. 3 июля тот же профсоюз по докладу о призыве в армию вынес резолюцию о категорическом игнорировании призыва. Комуч оказался в трудном положении: с одной стороны, отказ от добровольческого принципа формирования армии и оглашенные условия призыва не позволяли более придерживаться политики "изолирования" рабочих без того, чтобы не продемонстрировать свою слабость. С другой стороны, конфликт с организованными рабочими грозил массой осложнений. Пришлось ограничиться полумерами – Штабу охраны было дано указание установить за деятельностью профсоюзов строгий надзор и арестовать наиболее активных противников власти 175. Одновременно правительство попыталось вызвать в рабочей среде раскол, использовав для этого Самарскую рабочую конференцию, работа которой началась 4 июля 1918 г. На заседании, посвященном вопросам формирования Народной армии, из 10 оглашенных наказов в 6 говорилось о поддержке проведения призыва, в 4 – о неприятии. Особенно резкий тон был взят в наказе Общего собрания мастеровых и рабочих Самарских мастерских депо и службы пути и малого ремонта, постановление которого гласило: "протестовать против этой мобилизации и требовать от членов Учредительного собрания прекращения братоубийственной войны…". Хотя итогом конференции явилась резолюция о поддержке мероприятий правительства (156 "за" на 22 "против" при 56 воздержавшихся) 176, ожидавшийся эффект оказался минимальным. Уже 6 июля в Самаре состоялся крупный митинг протеста железнодорожников, настроенный настолько враждебно, что коменданту города пришлось вызывать войска; 7 июля последовало объявление Комуча о том, что впредь подобные действия будут караться по законам военного времени 177. Эсеровским политикам стало ясно, что основная масса рабочего класса Поволжья настроена по отношению к военным мероприятиям правительства отрицательно, и надежных кадров для армии из ее среды не последует. Единственная искренняя помощь последовала лишь со стороны обкома РСДРП, конференция которого состоялась 16 августа 1918 г. 178
С объявлением мобилизации среди эсеровских политиков возобладали прежние настроения, связанные с крестьянством. Для консолидации крестьянского мира вокруг власти и обеспечения беспрепятственного проведения призыва правительство организовало широкий созыв сельских сходов, а также волостных и уездных Крестьянских съездов. Результаты оказались совершенно ошеломляющими. Первым это продемонстрировал Самарский уездный съезд, работа которого протекала в период с 8 по 11 июля. Из числа присутствовавших 110 депутатов с мест о своей уверенности в успехе призыва не заявил ни один. Многие выражались в том смысле, что крестьянство участия в гражданской войне принимать не хочет и воевать не пойдет – сельские сходы принимают решения не давать новобранцев и не платить налоги в том случае, если они пойдут на ведение войны. Ситуацию удалось переломить благодаря убеждениям присутствовавших здесь Ф.Е. Махина и Я.С. Дворжеца (управляющий делами Комуча): резолюция о необходимости организации армии была проведена 71 голосом "за" при 20 "против" и 19 воздержавшихся 179. Осторожный тон Самары был поддержан на Челябинском, Ставропольском и Уфимском съездах, где эсерам также удалось провести благоприятные резолюции. Напротив, бедняцкие Бугурусланский, Хвалынский, Николаевский, Бузулукский и Бугульминский уезды заняли непримиримые позиции. Съезд в Хвалынске заявил буквально следующее: "Мы крови не хотим, воевать на своего брата не пойдем. Мы пошлем делегатов и будем просить сложить оружие с обеих сторон" 180. Недовольные оказанным со стороны местных властей давлением, депутаты постановили конспиративно созвать альтернативный съезд, который собрался 3 августа и предложение о проведении призыва отклонил 181. В Бугуруслане вопрос об организации армии вызвал крайнее возмущение всего съезда; депутаты заявили, что находят армию ненужной, так как она будет защищать чуждые им интересы; также они считают опасным намерение призвать именно неопытную молодежь, которую легче обмануть и подчинить, заставив воевать не против немцев, а против своих же. Крайние позиции заняли фронтовики, которые заявили, что "все солдаты-фронтовики – большевики, и мы стоим за советскую власть, другой власти мы не хотим…" 182. Наконец, в Николаевском и Бугульминском уездах съезды крайние настроения были заявлены открыто. В первом крестьяне некоторых сел открыто заявили о своем намерении перейти в красную армию добровольцами, во втором Уполномоченный правительства подчеркивал, что "сельское население в массе своей, за исключением домовитых хозяев и отрубников, относится с полным расположением к большевизму… и недоверчиво к Комучу…" 183.
Негативное впечатление от уездных крестьянских съездов дополнялась результатами первых дней призыва. По данным начальника Самарского воинского присутствия, в количественном отношении набор проходил удовлетворительно, и на призывные участки явилось 65-70% призываемых. Качественный уровень новобранцев в массе своей оставлял желать много лучшего. Оценка реального положения вещей в этом вопросе приводилась генералом Н.Н. Головиным, который позднее писал: "Сочувствующая большевикам морально наиболее темная и материально бедная часть крестьянства дала тот контингент солдат, который только ждал случая, чтобы дезертировать, разбегаясь по домам или переходя на сторону противника. На противоположном полюсе отслаивались новобранцы (преимущественно из Вятской, Пермской и Уфимской губерний) из наиболее культурных и зажиточных элементов крестьянства. Они все теснее примыкали к своему офицерству. Героический пример ближайших командиров много говорил их патриотическому чувству, и, обретая веру в свое офицерство, они проникались убеждением необходимости вести беспощадную борьбу с большевиками, и притом в общегосударственном масштабе. Они-то и составили тот солдатский элемент, который, прочно спаявшись морально с добровольцами и офицерством, являлся фактической силой Народной армии. Наконец, "середняцкий" элемент, составлявший массу поволжского крестьянства, со своей колеблющейся политической психологией, дал Народной армии контингент солдат, готовых драться против большевиков лишь постольку-поскольку. Эти солдаты хорошо дрались, пока был успех, и пока они находились в своем "краю". Первые же неудачи тяжело отражались на их духе; в тех же случаях, когда Народная армия отступала и очищала их села, они стремились дезертировать, чтобы вернуться к себе. Этим и объясняется недостаточная боевая устойчивость частей Народной армии, сформированных из мобилизованных Самарской и частей Казанской, Симбирской и Саратовской губерний" 184. Вообще же, как вынужден был констатировать П.Д. Климушкин, крестьянство в первое время "отнеслось к призыву в большинстве своем сдержанно, не проявляя ни большого энтузиазма, ни враждебности: на призывные участки шли, скорее, по инерции и по привычке выполнять распоряжения начальства, нежели по идейным соображениям. Высота процента явившихся состояла в прямой зависимости от расстояния данного пункта от центра и от фронта…" 185.
Предварительные итоги проведения призыва на освобожденных территориях были подведены в начале августа 1918 г. Согласно представленной на имя Управляющего Ведомством внутренних дел докладной записке, составленной чиновником для особых поручений Петровским, осуществление плана мобилизационных мероприятий выглядело следующим образом: "Самарский уезд. Мобилизация проходит не совсем благополучно. Из 47 волостей 5 волостей упорно отказывались выслать призванных. Для психологического воздействия создавалась необходимость посылки отряда. Теперь есть основания полагать, что призыв по Самарскому уезду окончился хорошо (из 11000 призванных по 20-е августа явилось 8911 человек, из них принято 7824 человек, оказалось негодными – 1087 человек). Николаевский уезд – отношение населения к призыву враждебное. Бугурусланский уезд. Общее политическое положение в уезде продолжает оставаться неопределенным; если нет, с одной стороны, особенно активных выступлений против власти Учредительного собрания, то одновременно с этим нет и активных защитников этой власти. После объявления мобилизации целый ряд сел и деревень вынес определенные постановления: в армию солдат не давать, мотивируя это нежеланием участвовать в братоубийственной войне… Из 12310 человек, подлежащих призыву, на 6-е августа явилось только 6335 человек. Ставропольский уезд. Мобилизация в уезде прошла нормально, за исключением немногих случаев пассивного характера. Бугульминский уезд. Мобилизация… протекает нормально. Бузулукский уезд. И создание Народной армии, и обязательный призыв вызвали у населения явно враждебное настроение. До 2-го августа из общего числа призванных в 14441 человек явилось 1564 человек. Волости Воздвиженская и Лобазинская не только не давали своих призванных, но и убеждали возвратиться домой приходивших новобранцев из других волостей. Уфимская губерния. Подавляющее большинство населения, измученное насилиями большевиков, радостно встретило известие о падении большевицкой власти. Войска Народной армии встречаются ими радушно и предупредительно. Мобилизация прошла различно. Интеллигентский класс откликнулся охотно, крестьяне наоборот. Симбирская губерния. Сызранский уезд – мобилизация прошла пестро. В одних местах явилось 100%, в других – 10%, в среднем – 54%. Должно явиться 4514 человек, явилось 2472 человек" 186. В дальнейшем в течение августа известия с мест начинают постепенно изменяться в худшую сторону. В докладах отмечалось, что в деревнях появилось множество агитаторов против мобилизации, имели место массовые митинги призывников, участились случаи нападения на милиционеров, в большинстве прифронтовых районов настроение населения резко сместилось в пользу большевиков.
Последней попыткой правительства вернуть быстро уходящую из-под ног почву явился созыв губернского Самарского Крестьянского съезда, который продолжал свою работу с 16 по 23 сентября. Центральное место здесь занимал вопрос о вооруженных силах. Прибывший незадолго перед этим на "территорию Учредительного собрания" В.М. Чернов со всей определенностью высказался в том смысле, что "Народная армия должна быть мужицкой" 187. Выступления делегатов свидетельствовали о другом. Отчеты пестрели фактами: Бугульминский уезд. Добринская волость: "Мобилизованных выпроводили при помощи отряда…"; Мордовско-Кармальская волость: "Вся волость стоит за Учредительное собрание, но население в последнее время начинает колебаться". Бугурусланский уезд. Ефремо-Зыковская волость: "Мобилизованных взяли с помощью отряда"; Емонтаевская волость: "Мобилизация не прошла, крестьяне не хотят друг с другом воевать…"; Пономаревская волость: "Набор дан, но в некоторых селениях мобилизованные не пошли"; Натальнинская волость: "Мобилизованные, несмотря на постановления сельских сходов, не пошли"; Троицкая волость: "Мобилизация не прошла. Трое было ушли, но двое из них скоро вернулись. Крестьяне не хотят вести партийную войну"; Завьяловская волость: "Были аресты… Мобилизация не прошла. Все ушедшие вернулись обратно. Крестьяне говорят, что воевать будут только с врагами". Бузулукский уезд. Таканакская волость: "Мобилизация людей и лошадей не прошла…"; Булгаковская волость: "Мобилизация прошла, но через несколько дней все вернулись обратно"; Новокутенская волость: "Мобилизованные вернулись"; Погроминская волость: "Вследствие арестов карательным отрядом по одному подозрению крестьяне отказываются давать новобранцев" 188.
Провал мобилизации окончательно испортил отношения между офицерством и правительственной властью – претензии обеих сторон были взаимными. Главные обвинения со стороны эсеровского Комуча в адрес офицерства сводились к его политической реакционности, враждебной настроенности по отношению к "демократии" и стремлению к установлению военной диктатуры. Как позднее с горечью сетовал П.Д. Климушкин, "наша ошибка заключалась в том, что мы в деле создания Народной армии положились исключительно на военные круги, предоставив им в этом полную свободу действий…" 189. Речь шла об упущенных возможностях системы военных комиссаров, которая, по мнению эсеровских теоретиков, должна была держать офицерство в определенных рамках. С особенным прискорбием об этом заявлял С.Н. Николаев, который решающий просчет власти в области военного строительства видел именно в том, "к учреждению должностей особо уполномоченных в частях армии, за полной утратой к этому институту доверия вследствие большевицкого опыта, Комитет относился отрицательно. Вследствие этого армия осталась без наблюдения и политического руководства, особенно в ее верхах, в результате чего оборвалась необходимая связь между властью и армией" 190. Главной мишенью для критики становится фигура управляющего Военным ведомством Н.А. Галкина, который в оценке И.М. Майского уже представал как "типичный солдафон царского времени, скрытый монархист и враг демократии…" 191. Выпады последнего вообще являлись весьма показательными в плане отношения власти к командному составу ее вооруженных сил; так, позднее в своих воспоминаниях он с раздражением писал: "Забронировав себя от слишком явного вмешательства Комитета в военные дела, полковник Галкин прямо повел свою линию. Все командные места в частях народной армии он заполнял офицерами старого закала, отливавшими всеми цветами монархической окраски… Вся головка армии оказалась составленной из врагов демократии, с трудом переносивших господство Комитета… Комитет эту опасность сознавал и даже пытался с ней бороться, но беда была в том, что в своем стремлении обуздать монархические тенденции в армии он неизменно обнаруживал вопиющую бесхарактерность…" 192.
Офицерство видело ситуацию в прямо противоположном ракурсе, обвиняя Комуч в политической недальновидности, излишней подозрительности и некомпетентном вмешательстве в военные дела. Основная масса офицерства, находившегося на тот момент в Поволжье, в сложившейся нездоровой обстановке предпочитала упорно сохранять пассивный нейтралитет. Не подпадая под статьи призыва, большинство из них искало себе иное применение. Как отмечал начальник штаба Народной армии полковник С.А. Щепихин, на призывы "сотни и тысячи офицеров остались глухи, а отозвались лишь десятки. Эти десятки должны были обладать достаточно сильным стимулом, чтобы привязать себя к утлому суденышку Комуча…" 193. Крайний недостаток командных кадров заставлял уже с середины июня неофициально прибегать к практике принудительных мобилизаций на местах. В этом плане показательна судьба прапорщика Ф.С. Карпенко, демобилизованного из армии в январе 1918 г. и работавшего сельским учителем в районе Бузулука. 14 июня здесь объявляется мобилизация, Карпенко был опознан, привлечен к ответственности за попытку сокрытия офицерского звания, но немедленно вслед за этим амнистирован и назначен младшим офицером в 1-й пехотный Бузулукский полк 194. С проведением призыва и развертыванием армии проблема обострилась настолько, что потребовалось принятие чрезвычайных мер. 16 августа 1918 г. выпускается приказ Комуча N 235, согласно которому предписывалось: "Для усиления частей Народной армии мобилизовать по всей территории, находящейся под властью Комитета, следующие категории военнообязанных: I. 1) всех генералов, штаб и обер-офицеров, не достигших к 1 января тридцатипятилетнего возраста; 2) всех подпрапорщиков, фельдфебелей, унтер-офицеров и соответствующих им других званий, состоявших на сверхсрочной военной службе в сухопутных строевых и нестроевых частях, штабах, учреждениях и заведениях, не достигших к 1 января тридцатипятилетнего возраста; 3) всех подпрапорщиков, фельдфебелей, унтер-офицеров и соответствующих им других званий, состоявших на военной службе в сухопутных строевых и нестроевых частях, штабах, управлениях и заведениях сроков службы 1910, 1911 и 1912 гг.; 4) всех медицинских и ветеринарных фельдшеров, состоявших на военной службе, сроков службы 1910, 1911 и 1912 гг. II. Служащие в государственных и общественных учреждениях, а также предприятиях, работающих на оборону, от призыва не освобождаются. III. Для замещения соответствующих командных должностей, Военному ведомству предоставляется право призывать генералов, штаб- и обер-офицеров, возраст коих превышает установленный выше в §2. IV. Все военнообязанные, указанные в §§ 2, 3 и 4 статьи I пользуются условиями и льготами, установленными для добровольцев" 195.
В армии этот приказ Комуча вводился в действие приказом по Военному ведомству N 25 от 16 августа 1918 г. 196 Эффект от него, по общему признанию, получился совершено обратный. В количественном плане в армию в общей сложности в нее было призвано не более 5-6 тысяч офицеров 197. Качественные показатели были еще хуже. Как отмечал П.П. Петров, политически нейтральное офицерство военного времени, будучи мобилизованным, "работало неохотно, иногда протестуя против гражданской войны. Неуверенное в успехе, оно держалось как-то выжидательно…" 198. Напротив, кадровое офицерство, уклонявшееся ранее от поступления в Народную армию в силу своих убеждений, теперь занялось активной антиправительственной деятельностью. В июле 1918 г. группа офицеров Главного военного штаба, возглавлявшаяся поручиком Злобиным, обратилась к Командующему Волжским фронтом полковнику С. Чечеку с предложением арестовать Комуч и передать власть в руки военного командования. Чечек, искренний сторонник демократии, решительно отказался и поставил об этом в известность Самару. Дело замяли, однако группа Злобина своей деятельности не прекратила. В августе она направила делегатов на юг к генералу М.В. Алексееву с предложением организовать военный переворот, свергнуть власть Комуча и провозгласить военную диктатуру. Заговор был раскрыт, разразился громкий скандал. В.К. Вольский и П.Д. Климушкин потребовали отдать заговорщиков под суд, однако Н.А. Галкин и Б.К. Фортунатов сумели настоять на "прощении" – Злобин и его группа в виде наказания и были отправлены на фронт 199.
Несмотря на проведение мобилизаций и дальнейшее развертывание армии, основную боевую силу Народной армии по прежнему составляли кадровые офицеры-добровольцы. Они в большинстве не проявляли враждебных намерений по отношению к власти, искренне полагая, как подчеркивал Б.В. Савинков, что "политической борьбе не было места. Каков бы ни был Комуч, и каковы бы ни были его уполномоченные…, каждый русский должен был поддерживать то правительство, которое взяло на себя тяжкий труд бороться с большевиками" 200. На этой почве резко обостряются отношения между фронтовиками и тылом. Некоторые добровольческие части (например, части Уфимского гарнизона) при пополнении их мобилизованными настаивали на сохранении своего прежнего статуса, справедливо указывая на разлагающее влияние последних 201. Напротив, остальные в категорической форме требовали принятия решительных мер – вплоть до военно-полевых судов. По этому поводу с гневом и горечью писал в своих воспоминаниях полковник Ф.Ф. Мейбом: "Каждый день приносил потери, а пополнения все не было… Где же эти так называемые господа офицеры? Неужели предали и не пошли в строй? Раненые офицеры после выздоровления возвращались в строй и передавали нам, что каждый кабак набит людьми в офицерской форме, все улицы также полны ими… Одни формируют какую-то гвардейскую часть и находятся при штабе, другие говорят, что рядовыми они не пойдут, и, наконец, многие отговариваются тем, что у нас нет определенного монархического лозунга… Для нас они – шкурники и предатели. Эти новости сильно действовали на настроение наших офицеров… Чувствовалось, что каждый из них считал себя отрезанным куском, преданным своими же…" 202.
По мнению большинства фронтовиков, выраженному генералом К.И. Гоппером, проблема заключалась в том, что "эсеры старались втянуть формируемую армию в партийные рамки, очевидно, все еще не понимая, что армия не может быть самоуправляющимся органом, а есть орудие, управляемое сверху, что армия может служить демократическому правительству, но никому еще не удавалось создать армию на демократических началах" 203. Эта мысль представляется особенно важной: профессиональных военных волновал не тип власти, а реальная польза дела. Как раз этого правительство понять или не могло, или не хотело: самарский Штаб охраны (контрразведка) интересовался не столько большевицким подпольем, сколько офицерами, разыскивая среди них явных и мнимых врагов. Из такого непонимания произрастала напряженность и взаимные подозрения. Направленный в Сибирь с юга полковник К.В. Сахаров, в августе проезжавший через "территорию Учредительного собрания", сделал следующие наблюдения: "Офицеры Народной армии выказывали недовольство отношением к ним и полкам Самарского правительства, что развели опять политику, партийную работу, скрытых комиссаров, путаются в распоряжения командного состава… Офицеры и добровольцы были возмущены до крайности: "Мы не хотим воевать за эсеров. Мы готовы драться и умереть только за Россию",- говорили они. "Такое предательство хуже 1917 года, – говорил мне капитан, трижды раненый в Германскую войну и два раза уже в боях с большевиками, – как только успех и мало-мальски прочное положение, так они начинают свою работу против офицеров, снова натравливают массы, мутят солдат, кричат о какой-то "контрреволюционности". А как опасность, так офицеры вперед. Посылают прямо на уничтожение целые офицерские батальоны" 204. Офицеры платили Комучу его же монетой. Уже к концу августа в среде фронтового офицерства и добровольцев господствовали настроения, с предельной откровенностью выраженные Ф.Ф. Мейбомом: "Какая разница между социалистами и коммунистами? Одна сволочь!.. Но сейчас, в данный момент, будем драться под всяким правительством. Уничтожим первоначально коммунистов, а затем и социалистов!" 205.
Настроения, существовавшие в Народной армии, как в зеркале отражались в ее высшем руководстве. Отношения Комуча со своим военным командованием испортились настолько, что порой выливались в полную невозможность конструктивного сотрудничества. Политический контроль оказался неизбежен: помощниками управляющего Военным ведомством Н.А. Галкина были назначены В.И. Лебедев и В. Взоров. Лебедев, хотя он и не скрывал своей принадлежности к партии эсеров, пользовался в войсках некоторым уважением благодаря своей боевой работе. Взоров не вызывал ничего, кроме раздражения. Один из офицеров Волжской боевой флотилии писал в своих воспоминаниях: "Как на характерный факт отношения гражданской власти к военной, можно указать на то, что при начальнике штаба Народной армии… Галкине был приставлен в качестве его помощника (по крайней мере, так говорили среди военных) некий поручик Взоров, партийный эсер (мало похожий с виду на офицера), на обязанности которого лежал надзор за деятельностью Галкина и чинов его штаба и недопущение проявления контрреволюции в командовании. Он ни на минуту не оставлял Галкина одного, и даже при приемах посторонних фигура Взорова неотступно следовала по пятам Галкина…" 206. Атмосфера плохо скрываемой враждебности порождала взаимные нападки и препирательства. Наблюдавший эту картину генерал В.Г. Болдырев делился своими впечатлениями: "Военный министр генерал Галкин в не особенно почтительной форме требовал уступчивости…" 207. Инцидент получил продолжение; по рассказу В.Л. Утгофа, желая "одернуть" Галкина, председатель Комуча В.К. Вольский составил проект обращения к народу против военного министра. "Нечаянно" оно было доставлено именно Галкину, который сам же и распространил это обращение среди офицерства, чтобы показать ему, к каким сомнительным приемам прибегает Самарское правительство 208. Эсеры не успокоились. Следом за этим разразился скандал по поводу кадровой политики в армии. Комуч неоднократно предъявлял Галкину требования представить ему на утверждение важнейших кандидатов на командные должности, однако тот систематически их игнорировал. 16 июля, воспользовавшись тем, что Галкин в составе Самарской делегации отбыл в Челябинск, Комитет срочно произвел несколько собственных назначений, пытаясь таким образом нейтрализовать креатуры Галкина. Когда последний вернулся, он в резкой форме выразил свой протест: все назначения были немедленно аннулированы, санкционировавшему их заместителю управляющего Военным ведомством был объявлен выговор 209. Комуч попытался избавиться от своего "злого гения". 22 июля на заседании правительства был поставлен вопрос о назначении управляющего Военным ведомством – по-видимому, предполагалась отставка Галкина. Эсеры хотели заменить его более авторитетным в военном плане и политически лояльным членом "Союза возрождения России" генералом В.Г. Болдыревым. С ним были даже начаты неофициальные переговоры, но Болдырев от предложенного поста отказался. Было постановлено: решение вопроса отложить. Последний крупный скандал разразился ночью 18 августа, когда в Самаре произошел инцидент с группой сибирских офицеров, возмущенных видом красного флага над зданием Комуча. Сибиряки устроили дебош и арестовали пытавшегося урезонить их коменданта. Управляющий делами Я.С. Дворжец лично отправился к Галкину с требованием немедленно принять соответствующие меры, однако получил ответ: "Я сам неоднократно говорил, что эту красную тряпку надо убрать". Эсеры возмутились: на дневном заседании управляющему Военным ведомством было выражено неодобрение. Галкин вспылил: по выражению одной из самарских газет, "он пригрозил отставкой и так цыкнул на растерявшихся эсеров, что они сразу на другой день произвели его в генерал-майоры" 210. Соответствующий приказ Комуча N 250 последовал 24 августа 1918 г.
Помимо настроений, господствовавших в различных слоях населения и армии, для провала мобилизационных мероприятий имелась масса факторов чисто технического характера. Во-первых, неверным оказалось исходное положение о том, что призываемая в ряды армии молодежь менее всех остальных "заражена большевизмом". Полковник В.О. Вырыпаев вынужден был констатировать, что "по своему духу молодые люди оказались ничуть не лучше более старших возрастов. Более половины из них на призыв вообще не явилось, а многие из явившихся вскоре "растаяли"" 211. Проблемы с призывниками имели место почти повсеместно, но особенное удивление у властей они вызывали в городах. В Самаре митинг протеста и демонстрация призывников последовали уже 5 июля. Казанские газеты с негодованием писали о том, что молодые люди толпами ходят по городским панелям, в то время как их место в данное время на фронте 212. Во-вторых, подготовка и осуществление планов развертывания Народной армии, при всей их продуманности в центре, на местах оказались проведены из рук вон плохо. Полковник С.А. Щепихин вынужден был с горечью констатировать: "Так как на местах органы по мобилизации (Воинские присутствия и Воинские начальники) или были деморализованы, или вовсе отсутствовали, то с явкой призывных случалось много неожиданностей… Настоящего-то хозяина, который вовремя подумал бы, где всю… массу мобилизованных разместить, как ее одеть, накормить, а, главное, вооружить – не было. Если с грехом пополам хватало помещений, то обуть призывных не было никакой возможности; приходилось на занятия и вообще из казарм выводить людей в "дежурных" сапогах, остальные сидели в казармах босоногие" 213. В-третьих, немало сложностей возникало с организацией процесса обучения. С одной стороны, сказывался острый недостаток командных и инструкторских офицерских кадров, а также низкий уровень подготовки и отсутствие инициативы у большинства имеющихся. С другой, серьезные затруднения создавались нехваткой времени, отпущенного на подготовку новобранцев. Расчеты на 5-6 месяцев, достаточных для полноценного начального обучения новобранцев, событиями августа-сентября 1918 г. оказались опровергнуты. Имелись проблемы с вооружением и снабжением. П.Д. Климушкин наблюдал следующую картину: "Обучение новобранцев производилось с палками. Это обстоятельство вызвало среди них явное недовольство. "Зачем же нас созвали, – говорили они, – если нет винтовок… Что мы будем делать, если на нас нападут большевики: не палками же отбиваться от них?.." Стянув призванных в уездный пункт, Воинские начальники в некоторых уездах буквально не знали, что с ними делать – не было ни помещений, ни обмундирования, ни офицерского состава. Продержав новобранцев в городе иногда 2-3 дня, Военное ведомство снова распускало их по домам" 214. Иногда такие "призывы" повторялись по несколько раз, вызывая озлобление даже в самых лояльно настроенных представителях сельского общества. Результаты получились самые плачевные. Как отмечал И.М. Майский, "мобилизованные крестьяне и рабочие сражаться против большевиков не желали; они либо разбегались при первом удобном случае по домам, либо сдавались в плен советским войскам, предварительно перевязав своих офицеров. Как боевая единица, эти мобилизованные войска оказались никуда не годными, и Комитет в конце концов вынужден был держать их в тылу в расчете, что дальнейшая "учеба" выбьет у них дурь из головы" 215. Наконец, в четвертых, спокойно заниматься подготовкой полноценных боевых единиц из числа мобилизованных мешала напряженная обстановка на фронте: в Симбирске, Сызрани, Самаре, Казани и Хвалынске приходилось одновременно и сражаться, и готовить новые части. Так как фронт постоянно требовал пополнений, сразу же пришлось нарушить всю схему формирований и давать пополнения из мобилизованных малыми партиями. Насколько беспорядочной была эта деятельность, свидетельствует эволюция численного состава 8-го Вольского стрелкового полка (Приложение 6).
Провал мобилизации и повсеместный срыв призывной кампании заставили командование Народной армии пойти по пути принуждения. Уже по итогам первых двух недель начальник Главного военного штаба вынужден был выпустить циркуляр, где указывалось: "Часть призывных, проживающих в городе, не явились, а в особенности много не явилось из деревень, преимущественно из тех, которые прилегают к пунктам, где пока бродят красноармейские банды и волостные самоуправления не восстановлены. Предписываю на последующее время руководствоваться следующими указаниями: 1) Работы по производству призыва продлить на период времени в мере действительной надобности, в зависимости от местных условий. 2) Потребовать в городах и деревнях, находящихся вне всякой опасности…, от местных самоуправлений и комитетов полного содействия по привлечению призванных к явке и сообщению о тех, кто уклоняется. 3) Объявить, что все призванные, уклоняющиеся от явки, подлежат преданию суду по законам военного времени" 216. Принятые меры ожидаемого результата не дали: к концу июля уклонение от мобилизации приняло характер повального отказа от призыва и дезертирства. Последнее временами принимало катастрофические размеры, становясь настоящим бичом армии. Потребовались чрезвычайные меры. Население предупреждалось, что "лица, агитирующие против призыва, будут арестовываться и предаваться суду" 217. 13 августа 1918 г. последовал пространный приказ Военного ведомства о мерах по борьбе с дезертирством, предписывавший "начальникам пехотных дивизий и гарнизонов немедленно организовать особые отряды для поимки беглецов и придания их военному суду. При отряде сформировать полевой суд для разбора на месте дел о лицах, кои откажутся вернуться в армию; вместе с сим будут преданы суду семьи бежавших солдат за сокрытие дезертиров, тому же суду будут преданы и составы волостных земств, как попустители и соучастники, кои не примут мер к немедленному возвращению бежавших в свои части, кроме того, семьи этих беглецов на все время службы их лишаются установленного пайка и пособия. Означенный приказ входит в силу с 18 августа сего года. Беглецы, добровольно вернувшиеся в свои части войск до 18 августа, будут подвергнуты лишь дисциплинарному взысканию без других последствий и праволишений, указанных в сем приказе" 218. Реализация указанных положений на местах нередко приводила к крайним перегибам. Во второй половине августа Сызранским уполномоченным был отдан собственный приказ, гласивший, что "Все лица, уклонившиеся от явки на службу, а равно те, которые будут заподозрены в подстрекательстве, подговоре или ином возбуждении к уклонению от военной службы, будут преданы военно-полевому суду для суждения по законам военного времени, с применением наказаний вплоть до смертной казни" 219. По всей видимости, образованный Сызранский военно-полевой суд взялся за дело слишком рьяно. Уже вскоре злоупотребления расстрелами приняли такой характер, что 4 сентября последовал приказ Комуча N 267, согласно которому наряжалось специальное расследование его деятельности во главе с членом Учредительного собрания Н.В. Святицким 220. Помимо высшего руководства, инициатива по борьбе с дезертирством исходила от нижестоящих инстанций. В конце августа на рассмотрение Военного ведомства была представлена "докладная записка" инспектора артиллерии армии генерал-майора Клоченко, содержавшая в себе следующие соображения: "Считая, что к участию в борьбе с этим злом можно и должно привлечь само население, с моей стороны предложил бы такой способ: население сел, деревень и прочих местностей, из коих берутся по набору солдаты в отряды Народной армии, должно быть заинтересовано, чтобы их односельчане не дезертировали. Для этого надо, чтобы бежавшие и не разысканные были бы пополняемы вновь теми же местностями, но из более старых годов (так как 1897 и 1898 годы будут уже взяты, в данном случае 1895 и 1896 годы). Если это требование выполнено не будет, посылать на место небольшие отряды с одним орудием, которые в ультимативной форме предъявляли бы свои требования сельским властям… В случае отказа посылать снаряд и давать время на размышление… И в случае упорства расстреливать артиллерийским огнем означенную деревню. После одной такой карательной экспедиции об этом узнают, и дезертиров не будет" 221. Предложение генерала было принято, причем дополнительно указывалось, что стоимость выпущенных снарядов следует взыскивать с провинившейся деревни. В итоге, П.Д. Климушкин с гордостью отмечал: "Поставив своей задачей создание армии, мы в проведении этого постановления не останавливались ни перед чем, чтобы уклоняющихся от этой мобилизации заставить силой оружия идти на выполнение нашего распоряжения" 222.
На фоне разрастающегося повального дезертирства призывников офицерство нашло свой оригинальный способ уклонения от реальной службы. В условиях острого недостатка командных и инструкторских кадров, командованию Народной армии пришлось столкнуться с проблемой неконтролируемого и ничем не оправданного роста разного рода штабов. Уже в июле это явление приняло такие угрожающие размеры, что пришлось обратить на него особое внимание. Приказ по армии N 18 от 21 июля гласил: "Все способные служить в строю должны быть там. Вне строя имеют нравственное право находиться лишь способные служить в строю, уже принесшие на алтарь Отечества свои силы и здоровье. Всякому уклонению от строя под тем или иным предлогом должен быть положен предел навсегда" 223. Принятые меры ни к каким конкретным изменениям не привели. К началу сентября положение иногда доходило до абсурдной ситуации, когда штаб своей численностью превышал реальную численность части. С.П. Мельгунов приводил такой факт: "…молодой капитан, начальник одного из управлений армии, имел штаб в 65 человек и почти никакого имущества" 224. При всем том, крайне скудное материально-техническое обеспечение мобилизованных частей существовало на фоне, когда, по словам В.Г. Болдырева, Народная армия в техническом плане была обеспечена "всем, из чего можно было бы создать выгодные условия борьбы, даже без особого расчета на внешнюю материальную помощь, которая в это время была чрезвычайно слаба" 225. В занятом к середине августа районе находились большие склады боевого снаряжения, оружия, взрывчатых веществ, техники и интендантского снабжения. В Симбирске войсками Народной армии был взят эвакуированный сюда инженерный парк прежней Русской Императорской армии; в Казани в ее ведение перешли громадные склады артиллерийского, инженерного, интендантского и санитарного имущества. Помимо этого, в регионе располагались такие крупные оборонные предприятия, как Иващенковский, Ижевский и Воткинский оружейные заводы, а также эвакуированные в Поволжье в годы 1-й мировой войны Симбирский и Казанский патронные. При всех выгодах положения, работа учреждений полевого интендантства была крайне неэффективной, и система снабжения была поставлена из рук вон плохо. По воспоминаниям П.П. Петрова, "когда при наших успехах захватывалось имущество, необходимое для новых формирований, ни разу не было сделано энергичного шага для того, чтобы немедленно же взять его в свои руки для использования в общих интересах, а не только в интересах захвативших, иногда вовсе не нуждающихся. В результате часто возвещалось о захвате значительного имущества, а для формируемых частей ничего нельзя было вытянуть" 226.
ОТ КАЗАНИ ДО УФЫ
24 августа 1918 г. подполковник генштаба В.О. Каппель приказом Комуча N 254 производится в полковники. Взятие Казани явилось последним громким успехом Народной армии. К концу августа 1918 г. "территория Учредительного собрания" простиралась на Самарскую и Казанскую губернии и часть Уфимской и Симбирской. Боевой фронт армии протянулся через Казань, Симбирск, Сызрань, Хвалынск и Вольск; у Балакова он переходил на левый берег Волги и через Николаевский железнодорожный узел соединялся с фронтом Уральских казаков. Новый план, разработанный В.О. Каппелем, предполагал, сковав противника активной обороной под Казанью, нанести внезапный удар на правом берегу Волги по Свияжску, высадив с этой целью десант у Нижнего Услона. В случае успеха следовало продолжить наступление на запад в направлении на Нижний Новгород (порядка 170 верст от Казани) и далее на Москву (300 верст). 27 августа образованная из бригады Особого назначения ударная группа выступила из Казани. Вскоре ей удалось овладеть Свияжском, где была проведена мобилизация мужского населения; из Казани на помощь были выслан правобережный отряд капитана Кутльватра в составе 2-го офицерского батальона и батальона 1-го Казанского регулярного полка, которому за проявленные стойкость и мужество приказом по Северной группе N 40 от 4 сентября была объявлена благодарность полковника Степанова 227. Несмотря на первоначальный успех, в первых числах сентября операцию пришлось срочно сворачивать. Подавляющее превосходство противника в силах (как вспоминал полковник В.О. Вырыпаев, "мобилизованные батальоны… сначала шли хорошо, но потом, попав под огонь, смешались – они еще никогда не были в бою и даже на маневрах – и внесли беспорядок") 228, а также неустойчивое положение фронта заставили группу Каппеля отойти обратно к Нижнему Услону, откуда после упорной четырехдневной обороны последовал новый перевод в Симбирск. Стратегически такие "метания" мало что давали, изматывая одну из наиболее боеспособных частей Народной армии. Насколько бедственным было состояние бригады Особого назначения, свидетельствует рапорт командира 4-й роты 2-го Самарского полка, поданный командиру полка 5 сентября: "Доношу, что недовольство и ропот как мобилизованных, так и добровольцев достигли максимума. Ропщут главным образом на то, что жалование им еще не выплачивалось за июнь, июль и август, кроме того, белья нижнего не получали тоже месяца полтора, а посему не были столько времени в бане. Тело всех солдат до того грязно, что завелась масса насекомых… Люди ходят в рваных сапогах и ботинках на босу ногу, так как пара портянок, выданных на параде, износилась. Доношу, что ежедневно просятся в околоток больных до 15 человек. Моральное состояние людей таково, что я не могу поручиться за то, что в одну из последних тревожных ночей в состоянии буду удержать изнервничавшихся; даже на старых солдат нет надежды. Все просят усиленно смены, жалуясь на почти трехмесячное беспрерывное действие" 229.
К началу сентября наступательный порыв Народной армии окончательно выдыхается: Северная группа останавливается под Свияжском, Хвалынская – под Николаевском. С началом 5 сентября 1918 г. общего наступления советского Восточного фронта основные бои развертываются вокруг Казани и прилегающих районов, где противнику удалось добиться почти четырехкратного превосходства. В самой Казани насчитывалось порядка 5000 штыков и сабель при 46 орудиях и 160 пулеметах 230. Обстановка в осажденном городе была крайне напряженная. С одной стороны, внутренняя стабильность оказалась нарушенной подавлением вспыхнувшего 3 сентября восстания рабочих. С целью пресечь аналогичные инциденты в будущем, начальник гарнизона генерал-лейтенант Рычков вынужден был отдать приказ, предупреждавший, что "в случае малейшей попытки каких-либо групп населения и в частности рабочих вызвать в городе беспорядки…, по кварталу, где таковые произойдут, будет открыт беглый артиллерийский огонь…" 231. С другой стороны, серьезно затрудняло правильную организацию обороны отсутствие твердого единоначалия в руководстве. Общее командование находилось в руках командующего Северной группой полковника А.П. Степанова; в состав войск группы входили также части Казанского гарнизона и формирующегося Казанского корпуса, однако ни штаб корпуса во главе с генералом Рычковым, ни чехословацкие части, ни оперировавшая здесь бригада Каппеля ему подчинены не были. Степанов неоднократно телеграфировал об этом в Самару, указывая, что в этих условиях не может в полной мере отвечать за успешную защиту города, но ответа так и не получил 232. Положение еще более осложнялось крайней малочисленностью боеспособных войск: находившийся в городе Б.В. Савинков мог наблюдать, что "мобилизованные… крестьяне, необученные, не бывавшие никогда в огне и не подчиненные строгой дисциплине, сражались плохо или не сражались вовсе. Защищали Казань… в сущности, одни офицеры и добровольцы" 233. Ощутимый недостаток собственных сил заставил командование Северной группы прибегнуть к чрезвычайным мерам. 7 сентября председателям квартальных комитетов был разослан приказ полковника А.П. Степанова, предписывавший немедленно собрать всех проживающих в городе граждан, способных носить оружие и согласных встать в ряды создающегося Городского ополчения 234. Начальником участка фронта, планировавшегося оборонять с их помощью, назначался полковник А.П. Перхуров. По его мнению, "ни по силам, ни по возрасту приведенные на участок люди боевой ценности не представляли. Большинство из них впервые держало в руках винтовку – это была та категория людей, которых Степанов хотел призвать в последнюю минуту и только для непосредственной защиты города. Не только офицеров, но и унтер-офицеров или отбывавших воинскую повинность в строю среди прибывших не было. С большими осложнениями пришлось распределять людей для занятия участка и растолковывать их обязанности… Из 1200-1500 дружинников к следующему утру осталось на участке 900-1000 человек. Многие разбежались после взрыва снарядов от зажженных артиллерией противника пристаней, а многие просто ушли. Артиллерии у меня на участке не было" 235. В сложившихся условиях дать серьезного сражения не удалось. С 10 на 11 сентября под натиском с трех сторон Казань была оставлена. Отступление проводилось двумя колоннами: левой (Южной) – в направлении на Лаишев, и правой (Восточной) – на Мензелинск. Левая колонна, согласно Перхурову, состояла из перемешавшихся остатков более 20 различных частей Северной группы, управление которыми было сильно затруднено. Боевую организацию на фоне разгрома продолжали поддерживать лишь остатки 2-го и 3-го Казанских офицерских батальонов и Уржумского партизанского отряда, в которых еще сохранялись командиры, хозяйственная часть и обозы. В результате реорганизации они были временно сведены в Казанскую стрелковую бригаду в составе 2-го и 3-го Казанских и Уржумского полков с легким дивизионом артиллерии 236. Некоторое время бригада, как наиболее боеспособная часть, прикрывала у деревни Епанчино переправу остальных войск через реку Кама, а затем походным порядком добралась до станции Нурлат Волго-Бугульминской железной дороги, где в ее состав были включены 1-й Казанский стрелковый полк, штабной кавалерийский полуэскадрон и телеграфная рота. Здесь прежняя организация частей была несколько восстановлена, и А.П. Перхуров возглавил 1-ю Казанскую дивизию, приняв ее у генерал-лейтенанта Панова; в полках в это время насчитывалось по 250-450 штыков, в дивизионе – 11 орудий 237.
Падение Казани поставило под удар Симбирск. Для защиты города были сосредоточены 1-й и 2-й Самарские, 9-й Ставропольский, 21-й и 22-й Симбирские, 24-й Буинский стрелковые полки, 1-й Симбирский инструкторский и Магометанский батальоны, 6-й Симбирский конный полк, Сербский отряд, 4 легкие и 3 тяжелые батареи, 2 броневика, 3 аэроплана 238. Несмотря на внушительное количество задействованных частей, численность их была незначительной. Полки 1-й стрелковой дивизии были ослаблены выделением части сил под Казань, остальные – в массе своей неполного состава, большею частью из необученных призывников. Перейдя в наступление 9 сентября в районе Буинска, противник уже к 11 сентября сумел отбить все контратаки, перерезать железную дорогу Симбирск – Казань и тракт Сызрань – Симбирск, прижав оборонявшихся к Волге. 12 сентября город был оставлен. Упорные попытки подошедшей от Казани бригады В.О. Каппеля в период с 18 по 24 сентября вернуть город успехом не увенчались. Примкнув к отступающим, Каппель объединил наличные силы в составе Сводного корпуса (начальник штаба капитан Л.Л. Ловцевич), куда вошли Сводная Самарская (полковник Вишневский; 1-й и 2-й Самарские полки бригады Особого назначения и 1-й и 2-й Самарские полки 1-й Самарской стрелковой дивизии) и 6-я Симбирская стрелковая (полковник Шмидт) дивизии, чехословацкие батальоны капитанов Гассаля и Моравца и группа капитана Кузельвашера; из артиллерии имелись 1-я и 2-я Симбирские легкие, 1-я и 5-я Самарские легкие, Уфимская тяжелая, Самарская и Симбирская гаубичные и Отдельная конная батареи – всего 21 орудие 239. Показателем, насколько серьезными были силы корпуса, может служить пример 6-го Симбирского конного полка, в составе которого на 20 сентября числилось 12 офицеров и 38 солдат, 13 лошадей и из вооружения 38 винтовок, 10 шашек и 10 сабель 240. С потерей Симбирска предполагалось закрепиться в районе Ставрополя Волжского, однако вследствие постоянного давления противника войска вынуждены были продолжить отход в направлении на Мелекес, имея задачей выход в район Бугульма – Уфа вдоль Волго-Бугульминской железной дороги. Одновременно катастрофа на северном направлении привела к резкому ухудшению ситуации на юге. Уже 26 августа командование Хвалынской группой утверждает план проведения мобилизации выступавшего наиболее последовательным противником большевиков населения Новоузенского уезда. Ее было решено проводить в два этапа: в первую очередь призвать лиц, родившихся в 1894-1898, во вторую – в 1899-1893 гг.; первым днем мобилизации назначалось 5 сентября 241. Несмотря на судорожные попытки остановить наступление противника, 12 сентября был оставлен Вольск, за которым вскоре последовал Хвалынск. Оборонявшие их части 2-й стрелковой (Сызранской) дивизии начали стягиваться к Сызрани.
Последствия сентябрьского разгрома и начавшегося общего отступления оказались роковыми, сделав процесс разложения Народной армии необратимым. Оставление основных территорий, сопровождавшееся огромными потерями, чрезвычайно негативно сказывались на настроении войск. Представленный 19 сентября 1918 г. доклад управляющего Военным ведомством констатировал: "За последнее время в связи с последними событиями под Казанью и Симбирском особенно участились случаи дезертирства солдат из действующих на фронте боевых отрядов и расположенных в тыловых городах частей. Местами такое бегство принимало стихийный характер, превращая войсковые части в лишенные всякого боевого значения небольшие кучки людей. Так, за неделю с 10 сентября только лишь из расположенных в Самаре частей Самарской стрелковой дивизии бежало 995 солдат. За все время с начала мобилизации из этой дивизии дезертировало 1950 человек. Дезертиры уносили с собою выданные им: обмундирование, оружие, тюфяки, конную амуницию; и даже уводят с собою казенных лошадей" 242. Кроме того, в армии участились случаи открытого неповиновения. 8 сентября два полка, расположенные в Самаре, отказались выступить на фронт. Для их усмирения пришлось вызвать 3 броневика, пулеметную команду и кавалерию – солдаты вынуждены были сложить оружие лишь под угрозой расстрела. 18 сентября, невзирая на угрозу расстрела, отказался выступить целый эшелон войск. Частыми были сообщения о расстрелах за дезертирство расквартированного в Самаре 14-го Уфимского полка, где часто отмечались случаи большевицкой агитации. С особенной жестокостью было подавлено выступление состоявшего преимущественно из рабочих 3-го Самарского полка, поводом для которого явилась неудачная попытка в этом полку и в 1-м Георгиевском батальоне освободить с гауптвахты арестованных за дезертирство сослуживцев. Как вспоминал находившийся в это время в городе генерал С.Н. Люпов, из строя был вызван и расстрелян каждый третий; позднее за отказ выступить на фронт здесь было расстреляно еще 900 новобранцев 243. Комуч судорожно пытался исправить положение с помощью репрессивных мер. В 20-х числах сентября последовал его приказ N 281 об учреждении Чрезвычайного суда из четырех лиц: от чехословацких войск по назначению Командующего Поволжским фронтом, от Народной армии по назначению Управляющего Военным ведомством, от Военно-судебной части Военного ведомства и от Ведомства юстиции. В компетенцию суда входило рассмотрение дел по обвинению в преступлениях, которые "представляются настолько очевидными, что не требуют предварительного следствия": 1) восстания против существующей власти, подстрекательство к бунту и мятежу; 2) сопротивление военной власти; 3) нападение на воинские части Народной армии или союзнические войска, истребление или расхищение военного имущества, повреждение или разрушение предприятий, работающих на оборону; 4) умышленная порча или разрушение путей сообщения, телеграфов и телефонов; 5) государственная измена; 6) шпионаж, 7) покушение на насильственное освобождение арестантов; 8) призыв к неисполнению распоряжений гражданской и военной власти; 9) призыв к уклонению от военной службы или от участия в военных действиях; 10) умышленный поджог; 11) злонамеренное распространение ложных слухов, могущих создать панику среди населения или вызвать беспорядки и народные волнения. Признанные виновными в совершении означенных преступлений приговаривались к смертной казни 244.
Результат от ужесточения наказаний в условиях всеобщего развала оказался минимальным. Более того, паралич правительственной и военной власти привел к постепенному отпадению от Комуча последней его опоры в лице фронтового офицерства и добровольцев. Тревожные симптомы в полную силу проявились уже в начале сентября, когда после оставления Казани ввиду беспокойного состояния войск полковник А.П. Степанов созвал собрание офицеров под председательством начальника штаба Северной группы генерал-лейтенанта Ю.Д. Романовского, на котором было единодушно выработано ультимативное заявление Самарскому правительству. В этом документе указывалось, что падение Казани нанесло сокрушительный удар по авторитету власти Комуча, и дальнейшее пребывание его у власти приведет к новым катастрофам. Комуч не способен олицетворять великие национальные задачи восстановления государства и должен передать власть одному военному лицу, в руках которого сосредоточится вся полнота гражданской и военной власти 245. Предпринять ответных мер Комуч не успел, ибо Степанов, передав командование А.П. Перхурову, выехал в Сибирь. Его примеру последовали многие. Удерживавший фронт в районе Елабуги полковник В.М. Молчанов передавал свои наблюдения за отступлением в районе Камы: "После Казани офицерство перестало верить в возможность при существующем правительстве что-либо сделать и удирало туда, где, по слухам, было лучше. Слишком много вынесли обид, огорчений при правительствах демократических… Так думало большинство офицерства, и, мне кажется, никто не сможет упрекнуть его за это. Не слабые духом уходили в тыл, а во многих случаях убежденные, что они делают как лучше" 246. Иногда сознательный выбор делали целые части. Примером отношения к властям может служить 1-й Казанский конный полк полковника Нечаева, который отделился от общей колонны отступающих и, вопреки категорическим приказам В.О. Каппеля, остро нуждавшегося в кавалерии, по собственной инициативе двинулся в Челябинск, занятый войсками Сибирской армии.
Каппель и его изрядно потрепанные части стремились к Уфе. На фоне общего развала армии единственным районом, где сохранялась относительная стабильность, оставался лишь Уфимский. В задачу находившихся здесь войск входило обеспечение района с севера, со стороны устья реки Белой. Попытки противника развить наступление на этом направлении предпринимались трижды. Первая – 19-20 августа в районе Трехречья, вторая – 29 августа у станции Инглино и третья – 3 сентября на переправе через реку Уфимка у Красной Горки. Все они были отбиты, однако уфимские части при этом понесли настолько серьезные потери, что выделение помощи на Симбирском или Самарском направлениях уже не представлялось возможным 247. Для того, чтобы обеспечить тылы отступающей в направлении Уфы Народной армии, 30 сентября 1918 г. здесь был образован Уфимский армейский корпус, на формирование которого были обращены все части Народной армии Уфимского района. Штаб формирования частей Народной армии Уфимской губернии реорганизовывался в штаб корпуса. В его состав были включены 4-я стрелковая (Уфимская) дивизия генерал-майора Тиманова и вновь образованная Сводная Уфимская дивизия (начальник – полковник Пронин, начальник штаба – ротмистр Соболев) в составе 29-го Бирского (развернут из Бирского отдельного стрелкового батальона капитана Ларионова), 30-го Михайловского (сформирован в селе Аскино из числа добровольцев-крестьян этой волости; командир полка – штабс-капитан М. Старов; офицерские кадры были выделены дислоцировавшимся здесь 29-м Бирским полком), 31-го Стерлитамакского (развернут из Стерлитамакского отдельного стрелкового батальона капитана Воробьева) и 32-го Прикамского (развернут значительно позднее из повстанческих отрядов Прикамья) стрелковых полков. Командиром корпуса назначался генерал-лейтенант С.Н. Люпов, начальником штаба – Генерального штаба полковник Ф.А. Пучков 248. В рассматриваемое время его создание так и осталось незавершенным. Как вспоминал П.П. Петров, "формирование задерживалось недостатком снабжения и к моменту оставления Самары не могло быть закончено: "корпус" не представлял корпуса, а был лишь его скелетом; все же это было удачнее формирования в районе Самары…" 249.
Упоминавшийся 32-й Прикамский полк занимал в Сводной Уфимской дивизии и вообще в корпусе совершенно особое и самостоятельное место. История его возникновения относится к августу 1918 г., когда с ростом антибольшевицкой борьбы на Средней Волге в Прикамье начинает создаваться сеть повстанческих отрядов. Детонацию вызвали известия о занятии Казани и восстании на Ижевском и Воткинском заводах. За короткий отрезок времени у слияния рек Уфы и Камы возникают Алпашская дружина (2 роты по 80 человек из числа крестьян-добровольцев и 1 татарский эскадрон в 40 человек Алпашской волости Уфимской губернии), а также ряд отрядов смешанного состава: Сокольский (540 человек), Мензелинский (480 человек) и Мамадышский штабс-капитана Калашева (500 человек). До определенного времени эти отряды существовали совершенно автономно, снабжаясь и пополняясь за счет местного населения и выполняя частные задачи по охране своих волостей и населенных пунктов. На правах Командующего войсками формально состоял капитан 2 ранга Федосьев, дислоцировавшийся в Сарапуле. Наиболее крупный центр формирований рассматриваемого района находился в Елабуге, где были сосредоточены формирующиеся 1-й (600 штыков при 6 пулеметах) и 2-й (офицерский кадр) Елабужские пехотные полки, 1 батарея (1 орудие), а также Чистопольский отряд поручика Михайлова (60 человек). Отсутствие твердого единоначалия приводило к беспорядочности осуществляемых мероприятий; объединяющая роль была возложена на командира Алпашской дружины подполковника В.М. Молчанова, назначенного на должности Командующего сухопутными войсками района Соколки – Елабуга и начальника гарнизона города Елабуга. Приступив к выполнению своих обязанностей, Молчанов объединил все наличные силы в составе 1-го Елабужского полка (штабс-капитана Кирсанова), доведя его численность до 2000 человек (из них 700 вооруженных), а также сумел снестись с восставшим Ижевском 250. В результате установления связи с Самарским правительством Елабужский отряд был включен в состав формирующегося Уфимского корпуса и подчинен штабу Сводной Уфимской дивизии, располагавшемуся в тот момент в Бирске. Предложение о проведении в освобожденных волостях Вятской губернии населения в возрасте от 18 до 45 лет было отвергнуто без объяснения причин телеграммой за подписью Галкина и Лебедева. Несмотря на это, в течение всего сентября войска Елабужского уезда, достигшие 6000 человек, продолжали собственными силами удерживать фронт на линии Елабуга – Мамадыш – Вятские Поляны – Набережные Челны. В конце сентября под давлением превосходящих сил противника отряд вынужден был оставить Елабугу и начать отход через Каму в районе Набережных Челнов. Из Бирска была поставлена задача продолжать отступление в направлении на Мензелинск – Бирск самостоятельно, ибо до ближайшей Симбирской группы полковника Каппеля было порядка 250 верст. Одновременно для поддержки Молчанову был прислан батальон 13-го Уфимского стрелкового полка и подчинен гарнизон Мензелинска, насчитывавший 1 батальон в 400 штыков при 2 пулеметах, во главе с подполковником Курушкиным. После ряда боев, сводному отряду удалось закрепиться в районе Асянова, где он переформировался в 32-й Прикамский полк, Елабужский, Сокольский и Мензелинский отряды составили соответственно 1-й (580 штыков, 20 сабель, 6 пулеметов), 2-й (540 штыков, 30 сабель, 6 пулеметов) и 3-й (480 штыков, 20 сабель, 6 пулеметов) батальоны, а также конную разведку (120 сабель), пулеметную команду (12 пулеметов), Прикамскую батарею (2 орудия), интендантство, перевязочный пункт и отрядный лазарет – всего около 2000 человек. Сюда же были подтянуты оставшиеся части 13-го Уфимского полка во главе с капитаном Карповым, а также Уфимская легкая батарея – после чего сводная бригада под общим командованием Молчанова была отведена на позиции в район Бирска, установив конную связь с отступающими частями Каппеля 251.
По состоянию на 1 октября 1918 г. Волжский фронт Народной армии включал в себя Мензелинское, Симбирское, Ставропольское, Сызранское, Инзенское, Кузнецкое, Хвалынское, Саратовское, Оренбургское, Актюбинское и Уральское направления 252. Основные соединения Казанской группы продолжали отступление в направлении на Лаишев – Чистополь. Согласно рапорту А.П. Перхурова, положение их было крайне тяжелым. "Общая численность состоящих в моем распоряжении строевых частей и отрядов вспомогательного назначения, – писал он, – около 3600 человек… Из этого числа около 2700 человек строевых, а из них штыков не более 1500; остальные пулеметчики, артиллеристы, кавалеристы, команды связи и т.д. Кроме офицеров, юнкеров и части добровольцев остальные люди требуют серьезной работы…" 253. Его дополнял в своих воспоминаниях полковник Ф.Ф. Мейбом: "Ряды… дивизии таяли с каждым днем, и из крупного состава добровольцев очень немногие оставались в строю. Полки доходили до 140-160 штыков, батальоны до 40 штыков, роты до 10-15 штыков… Добровольцы до предела устали и часто голодали… Красные шли за нами по пятам и не давали нам возможности оторваться от них хоть на один день… Пополнения живой силой мы не получали, снаряжение, обмундирование и продовольствие тоже не доставлялись. Мяса мы не видели месяцами, пользовались тем, что с боем отбирали у противника" 254. Первоначально предполагалось стянуть все имеющиеся в наличии казанские части в район Бугульмы, где в это время находился штаб Казанского корпуса, и здесь в относительно спокойных условиях попытаться восстановить нормальную организацию. Обстановка на фронте заставила внести коррективы: телеграммой от 1 октября 1918 г. генерал Рычков извещался, что 1-я Казанская дивизия поступает в подчинение полковника Каппеля; остатки прочих частей предлагалось свести в полк, из офицеров образовать кадры для будущих пополнений. 5 октября штаб корпуса был переведен в Миасс 255.
Положение частей Сводного корпуса В.О. Каппеля, отступавшего в направлении Бугульма – Уфа, мало чем отличалось от Казанского отряда. Полки Симбирской дивизии сократились до 200 штыков, но особенно бедственным было состояние бригады Особого назначения (Отдельной Самарской). 26 сентября старший врач 2-го полка Храмцов подал рапорт на имя Каппеля, где с отчаянием писал: "Доношу, что в частях вверенной вам бригады наблюдается явление крайней переутомленности. Среди солдат большинство полубольные и значительный процент больных, нуждающихся в серьезном лечении и отдыхе. Причины этого – постоянные переходы и бои, плохая пища, недостаток обуви…, отсутствие смены белья и бани… Постановка медицинской помощи находится в тяжелейшем состоянии: не хватает ни персонала, ни медикаментов, совсем нет перевязочных средств…" 256. Получив 24 сентября ориентировку из штаба фронта о подчинении Казанской дивизии, Каппель вынужден был задержаться и дать бой у Мелекеса, позволяя дивизии беспрепятственно пройти у Лаишева и сосредоточиться у станции Нурлат. В итоге, к 3 октября из Казанских, Симбирских и Самарских формирований была образована сводная Симбирская группа войск, боевой состав которой включал в себя следующие части и соединения (Приложение 7). Пехота: 6-я Симбирская и 1-я Казанская стрелковые дивизии, Самарская отдельная бригада, 9-й Ставропольский стрелковый полк, Уржумский и Казанский и казачий (атамана Свешникова) отряды. Артиллерия: 1-й Казанский легкий артдивизион, 1-я и 5-я Самарские, 1-я и 2-я Симбирские легкие, Самарская и Симбирская гаубичные, Самарская и Казанская конные батареи. Кавалерия: Оренбургский казачий полк, Самарский уланский дивизион, конные отряды полковника Нечаева и сотника Копьева. Технические части: Самарская и Симбирская инженерные, железнодорожная, телеграфная и саперная роты. Общая численность войск составляла 4460 штыков и 711 сабель при 140 пулеметах, 24 тяжелых и 5 легких орудиях 257. Войскам группы была поставлена задача сдерживать наступление противника на Бугульму со стороны Чистополя, для чего в распоряжение командира Конного отряда полковника Нечаева выделялись 6-я стрелковая (Симбирская) дивизия и 1-я Казанская стрелковая бригада во главе с полковником Перхуровым. После того, как находившийся здесь 1-й чехословацкий батальон по приказу своего командования оставил город и отошел в тыл, русские части переправились через реку Ик (приток Камы), где присоединился к остальным частям Симбирской группы 258.
Потеря районов Казани – Симбирска на севере и Вольска – Хвалынска на юге привели к тому, что единственный продолжавший удерживаться район Сызрани – Самары оказался под ударом одновременно с трех сторон. Основное внимание противника сосредоточилось на овладении Сызранью, удерживаемой силами 2-й стрелковой дивизии полковника А.С. Бакича. Наступление на этом направлении было начато 14 сентября; к 27 сентября противник вышел на подступы к городу. Приближение его к железной дороге Самара – Сызрань и районам Иващенково и Батраков создало угрозу окружения, вынудив Бакича 3 октября оставить город и начать беспорядочное отступление к Самаре. Начальником обороны столицы "территории Учредительного собрания" первоначально был назначен генерал-лейтенант Трегубов, однако за бездеятельность он был сменен полковником Ф.Е. Махиным. Помимо подтягивающихся частей разгромленной 2-й дивизии, для защиты города были сосредоточены различные части 1-й и 3-й стрелковых дивизий, а также 1-й Чехословацкой дивизии – общей численностью около 6500 штыков, 3300 сабель при 35-45 орудиях и 120 пулеметах 259. Несмотря на достаточность имеющихся войск в количественном отношении, их моральное состояние и боевой дух не оставляли никакой надежды на благоприятный исход дела. Размеры дезертирства поражали воображение. Чешский офицер В. Найбрт в своем дневнике записывал свои наблюдения: "Две роты уфимцев… численностью в 400 человек ехали на фронт. До Самары доехала половина из них, а до фронта – лишь 120 человек. При отходе у Батраков солдаты Волжского полка бросили оружие, переоделись в гражданское платье и смешались с беженцами. Русская саперная рота, которая должна была сооружать у Батраков проволочные заграждения, собралась и двинулась по домам, убеждая и наших, чтобы они бросили фронт. 10 сентября в критический момент русские части покинули 9-ю роту 4-го полка. У Безенчука разбежался русский батальон. 2-й полк жалуется, что наполовину разбрелся русский Георгиевский батальон" 260. Ту же картину рисовала справка штаба 1-й Чехословацкой дивизии, где отмечались следующие факты: "Из батальона Ставропольского полка, насчитывавшего 400 человек…, на фронт пришло 250… Из 130 бойцов офицерского батальона… до фронта дошло 30… Русские части при первых же выстрелах обращаются в бегство. За незначительным исключением, им не может быть доверена самостоятельная задача. Всюду, где они были, неприятель имел возможность прорвать фронт" 261.
Как вспоминал И.М. Майский, внутри осажденного города творился невообразимый хаос: "наряду с эвакуацией происходила спешная мобилизация всех наличных боевых сил… Была устроена новая специальная запись добровольцев. Эсеры сформировали партийную боевую дружину, в которую вошли не только мужчины, но и значительное число женщин… Меньшевики тоже решили было создать свою боевую дружину, но… не сумели осуществить своего намерения. Дня за три до падения Самары был издан приказ о мобилизации всего мужского населения для охраны города, но это было последним отчаянным жестом погибавшей власти и не имело никаких реальных последствий" 262. 7 октября Самара была оставлена. Отступление производилось двумя колоннами: основные силы двинулись вдоль Самаро-Златоустовской железной дороги в направлении на Бугуруслан и далее на Уфу, в середине октября в районе станции Чишма примкнув к остальным войскам Народной армии 263. Колонна полковников А.С. Бакича и Ф.Е. Махина самостоятельно двинулась в направлении на Бузулук и далее на Оренбург, где оперировала 5-я стрелковая (Оренбургская) дивизия. Состав последней, сохранившейся в качестве вполне полноценного соединения, на 1 октября выглядел следующим образом (Приложение 8): 16 штаб-офицеров, 900 обер-офицеров, 1270 унтер-офицеров, 9560 рядовых при 120 пулеметах и 20 орудиях, на фронте из этого числа находилось 370 офицеров и 4780 солдат 264. Прибыв сюда в 20-х числах октября, 2-я дивизия образовала Отдельный отряд Народной армии под командованием полковника Ф.Е. Махина, действовавший на Самарском фронте в составе войск Оренбургского военного округа 265. Насколько необратимым сделался развал отступающих войск, свидетельствовал рапорт А.С. Бакича, который сообщал: "Дивизия, как боевая единица, не жизнеспособна и совершенно расстроилась как морально, так и численно. Последнее – результат того, что мобилизованные почти поголовно ушли из рядов частей: сызранские и хвалынские – на правом берегу Волги, бугурусланские и бузулукские – за Кинелем. Остались почти исключительно добровольцы и небольшая часть мобилизованных из других районов… Оставшиеся в частях добровольцы, составляющие теперь главный контингент, все чаще и чаще заявляют, что срок их службы кончился и они должны быть уволены… Продолжительное нахождение частей на территории с определенно большевицкими настроениями крайне разлагающе действует на войска, учащаются противодисциплинарные выступления как отдельных лиц, так и частей и команд… Численный состав полков дивизии в настоящее время: в 5-м стрелковом полку осталось около 200 человек, в 6-м – 60-70 человек, в 7-м – около 100 человек" 266.
* * *
Сентябрьский разгром, решительно подорвавший позиции Комуча, одновременно способствовал форсированию процесса политической интеграции в регионе. В наметившемся процессе основную роль были призваны сыграть обладавшие наибольшим политическим и военным потенциалом Комуч и его антипод – Временное Сибирское правительство, которые в результате воздействия ряда внутренних и внешних факторов уже с июля 1918 г. определились в качестве лидеров двух основных антагонистических направлений антибольшевицкого движения на Востоке России. Непримиримость позиций обеих сторон, проявившаяся в ходе Челябинских межправительственных совещаний июля-августа 1918 г., в сентябре была смягчена острой военной необходимостью. По воспоминаниям К.И. Гоппера, к исходу сентября войска Народной армии, "ведя непрерывные бои…, находились в самом печальном положении; они не получали никакого довольствия, были в изорванной одежде и обуви; патроны имели только тогда, когда удавалось отбить их у красных; не имели совершенно медикаментов; солдаты и офицеры несколько месяцев не получали жалования; от страшного утомления и недоедания появились тиф и цинга" 267. Начальник 2-й стрелковой (Сызранской) дивизии генерал-майор А.С. Бакич в перерыве между боями докладывал следующее: "При настоящих условиях и настоящем состоянии частей они к бою непригодны и стоят на позиции потому, что пока нет натиска противника" 268. В довершение всех бед, понесенное на Волге поражение постепенно раскололо сложившийся союз волжан и чехов. Начались взаимные обвинения в стремлении уклониться от боя и спрятаться за спиной соседа. Виновниками всех неудач и поражений на фронте чехи считали "белых", а те – чехов. Иногда на отдельных направлениях оказывалось невозможным давать задачи для совместных боевых действий Народной армии и чехословацких войск. Естественным результатом явилось открытое проявление недовольства офицерскими кругами Народной армии. Авторитет Самары упал катастрофически низко; как вспоминал И.М. Майский, "красные войска неудержимо надвигались, а нам нечем было их отражать. Чехи устали от непрерывных четырехмесячных боев и… требовали отдыха. Добровольческие отряды были сильно потрепаны и слишком незначительны для того, чтобы сдержать наступление большевиков. Посланные на фронт мобилизованные части совершенно отказывались сражаться и либо сдавались в плен, либо разбегались по домам" 269. Командиры частей и соединений в один голос твердили о необходимости создания твердой государственной власти в регионе. Среди них был и голос В.О. Каппеля. Один из вероятных кандидатов в члены нового правительства, генерал В.Г. Болдырев подчеркивал, что Каппель "от имени измученной непрерывными походами и боями армии, почти ультимативно заявил мне о необходимости немедленного общего политического объединения" 270. Демонстрация офицеров гарнизона Уфы, где должно было проходить намеченное на 8 сентября 1918 г. Государственное совещание, действовали еще решительнее. Н.А. Галкин рассказывал, что накануне приезда в город делегации Комуча они сняли форму Народной армии и надели форму Сибирской, встречая в таком виде свое Самарское правительство. "Когда я собрал, помню, общее собрание офицеров в Уфимском гарнизонном собрании, то у меня было такое впечатление, что я оттуда живым не выйду, – такое настроение было против Комуча", – писал он 271.
Решающее значение для военно-политического объединения в регионе имело проходившее в сентябре 1918 г. Государственное совещание в Уфе, закончившееся 23 сентября 1918 г. передачей функций верховной власти образованному на коалиционных началах Временному Всероссийскому правительству (Директории). Внимание нового правительства изначально оказалось прикованным к остро стоявшей проблеме объединения и последующей реорганизации всех имевшихся на тот момент к востоку от Волги вооруженных сил прежних правительственных образований в структуре единой Российской армии, подчиненной центральной власти и назначаемому ею Верховному главнокомандующему. Программа военного строительства, сформулированная в "Акте об образовании Всероссийской Верховной власти", предусматривала: "1) Воссоздание сильной, боеспособной, единой Российской армии, поставленной вне влияния политических партий и подчиненной, в лице ее высшего командования, Всероссийскому Временному правительству. 2) Полное невмешательство военных властей в сферу гражданского управления, за исключением местностей, входящих в театр военных действий или объявленных указами правительства на военном положении, когда это вызвано крайней Государственной необходимостью. 3) Установление крепкой воинской дисциплины на началах законности и уважения к личности. 4) Недопустимость политических организаций военнослужащих и устранение армии от политики" 272. Кандидатура будущего Главковерха обсуждалась еще в ходе встречи в Уфе. Подавляющее большинство политиков сходились на фигуре присутствовавшего на заседаниях от имени "Союза возрождения России" генерала В.Г. Болдырева, в пользу которого говорили политическая лояльность и огромный военный опыт. 24 сентября 1918 г. указом Директории N 2 за подписью членов Директории Н.Д. Авксентьева, В.М. Зензинова и В.В. Сапожникова, "члену Временного Всероссийского правительства Генерального штаба генерал-лейтенанту В.Г. Болдыреву вручается Верховное Главнокомандование всеми Российскими вооруженными силами" 273. Соответственно, в тот же день генерал издал свой первый приказ N 1, где заявил о вступлении в должность Верховного главнокомандующего "всеми русскими сухопутными и морскими вооруженными силами России" 274.
Приступая к исполнению своих обязанностей, Болдырев начал с образования единой системы командования. Вместо прежних многочисленных структур решено было сформировать Штаб Верховного главнокомандующего, начальником которого приказом N 3 от 25 сентября 1918 г. назначался генерал-лейтенант С.Н. Розанов 275. Первые назначения последовали уже 27 сентября 1918 г.: приказом N 4 при штабе Верховного Главнокомандующего были созданы Управления 1-го и 2-го генерал-квартирмейстеров (из бывших слушателей академии Генерального штаба), которые возглавили полковники Сыромятников и Леонов 276. При них создавались отделы: военно-учебных заведений, личного состава, информационный, контрразведки, снабжения, авиации и воздушного флота, военно-морской и речной, ремонтирования армии и казачьих войск. Канцелярия Штаба образовывалась из переданных в его состав и объединенных канцелярий Главного управления Генерального штаба и Военного ведомства Народной армии (приказы по штабу N 6 от 19 октября и N 19 от 26 октября 1918 г.) 277. Штаб Верховного Главнокомандующего, вместе с другими структурными подразделениями при Главковерхе, составил Ставку Верховного Главнокомандующего, комендантом которой был назначен полковник К.И. Гоппер. Сам Гоппер вспоминал: "Ставка в это время уже организовалась, правильнее говоря, приехала в почти готовом виде с большим по штату наличным составом, чем это требовалось обстоятельствами… Главные роли в Ставке были распределены между профессорами полковниками Слижиковым, Леоновым, Сыромятниковым и Касаткиным, остальные должности – между курсовыми офицерами, причем генеральские должности замещались сравнительно молодыми капитанами". 278 Местом расположения Ставки была первоначально Уфа, затем (по настоянию Болдырева) вслед за правительством она была перенесена в Омск.
Программа дальнейшей интеграции вооруженных сил разрабатывалась на основании стратегического плана Верховного Главнокомандования, утвержденного директивой В.Г. Болдырева от 9 октября 1918 г. и исходившего из мысли о необходимости двух последовательных фаз действий. К началу октября наступление противника четко обозначило четыре главных направления: а) Саратов – Уральск, б) Сызрань – Самара, в) Казань – Бугульма, г) Пермь – Екатеринбург. Исходя из обстановки на фронте, сущность 1-й фазы сводилась к временному отказу от широких стратегических задач с целью стабилизации фронта и осуществления необходимых переформирований – не исключалась возможность отхода вплоть до перевалов через Уральский хребет. В случае первоначального успеха 2-я фаза предполагала нанесение главного удара через Пермь, Вятку и Вологду с целью соединения с войсками Северной области для последующих совместных действий на Москву (правым флангом), при одновременном сдерживании продвижения противника в Поволжье (центр) 279. 9 октября 1918 г. Главное Командование издало директиву, ставившую задачей занятие Перми. Для решения поставленной задачи предполагалось образовать три армейские группы: 1) ударную Северную армейскую группу – на Пермском направлении – из частей Сибирской армии и 2-й дивизии Чехословацкого корпуса; 2) Центральную армейскую группу – на Самарском направлении – из частей бывшей Народной армии, 1-й дивизии Чехословацкого корпуса и частей Уральского округа; 3) Южную армейскую группу – на Уральском и Оренбургском направлениях – из частей Уральского и Оренбургского казачьих войск 280. Произошел переход от войны, когда войска действовали преимущественно вдоль железнодорожных магистралей, к изнурительной и тяжелой маневренной войне с образованием жесткой линии фронта.
Директивой N 396 от 14 октября 1918 г. вся территория, расположенная к западу от линии: нижнее течение реки Обь до впадения реки Иртыш – река Иртыш до Павлодара и вся местность к югу от линии Павлодар – Славгород – Барнаул – Кузнецк объявлялась театром военных действий (ТВД) 281. Оперирующие против большевиков войска распределялись на три фронта: Западный, Южный и Сибирский. В состав Западного фронта вошли все союзные войска, действовавшие фронтом на запад от Ледовитого океана до линии Николаевск – Бузулук – Стерлитамак – Верхнеуральск – Кустанай – Павлодар, включая эти пункты. Главнокомандующим фронтом назначался генерал-майор чешской службы Я. Сыровы, после личной беседы начальником штаба у Сырового согласился стать бывший начальник штаба корпуса генерал-майор М.К. Дитерихс 282. Территориально фронт был установлен в районе от устья рек Печора и Лысьва и далее до восточных границ Пермской, Уфимской и Оренбургской губерний (Екатеринбургского, Златоустовского и Верхнеуральского уездов). Фронт разделялся на две части: к западу – район армий фронта, к востоку – район тыла фронта. Оперировавшие здесь войска приказом N 1 от 12 октября сводились в три армейские группы: Екатеринбургскую во главе с генерал-майором чешской службы Р. Гайдой (штаб в Екатеринбурге), которая была образована из войск бывшего Северо-Уральского фронта; Камскую во главе с генерал-лейтенантом С.Н. Люповым (штаб в Бирске) – из бывшего Камско-Бийского фронта; и Самарскую во главе с генерал-майором С.Н. Войцеховским (штаб в Уфе) – из бывшего Поволжского фронта 283. Для руководства русскими частями 29 октября 1918 г. в Челябинске учреждался особый Штаб русских войск Главнокомандующего Западным фронтом (приказ Главнокомандующего N 41 и штаба N 1 от 29 октября 1918 г.) во главе генерал-лейтенантом Трегубовым. Структура штаба включала Управления дежурного генерала, Начальников военных сообщений, артиллерийских и инженерных снабжений, Интендантскую, Санитарную, Ветеринарную и Военно-судную части; в качестве аппарата управлений были использованы находившиеся в Челябинске управления, учреждения и заведения бывшей Народной армии 284. Наконец, с целью улучшения организации снабжения и пополнения фронтовых частей, а также для упорядочения деятельности военной администрации приказом войскам Западного фронта N 3 от 16 октября 1918 г. на территории прифронтовой полосы были образованы Курганский и Тюменский военные округа. На формирование их штабов и окружных управлений были обращены соответственно Управления 1-го Самарского армейского и Казанского отдельного корпусов бывшей Народной армии. Окружными районами устанавливались: Курганскому военному округу (главный начальник – генерал-майор Георгиевский, начальник штаба – генерал-майор Власьев) – прифронтовые уезды Пермской, Уфимской и Оренбургской губерний; Тюменскому военному округу (главный начальник – генерал-лейтенант В.В. Рычков, начальник штаба – генерал-майор А.А. Вихирев) – прифронтовые уезды Тобольской и Пермской губерний. Приказом войскам фронта N 12 от 16 ноября штабы признавались сформированными и приступившими к выполнению своих обязанностей: Курганского – со 2 ноября, Тюменского – с 3 ноября; командование обоих округов подчинялось непосредственно Главнокомандующему Западного фронта 285.
Наиболее слабым звеном в системе Западного фронта представлялась Самарская армейская группа, основу которой составили отдельные части и соединения Народной армии. 24 октября 1918 г. вооруженные силы Комуча официально прекратили свое самостоятельное существование: в этот день приказом Верховного главнокомандующего N 19 была образована "Комиссия по реорганизации бывшей Народной армии", председателем которой назначался ставший генералом для поручений при Главковерхе генерал-майор Галкин 286. В задачу комиссии входили работы по ликвидации подлежащих переформированию или упразднению управлений, учреждений, заведений и войсковых частей Народной армии. Первое заседание ее состоялось лишь 13 ноября 1918 г., при этом политические дрязги в правительстве изначально обесценивали любую ее деятельность. Как вспоминал А.П. Перхуров, разногласия в правительстве на позициях отражались самым болезненным образом: "Получалось какое-то раздвоение и в армии… В части Народной армии не присылалось ни подкрепления, ни снабжения, ни даже денег, несмотря на то, что в Уфе были склады имущества и продовольствия, вывезенные Народной армией из Казани, Самары и Симбирска. Комуч и Директория оспаривали друг у друга право распоряжения этими запасами, а в результате находившиеся на фронте… оставались раздетыми" 287. Положение вскоре ухудшилось настолько, что начальник Ставки генерал К.И. Гоппер вынужден был констатировать: "На все подаваемые рапорты и ходатайства не получалось ни одного ответа, точно они были совсем забыты. Народная армия, боровшаяся на фронте, была явно обречена на уничтожение" 288. По-прежнему устойчиво сохранялась открытая враждебность по отношению к волжанам со стороны сибиряков, экстраполировавших политические воззрения Комуча на его армию. П.П. Петров с негодованием и удивлением отмечал: "Заслуги их почти не ценились, а говорилось, что их надо подтянуть; офицеров, работавших в Самаре, почему-то считали эсерами: как будто лучше было бы, если бы в Самаре никто не выступил на борьбу или сразу же заспорил о приемлемости той или иной власти" 289. Подобное отношение заставляло последних держаться осторожно и обособленно. Выехавшему 8 ноября 1918 г. на фронт военному и морскому министру Директории вице-адмиралу А.В. Колчаку сразу же бросилось в глаза то, что в действующей армии четко прослеживались "две стороны, которые довольно враждебно относились друг к другу… Между ними существовала довольно открытая вражда… Было много случаев столкновения между офицерами…" 290. Политические интриги, недоверие к власти и ответная подозрительность, отсутствие четких перспектив на будущее, необходимость сражаться под чуждыми лозунгами и постоянное физическое и психическое переутомление приводили к появлению ряда тревожных симптомов. Директория, сохранившая большинство пороков своих предшественников, по большому счету абсолютно не пользовалась популярностью в военных кругах, недовольных компромиссным характером объединения. Военные, как отметил для себя А.В. Колчак, уже после первых встреч в Омске, "относились совершенно отрицательно к Директории. Они говорили, что Директория – это есть повторение того же самого Керенского, что Авксентьев – тот же Керенский, что, идя по тому же пути, который пройден уже Россией, они неизбежно приведут ее снова к большевизму, и что в армии доверия к Директории нет" 291. Подобные настроения демонстрировались совершенно открыто, зачастую в общественных местах. Соответственно, поволжское офицерство в массе своей констатировало, что "части Народной армии… отнеслись к избранию правительства "Всея Руси" равнодушно. Директория ни в чем не проявила своей работы, и судьба ее мало кого волновала" 292.
Окончательно ухудшил положение начавшийся 2 ноября 1918 г. постепенный отвод всех чешских формирований в тыл для приведения в порядок, отдыха и пополнения. Измученные непрерывными боями, лишенные подкреплений, плохо вооруженные и обмундированные, войска бывшего Поволжского фронта, по словам В.Г. Болдырева, обратились "в тонкую паутину, которая начала легко рваться под напором красных" 293. Положению на этом участке фронта было посвящено специальное совещание у Главковерха, поводом для которого послужило ходатайство Главнокомандующего Западным фронтом генерала Я. Сыровы, запрашивавшего помощь Уфимскому фронту (до 10000 новобранцев) и предлагавшего использовать для этого части Сибирской армии. Принятое под давлением сибирского командования решение гласило: постараться усилить Самарскую группу путем перегруппировки частей бывшей Народной армии, но вместе с тем в случае, если эти меры окажутся недостаточными, быть готовыми к выдвижению на фронт 6-й Уральской дивизии, а за ней и остальных частей корпуса 294. Несмотря на критическое положение, в период Директории существенной помощи войскам бывшего Волжского фронта оказано не было. По воспоминаниям П.П. Петрова, "чехи уходили, а новых сил не было. Уральцы (6-я дивизия) еще не приходили; их обещали к 1-му декабря, но они запаздывали. Приходилось оставлять Самарское направление на конный дивизион Фортунатова, батальон Учредительного собрания и посылать несколько рот только что сформированного Русско-Чешского полка" 295. Упоминавшийся батальон Учредительного собрания заслуживал особого внимания. Образованный еще в Самаре, он именовался "Особым батальоном имени Учредительного собрания" и являлся элитной частью, формировавшейся из числа убежденных социалистов, имевшей свои уставы и правила формирования 296. Находившийся в тылу и всячески оберегаемый, этот батальон насчитывал в своих рядах порядка 1000 человек – лишь чрезвычайное положение на фронте заставило командование двинуть его на помощь измотанной боями и сократившейся до 400 штыков Казанской дивизии. Появление его на позициях было обставлено с невероятной помпой и сопровождалось митингами и призывами к "защите завоеваний революции". Насколько реально полноценной в боевом плане оказалась эта часть, свидетельствовал офицер-казанец полковник Ф.Ф. Мейбом: "Перед рассветом красные перешли в наступление, и их удар был сосредоточен на участке батальона…, который они без труда прорвали. Большинство этих "героев" перешло на сторону красных, остальные, оставив свои позиции, в панике бросились бежать в тыл. Снова по тревоге мы были брошены в бой и к утру восстановили полностью прежнее положение фронта. По пути мы ловили беглецов из этого социалистического батальона и силой заставляли вливаться в наши цепи. Один из командиров роты… не пожелал войти в наши ряды, заявив нам, что он офицер и рядовым солдатом не будет, но, получив несколько хороших… тумаков, схватил винтовку и вошел в цепь… Было много курьезных сцен, когда командиры частей гонялись по полю за своими неожиданными "пополнениями"… Попытка Уфимской директории давать нам такие пополнения была каплей, переполнившей чашу нашего терпения. От рядового бойца и до офицера все были озлоблены и разъярены случившимся" 297.
* * *
В 10-х числах ноября 1918 г. антибольшевицкий фронт на Востоке России общей протяженностью в 850 верст в общих чертах стабилизировался и приобрел законченную структуру. Его основу составлял Западный фронт (Главнокомандующий – генерал-майор чешской службы Я. Сыровы), в свою очередь разделявшийся на оперативные фронты: Северо-Уральский (Екатеринбургская армейская группа), Камско-Бийский (Камская армейская группа) и Самаро-Уфимский (Самарская армейская группа); к последнему примыкал Южный фронт (Южная армейская группа или Юго-Западная армия). Как отмечалось в Ставке, "скудность железнодорожной сети вдоль левого берега Волги крайне затрудняла маневрирование и взаимную поддержку. Каждая отдельная группа, в сущности, предоставлялась своим собственным силам" 298. Бывшая Народная армия к середине октября 1918 г. окончательно прекратила свое существование как организованное целое. Сопротивление продолжали оказывать лишь отдельные разрозненные отряды различного, зачастую случайного состава, по мере отступления вливавшиеся в структуру новообразованных Западного и Юго-Западного фронтов. Итогом явилось полное рассредоточение Народной армии.
Менее всего частей бывшей Народной армии оказалось в составе Екатеринбургской армейской группы, в командование которой 12 октября 1918 г. вступил генерал-майор чешской службы Р. Гайда. Располагаясь на правом фланге Западного фронта, войска группы прикрывали направление на Екатеринбург. Здесь на Красноуфимском направлении (начальник – генерал-майор Гривин) действовала 4-я Приволжская отдельная бригада (полковник Клопов). Бригада была образована 4 ноября 1918 г. согласно приказанию начальника штаба Западного фронта. Кадром для ее образования послужили находившийся здесь ранее 10-й Бугурусланский и направленный из Тюмени через Екатеринбург 12-й Бугульминский стрелковые полки (ранее они входили в состав бывшей 3-й стрелковой дивизии и штаб полковника Клопова) 299.
Несколько больше поволжских частей было включено в состав Камской армейской группы, прикрывавшей направление на Мензелинск – Бирск; 15 октября 1918 г. в командование группой вступил бывший начальник 3-й стрелковой дивизии генерал-лейтенант С.Н. Люпов. 17 октября 1918 г. приказом N 4 по войскам группы в ее состав включались: 1-я Уфимская сводная стрелковая дивизия (Аскинский, Бирский и Стерлитамакский стрелковые полки, образованные из сети партизанских отрядов Прикамья, Сарапульский отряд и 4-й Уфимский кавалерийский полк) и образовавшая резерв 4-я стрелковая (Уфимская) дивизия бывшей Народной армии (13-й, 14-й, 15-й Уфимские и 16-й Татарский стрелковые полки, 4-й Уфимский артдивизион). Приказом Верховного главнокомандующего N 6 от 30 сентября 1918 г. все формирования Уфимского района были сведены в Уфимский армейский (с 19 октября – отдельный) корпус в составе 1-й Уфимской сводной стрелковой дивизии полковника Пронина (Бирский, Аскинский, Стерлитамакский и Прикамский стрелковые полки, 4-й Уфимский кавалерийский полк) и 4-й Уфимской стрелковой дивизии генерал-майора Тиманова (13-й, 14-й Уфимские, 15-й Михайловский и 16-й Татарский стрелковые полки, 4-й Уфимский артдивизион: 1-я, 2-я и 3-я легкие, 4-я гаубичная батареи) 300.
Главные силы бывшей Народной армии послужили основой для создания Самарской армейской группы, располагавшейся в центре Западного фронта и прикрывавшей направление на Уфу – Златоуст. 18 октября 1918 г. в командование группой вступил генерал-майор С.Н. Войцеховский, штаб которого был образован из бывшего Полевого штаба Командующего Поволжским фронтом. Основной костяк группы составили войска Казанской, Симбирской и Николаевской групп, действовавшие в районе между рекой Кама и линией Николаевск – Бузулук – Стерлитамак. Наиболее крупным и сохранявшим относительную боеспособность соединением Симбирская группа, возглавляемая полковником В.О. Каппелем и разделявшаяся по оперативным направлениям на станции Мелекес и Нурлат. В ее состав входили: Особая Самарская сводная бригада (полковник Каппель; 1-й и 2-й Самарские стрелковые полки, Самарская конная батарея, а также приданные части: 1-я, 5-я легкие и гаубичная Самарские батареи, Самарская инженерная рота); 1-я Казанская стрелковая дивизия Казанского корпуса (полковник А.П. Перхуров; 1-й, 2-й и 3-й и 4-й (один батальон) Казанские стрелковые полки, 1-й легкий Казанский артдивизион, а также приданные части: Уржумский отряд, Партизанский отряд атамана Свешникова, Казанская дружина и телеграфная рота); 6-я Симбирская стрелковая дивизия (полковник Шмидт; 21-й и 22-й Симбирские, 23-й Сенгилеевский и 24-й Буинский стрелковые полки, 1-я, 2-я легкие и гаубичная Симбирские батареи, инженерная и саперная роты); 9-й Ставропольский стрелковый полк, Самарский уланский дивизион, Оренбургский казачий полк, Кавалерийский отряд полковника Нечаева, Особый конный отряд поручика Копьева, 1 броневик. Общая численность войск в итоге составляла 4460 штыков, 711 сабель, 140 пулеметов, 38 орудий (из них 5 тяжелых) 301. Понесшая изрядные потери и сильно сократившаяся по численности 17 ноября 1918 г. Симбирская группа была переформирована в Сводный корпус под командованием Каппеля в составе особой Самарской, Казанской и Симбирской отдельных стрелковых бригад, штабы которых содержались по штатам штабов дивизий 302. Тогда же, 17 ноября, Указом Временного Всероссийского правительства В.О. Каппель, вопреки практиковавшемуся запрету на производство в чины на период междоусобной борьбы, был произведен в генерал-майоры, что являлось единственным за весь короткий период существования Директории исключением, обеспеченным единодушным согласием членов правительства и Главковерха. 18 ноября последовало соответствующее телеграфное извещение 303. Наконец, помимо каппелевских частей, в состав войск Самарской группы также вошли остатки 1-й стрелковой (Самарской) дивизии полковника Потапова (1-й, 2-й, 3-й и 4-й Самарские стрелковые полки, Георгиевский стрелковый батальон, 1-я стрелковая артиллерийская бригада, 1-й гаубичный и 1-й тяжелый артдивизионы, 1-й Самарский кавалерийский полк) 304. Общая численность войск Самарской группы составляла около 14500 штыков, 1500 сабель, 140 пулеметов, 70 орудий 305.
Наконец, самостоятельная группировка войск бывшей Народной армии имелась в войсках Южного фронта, прикрывавшего направление на Оренбург – Уральск и удерживавшегося силами Южной армейской группы, во главе которой по-прежнему оставался атаман Оренбургского казачьего войска генерал-майор А.И. Дутов. В ее состав входили: 5-я Оренбургская стрелковая дивизия, сформированная в Оренбургском военном округе из числа иногороднего населения (полковник Нейзель; 18-й, 19-й, 20-й и 21-й Оренбургские стрелковые полки, Оренбургский стрелковый добровольческий полк, 5-я стрелковая артиллерийская бригада – 1-й тяжелый и 2-й легкий артдивизионы, а также приданные ей Оренбургские офицерский батальон и Добровольческая дружина) 306; отряд полковника Ф.Е. Махина (затем переименованный в группу полковника А.С. Бакича), до 20-х чисел октября 1918 г. формально находившийся в составе Самарской армейской группы (11-й Бузулукский стрелковый полк 3-й стрелковой дивизии; а также части 2-й Сызранской стрелковой дивизии: 5-й и 6-й Сызранские, 7-й Хвалынский, 8-й Вольский стрелковые полки, 2-й Сызранский кавалерийский полк, Кузнецкий добровольческий батальон, 2-я стрелковая артиллерийская бригада, 2-й тяжелый артдивизион, Сызранская инженерная рота, Отряд защиты Учредительного собрания) 307.
К середине ноября 1918 г. оперативная обстановка относительно стабилизировалась. На Северном участке линия фронта проходила восточнее Перми и Кунгура, на Среднем – между Уфой и Бугульмой, на Южном – западнее Оренбурга и Уральска. Екатеринбургская группа на Пермском направлении разворачивала успешное наступление; Самарская группа производила перегруппировку с целью остановить противника на Бугульминском направлении встречным ударом; Камская группа своими действиями обеспечивала развитие операций на севере. В таком составе фронт встретил известие о произошедшем в Омске 18 ноября 1918 г. государственном перевороте и назначении произведенного в полные адмиралы А.В. Колчака Верховным правителем России и Верховным главнокомандующим ее сухопутными и морскими вооруженными силами.
Примечания
1 Цит. по: Хрестоматия по отечественной истории (1914-1945 гг.). / Под ред. А.Ф. Киселева, Э.М. Щагина. – М.: ВЛАДОС, 1996. С. 214.
2 Климушкин П.Д. Перед волжским восстанием. // Воля России. – Прага, 1928. N 8-9. С. 218-219; Ненароков А.П. Восточный фронт. 1918 г. – М.: Наука, 1969. С. 32-33; Гармиза В.В. Крушение эсеровских правительств. – М.: Мысль, 1970. С. 16-17.
3 Цит. по: Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 219.
4 Цит. по: Хрестоматия по отечественной истории… С. 214.
5 Там же. С. 215.
6 Ненароков А.П. Указ. соч. С. 29-32.
7 Медведев Е.И. Гражданская война в Среднем Поволжье (1917-1919). – Саратов: Изд. Саратов. ун-та, 1974. С. 83-84; Иоффе Г.З. Колчаковская авантюра и ее крах. – М.: Мысль, 1983. С. 59.
8 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 226; Гусев К.В. Партия эсеров: от мелкобуржуазного революционаризма к контрреволюции. – М.: Мысль, 1975. С. 223.
9 Владимирова В. Год службы "социалистов" капиталистам. Очерки по истории контрреволюции в 1918 г. – М.-Л., 1927. С. 218.
10 Хрулев В.В. Чехословацкий мятеж и его ликвидация. – М.: Воениздат, 1940. С. 31-32.
11 Лебедев В.И. От Петрограда до Казани (Восстание на Волге в 1918 г.). // Воля России. – Прага, 1928. N 8-9. С. 197.
12 Спирин Л.М. Классы и партии в Гражданской войне в России (1917-1922). – М., 1968. С. 422-425.
13 Голинков Д.Л. Крах вражеского подполья (Из истории борьбы с контрреволюцией в Советской России 1917-1924 гг.). – М.: Политиздат, 1971. С. 82, 84-85; Спирин Л.М. Классы и партии в Гражданской войне в России (1917-1920). – М.: Мысль, 1968. С. 156; Бондаренко А., Красильников С. Узник Нарымского края. Жизнь и судьба Дмитрия Донского. // Родина. – М., 2000. N 8. С. 64; Политические деятели России. 1917 г. / Под ред. П.В. Волобуева. – М., 1993. С. 87.
14 Лебедев В.И. От Петрограда до Казани (Восстание на Волге в 1918 г.). // Воля России. – Прага, 1928. N 8-9. С. 63-64.
15 Цит. по: Владимирова В. Указ. соч. С. 230.
16 Там же. С. 217.
17 Цит. по: Заика Л.М., Бобренев В.А. Атаман Анненков. // Военно-Исторический журнал. – М., 1991. N 3. С. 70.
18 Николаев С.Н. Возникновение и организация "Комуча". // Воля России. – Прага, 1928. N 8-9. С. 235.
19 Цит. по: Красная книга ВЧК. – М.: Политиздат, 1989. Т. 1. С. 57-58.
20 Савинков Б.В. борьба с большевиками. – Варшава: Изд. Рус. Полит. К-та, 1920. С. 26.
21 Перхуров А.П. Исповедь приговоренного. – Рыбинск: Рыбинское подворье, 1990. С. 8-9; Савинков Б.В. Указ. соч. С. 25-26; Голинков Д.Л. Указ. соч. С. 100-103; Красная книга ВЧК… С. 20-21, 52-53, 60.
22 Савинков Б.В. Указ. соч. С. 26; Перхуров А.П. Указ. соч. С. 9.
23 Красная книга ВЧК… С. 60, 90-92.
24 Там же. С. 101-102; Волков С.В. Трагедия русского офицерства. – М., 1999. С. 214.
25 Знаменский Н. Время чехов. // Борьба за Казань. Сб. материалов о чехо-учредиловской интервенции в 1918 г. – Казань: Изд. комбината изд-ва и печати, 1924. С. 124-125.
26 Лейтенант NN. Записки белогвардейца. // Архив Русской революции. – Берлин: Изд. И.В. Гессена, 1923. Т. 10. С. 66-67.
27 Цит. по: Хрестоматия по Отечественной истории… С. 215.
28 Чечек С. От Пензы до Урала. // Воля России. Ежемесячный журнал политики и культуры. – Прага, 1928. N 8-9. С. 257.
29 Медведев Е.И. Указ. соч. С. 84; Иоффе Г.З. Указ. соч. С. 59; Майский И.М. Демократическая контрреволюция. – М.-Пг.: Гос. изд., 1923. С. 49.
30 Каминский В.В. Служил ли Каппель в Красной армии? // История Белой Сибири. – Кемерово, 2001. Ч. 4. С. 135-136; Аптекарь П. С бабами и детишками не воевал. Воинский путь генерала Каппеля. // Родина. – М., 1997. N 7. С. 58.
31 Майский И.М. Указ. соч. С. 48, 55; Петров П.П. От Волги до тихого океана в рядах белых (1918-1922 гг.). – Рига: Изд. М. Дидковского, 1930. С. 244-245; Попов Ф.Г. Чехословацкий мятеж и Самарская учредилка. – Куйбышев, 1937. С. 91; Иоффе Г.З. Указ. соч. С. 57, 59; Гармиза В.В. Крушение эсеровских правительств. – М.: Мысль, 1970. С. 18-19.
32 Ненароков А.П. Указ. соч. С. 68; Попов Ф.Г. 1918-й год в Самарской губернии. Хроника событий. – Куйбышев: Куйбышев. книжн. изд., 1972. С. 133.
33 Хрулев В.В. Чехословацкий мятеж и его ликвидация. – М.: Воениздат, 1940. С. 10; Колесников И.А. Военные действия на территории Самарской губернии в 1918-1921 гг. – Самара: Изд. Губ. Октябрьской комиссии, 1927. С. 9-10; Степанов А.П. Симбирская операция. // Белое дело. Летопись Белой борьбы. / Под ред. А.А. фон Лампе. – Берлин: К-во "Медный всадник, 1926. Т. 1. С. 88-89.
34 Цит. по: Хрестоматия по Отечественной истории… С. 216.
35 Климушкин П.Д. Борьба за демократию на Волге. // Гражданская война на Волге в 1918 г. – Прага, 1930. С. 77.
36 Цит. по: Лелевич Г. (Л. Могилевский). В дни Самарской учредилки. – М.: Гос. Изд., 1921. С. 9-10.
37 Мельгунов С.П. Трагедия адмирала Колчака. Из истории Гражданской войны на Волге, Урале и в Сибири. – Белград, 1930. Т. 1. С. 100; Майский И.М. Указ. соч. С. 149; Гармиза В.В. Указ. соч. С. 32.
38 Петров П.П. Указ. соч. С. 21.
39 Головин Н.Н. Российская контрреволюция в 1917-1918 гг. – Palo-Alto, 1937. Ч. 3. Кн. 7. С. 88.
40 Щепихин С.А. Под стягом Учредительного собрания. // Гражданская война на Волге в 1918 г. – Прага, 1930. С. 198.
41 Мельгунов С.П. Указ. соч. С. 99.
42 Петров П.П. Указ. соч. С. 15.
43 Федорович А.А. Генерал Каппель. – Мельбурн: Изд. Русского дома, 1967. С. 23-24.
44 Войнов В.М. Офицерский корпус Белых армий на Востоке страны (1918-1920). // Отечественная история. – М., 1994. N 6. С. 54.
45 Штейдлер Ф. Выступление чехословаков в России. // Вольная Сибирь. – Прага, 1928. Т. 4. С. 26.
46 Цит. по: Хрестоматия по Отечественной истории… С. 214.
47 Болдырев В.Г. Директория, Колчак, интервенты. Воспоминания. – Новониколаевск: Сибкрайиздат, 1925. С. 22.
48 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 48.
49 Гоппер К.И. Четыре катастрофы. Воспоминания. – Рига: Riti, 1920. С. 77.
50 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 73.
51 Путеводитель по фондам Белой армии. Российский государственный военный архив. / Сост. Н.Д. Егоров, Н.В. Пульченко, Л.М. Чижова. – М.: Русское Библиографическое общество, 1998. С. 9; Петров П.П. Указ. соч. С. 22.
52 Мельгунов С.П. Указ. соч. С. 100; Гармиза В.В. Указ. соч. С. 32.
53 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 73-74.
54 Там же. С. 74-75.
55 Там же. С. 73.
56 Гармиза В.В. Указ. соч. С. 34.
57 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 75-76.
58 Майский И.М. Указ. соч. С. 153, 160.
59 Цит. по: Попов Ф.Г. 1918 год в Самарской губернии. Хроника событий. – Куйбышев: Куйбышев. книжн. изд., 1972. С. 137; Попов Ф.Г. Чехословацкий мятеж и Самарская учредилка… С. 191.
60 Майский И.М. Указ. соч. С. 153.
61 Цит. по: Иоффе Г.З. Указ. соч. С. 64.
62 Попов Ф.Г. 1918 год в Самарской губернии. Хроника событий… С. 134.
63 Петров П.П. Указ. соч. С. 17.
64 Гоппер К.И. Указ. соч. С. 77.
65 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Лл. 2 об.-3 об.
66 Петров П.П. Указ. соч. С. 50.
67 Головин Н.Н. Указ. соч. Ч. 3. Кн. 7. С. 89.
68 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 10 об.
69 Лебедев В.И. Указ. соч. С. 97-98; Петров П.П. Указ. соч. С. 31; Попов Ф.Г. Указ. соч. С. 144-145, 152.
70 Филатьев Д.В. Катастрофа Белого движения в Сибири 1918-1920: впечатления очевидца. – Париж: ИМКА-пресс, 1987. С. 20; Волков С.В. Белое движение в России: организационная структура. – М., 2000. С. 339; Батурин В. Семь месяцев в руках белогвардейщины. // Поезд смерти. / Сост. Ф.Г. Попов. – Куйбышев: Куйбышев. книжн. изд., 1957. С. 120.
71 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 2.
72 Там же. Лл. 10 об.-11.
73 Лелевич Г. (Л. Могилевский). Указ. соч. С. 11-12.
74 Гармиза В.В. Указ. соч. С. 51-52.
75 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Лл. 3 об. – 4 об.
76 Там же. Л. 5.
77 Гармиза В.В. Указ. соч. С. 144.
78 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 51.
79 Цит. по: Лебедев В.И. Указ. соч. С. 82-83.
80 Петров П.П. Указ. соч. С. 16; Поезд смерти. – Куйбышев, 1957. С. 7-17.
81 Лейтенант NN. Указ. соч. С. 85.
82 Цит. по: Гармиза В.В. Указ. соч. С. 254.
83 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 48-49.
84 Перхуров А.П. Указ. соч. С. 21; Федичкин Д.И. Ижевское восстание в период с 8 августа по 20 октября 1918 г. // Первопоходник. – Лос-Анжелес, 1974. N 17. С. 71-73.
85 Цит. по: Гармиза В.В. Указ. соч. С. 35.
86 Майский И.М. Указ. соч. С. 139.
87 Там же. С. 133.
88 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 48.
89 Гинс Г.К. Сибирь, союзники и Колчак. Поворотный момент в русской истории. (Впечатления и мысли члена Омского правительства). – Пекин: Тип. Русской духовной миссии, 1921. Т. 1. Ч. 1. С. 132.
90 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 50.
91 Войнов В.М. Указ. соч. С. 51.
92 Лейтенант NN. Указ. соч. С. 84.
93 Климушкин П.Д. Перед Волжским восстанием. // Воля России. – Прага, 1928. N 8-9. С. 226-227.
94 Лебедев В.И. Указ. соч. С. 94.
95 Попов Ф.Г. 1918 год в Самарской губернии… С. 156.
96 Болдырев В.Г. Директория, Колчак, интервенты. Воспоминания. – Новониколаевск: Сибкрайиздат, 1925. С. 28.
97 Мельгунов С.П. Указ. соч. С. 100.
98 Филатьев Д.В. Указ. соч. С. 20.
99 Климушкин П.Д. Борьба за демократию на Волге… С. 86.
100 Гармиза В.И. Указ. соч. С. 36.
101 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 79-80.
102 Там же. С. 79-80.
103 Петров П.П. Указ. соч. С. 25.
104 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 80-81.
105 РГВА. Ф. 39611. Оп. 1. Д. 6. Л. 1 об.; Петров П.П. Указ. соч. С. 26; Щепихин С.А. Указ. соч. С. 198.
106 РГВА. Ф. 39504. Оп. 1. Д. 9. Л. 160.
107 Гармиза В.В. Указ. соч. С. 41-43.
108 Цит. по: Лелевич Г. (М. Могилевский). Указ. соч. С. 38-39.
109 Гармиза В.В. Указ. соч. С. 23-25.
110 Цит. по: Попов Ф.Г. Чехословацкий мятеж и Самарская учредилка… С. 174.
111 Цит. по: Николаев С.Н. Указ. соч. С. 138.
112 Там же. С. 138.
113 РГВА. Ф. 39504. Оп. 1. Д. 9. Лл. 157, 169.
114 Там же. Л. 173.
115 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 19.
116 РГВА. Ф. 39504. Оп. 1. Д. 9. Лл. 157, 165.
117 Там же. Л. 172.
118 Там же. Л. 172 об.
119 Там же. Л. 176.
120 Там же. Л. 171.
121 Цит. по: Лебедев В.И. Указ. соч. С. 188-197.
122 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 24; Ф. 39556. Оп. 1. Д. 1. Л. 29.
123 Там же. Лл. 24, 35 об., 44.
124 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 21 об.; Ф. 39556. Оп. 1. Д. 1. Лл. 1-3; Путеводитель по фондам Белой армии… С. 209.
125 Петров П.П. Указ. соч. С. 52.
126 Шушпанов С.Г. Забытая дивизия. // Белая армия. Белое дело. – Екатеринбург, 1997. N 3. С. 8-16; Волков С.В. Указ. соч. С. 103, 339; РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 19; Ф. 39556. Оп. 1. Д. 1. Л. 18.
127 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Лл. 19, 36, 44-44 об.; Волков С.В. Указ. соч. С. 53; Филимонов Б.Б. Белая армия адмирала Колчака. – М.: Рейтар, 1997. С. 40.
128 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 24; Ф. 39548. Оп. 1. Д. 1. Лл. 2-4.
129 Путеводитель по фондам Белой армии… С. 210.
130 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 24 об.; Ф. 39548. Оп. 1. Д. 24. Лл. 138, 321.
131 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Лл. 35 об. – 36, 50.
132 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 17, Лл. 6-7; Д. 15. Л. 22; Путеводитель по фондам Белой армии… С. 10-11.
133 Петров П.П. Указ. соч. С. 31.
134 Там же. С. 32.
135 Вырыпаев В.О. Из записок полк. Вырыпаева// Первопоходник. – Лос-Анжелес, 1974. N 17. С. 12.
136 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 96; Урал и Прикамье. Ноябрь 1918 – январь 1919 гг. Народное сопротивление коммунизму в России. Документы и материалы. – Париж: ИМКА-пресс, 1982. С. 225.
137 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 97; Петров П.П. Указ. соч. С. 34-35.
138 Вырыпаев В.О. Указ. соч. С. 11-12; Петров П.П. Указ. соч. С. 35; Головин Н.Н. Указ. соч. – Пало-Альто, 1937. Ч. 4. Кн. 7. С. 89; Федорович А.А. Указ. соч. С. 33-35; Гармиза В.В. Указ. соч. С. 35; Ненароков А.П. Указ. соч. С. 197-198; Николаев С. Н. Указ. соч. С. 147.
139 Гармиза В.В. Указ. соч. С. 27; Путеводитель по фондам Белой армии… С. 10.
140 Цит. по: Майский И.М. Указ. соч. С. 75-76.
141 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 38.
142 РГВА. Ф. 39465. Оп. 1. Д. 1. Лл. 1-4; Д. 2, Лл. 2-2 об.; Путеводитель по фондам Белой армии… С. 10.
143 Гармиза В.В. Указ. соч. С. 38.
144 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 28 об.
145 Там же. Л. 44.
146 Путеводитель по фондам Белой армии… С. 140.
147 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 47.
148 Там же. Л. 44 об.; Шушпанов С.Г. Указ. соч. С. 15-17; РГВА. Ф. 39556. Оп. 1. Д. 1. Л. 28.
149 РГВА. Ф. 40037. Оп. 1. Д. 5. Л. 3; Ф. 39500. Оп. 1. Д. 3. Лл. 93-93 об., 94-94 об.
150 Гражданская война и военная интервенция в СССР. 1917-1922. – М., 1997. С. 202; Белая Россия. / Сост. С.В. Денисов. – Нью-Йорк, 1937. С. 36-38; Попов Ф.Г. 1918 год в Самарской губернии… С. 171.
151 РГВА. Ф. 39477. Оп. 1. Д. 8. Лл. 132-134.
152 Там же. Д. 1. Лл. 68-68 об., 95, 97, 225, 226, 288, 347.
153 РГВА. Ф. 40037. Оп. 1. Д. 5. Лл. 1-6.
154 РГВА. Ф. 39477. Оп. 1. Д. 1. Лл. 68-68 об., 80, 85, 95, 97, 118-119, 225-226, 228, 347 363, 392, 418; Д. 8. Лл. 132-134; Д. 27. Лл. 1, 7об.
155 Гражданская война и военная интервенция в СССР… С. 18.
156 Ненароков А.П. Указ. соч. С. 196.
157 Ефимов А.Г. Ижевцы и воткинцы. // Вестник первопоходника. – Лос-Анжелес, 1966. N 61-62. С. 3-4, 16-18; Федичкин Д.И. Ижевское восстание в период с 8 августа по 20 октября 1918 г. // Первопоходник. – Лос-Анжелес, 1974. N 17. С. 72; Лотков С.Н. Камско-воткинский завод и его рабочие. // Урал и Прикамье. Ноябрь 1918 – январь 1919 г. – Париж, 1982. С. 433.
158 Лебедев В.И. Указ. соч. С. 172.
159 Мейбом Ф.Ф. Тернистый путь // Первопоходник. – Лос-Анжелес, 1975. N 26. С. 6.
160 Путеводитель по фондам Белой армии… С. 207-208.
161 Цит. по: Лебедев В.И. Указ. соч. С. 173.
162 Знаменский Н. Указ. соч. С. 173.
163 РГВА. Ф. 39611. Оп. 1. Д. 7. Лл. 14-14 об., 15.
164 Мейбом Ф.Ф. Указ. соч. С. 10-13.
165 Путеводитель по фондам Белой армии… С. 97-98, 110.
166 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 59; Ф. 40037. Оп. 1. Д. 8. Л. 281.
167 РГВА. Ф. 40037. Оп. 1. Д. 5. Лл. 7-7 об.
168 РГВА. Ф. 39611. Оп. 1. Д. 7. Лл. 2, 9, 17; Ф. 40037. Оп. 1. Д. 7. Л. 25; Д. 8. Л. 247; Путеводитель по фондам Белой армии… С. 134, 208.; Волков С.В. Белое движение в России… С. 27.
169 РГВА. Ф. 39611. Оп. 1. Д. 7. Л. 25.
170 Вырыпаев В.О. Записки В.О. Вырыпаева. // Первопоходник. – Лос-Анжелес, 1974. N 17. С. 12; Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 86.
171 Болдырев В.Г. Указ. соч. С. 29.
172 Майский И.М. Указ. соч. С. 161.
173 Филатьев Д.В. Указ. соч. С. 21.
174 Щепихин С.А. Указ. соч. С. 198.
175 Попов Ф.Г. 1918-й год в Самарской губернии… С. 150-151, 156-157.
176 Попов Ф.Г. Чехословацкий мятеж и Самарская учредилка… С. 154.
177 Ненароков А.П. Указ. соч. С. 69.
178 Цит. по: Майский И.М. Указ. соч. С. 38-39.
179 Попов Ф.Г. 1918 год в Самарской губернии… С. 160, 162, 165.
180 Гармиза В.В. Указ. соч. С. 157, 159.
181 Там же.
182 Попов Ф.Г. Указ. соч. С. 173-174, 184.
183 Там же. С. 191, 203.
184 Головин Н.Н. Указ. соч. Ч. 4. Кн. 8. С. 73-74.
185 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 85.
186 Цит. по: Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 81-82.
187 Цит. по: Мельгунов С.П. Указ. соч. С. 101.
188 Цит. по: Попов Ф.Г. Указ. соч. С. 213-214.
189 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 76.
190 Николаев С.Н. Указ. соч. С. 141.
191 Майский И.М. Указ. соч. С. 152.
192 Там же. С. 153-155.
193 Щепихин С.А. Указ. соч. С. 200.
194 Константинов С. И. Трагедия офицерского корпуса Белых армий на Востоке страны. // Белая армия. Белое дело. – Екатеринбург, 1996. N 1. С. 22.
195 РГВА. Ф. 39884. Оп. 1. Д. 1. Л. 707 об.
196 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Л. 108.
197 Войнов В.М. Указ. соч. С. 54.
198 Петров П.П. Указ. соч. С. 27.
199 Попов Ф.Г. Чехословацкий мятеж и Самарская учредилка… С. 198-199; Иоффе Г.З. Указ. соч. С. 62.
200 Савинков Б.В. Указ. соч. С. 49.
201 Шушпанов С.Г. Указ. соч. С. 11.
202 Мейбом Ф.Ф. Указ. соч. // Первопоходник. – Лос-Анжелес, 1975. N 25. С. 12.
203 Гоппер К.И. Указ. соч. С. 77.
204 Сахаров К.В. Белая Сибирь (Внутренняя война 1918-1922). – Мюнхен, 1923. С. 11-12.
205 Мейбом Ф.Ф. Указ. соч. // Первопоходник. – Лос-Анжелес, 1975. N 26. С. 9.
206 Лейтенант NN. Указ. соч. С. 84.
207 Болдырев В.Г. Указ. соч. С. 45.
208 Головин Н.Н. Указ. соч. С. 101.
209 Майский И.М. Указ. соч. С. 155-157.
210 Гармиза В.В. Указ. соч. С. 35-36; Майский И.М. Указ. соч. С. 156-157.
211 Вырыпаев В.О. Указ. соч. // Первопоходник. – Лос-Аджелес, 1974. N 19. С. 32.
212 Попов Ф.Г. 1918 год в Самарской губернии… С. 158; Знаменский Н. Указ. соч. С. 152.
213 Щепихин С.А. Указ соч. С. 198.
214 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 87.
215 Майский И.М. Указ. соч. С. 161.
216 РГВА. Ф. 39504. Оп. 1. Д. 9. Л. 170.
217 Цит. по: Гармиза В.В. Указ. соч. С. 40.
218 РГВА. Ф. 39556. Оп. 1. Д. 1. Б/л.
219 Цит. по: Попов Ф.Г. Чехословацкий мятеж и Самарская учредилка… С. 178.
220 Вестник Комуча. – Самара. 5 сентября 1918 г. N 48.
221 Цит. по: Попов Ф.Г. Указ. соч. С. 181.
222 Климушкин П.Д. Указ. соч. С. 68.
223 РГВА. Ф. 39551. Оп. 1. Д. 16. Лл. 21-21 об.
224 Мельгунов С.П. Указ. соч. С. 101.
225 Болдырев В.Г. Указ. соч. С. 29.
226 Петров П.П. Указ. соч. С. 23.
227 РГВА. Ф. 39500. Оп. 1. Д. 1. Л. 196.
228 Вырыпаев В.О. Указ. соч. // Первопоходник. – Лос-Анжелес, 1974. N 18. С. 51-52.
229 РГВА. Ф. 39500. Оп. 1. Д. 1. Лл. 127-127 об.
230 Гражданская война и военная интервенция в СССР… С. 251; Савинков Б.В. Указ. соч. С. 46.
231 Цит. по: Попов Ф.Г. Указ. соч. С. 231.
232 Савинков Б.В. Указ. соч. С. 45-46.
233 Там же. С. 46.
234 Знаменский Н. Указ. соч. С. 173.
235 Перхуров А.П. Указ соч. С. 30-31.
236 Там же. С. 32.
237 Там же. С. 32.
238 РГВА. Ф. 39500. Оп. 1. Д. 3. Л. 39; Попов Ф.Г. Указ. соч. С. 235.
239 РГВА. Ф. 39500. Оп. 1. Д. 3. Лл. 70, 417 об.
240 Там же. Л. 40 об.
241 Попов Ф.Г. 1918 год в Самарской губернии… С. 199; Литвин А.А. Крестьянство Среднего Поволжья в годы Гражданской войны. – Казань: Изд. КГПИ, 1972. С. 248.
242 Цит. по: Попов Ф.Г. Чехословацкий мятеж и Самарская учредилка… С. 238.
243 Попов Ф.Г. Указ. соч. С. 238; Его же. За власть Советов. Разгром Самарской учредилки. – Куйбышев: Куйбышев. кн. изд., 1959. С. 165; Майский И.М. Указ. соч. С. 163; Шушпанов С. Г. Указ. соч. С. 21.
244 Цит. по: Лелевич Г. (Л. Могилевский). Указ. соч. С. 16-17.
245 Вырыпаев В.О. Указ. соч. // Первопоходник. – Лос-Анжелес, 1974. N 20. С. 17.
246 Молчанов В.М. Борьба на Востоке России и в Сибири. // Белая гвардия. – М., 1998. N 2. С. 34-35.
247 Шушпанов С.Г. Указ. соч. С. 18-20.
248 РГВА. Ф. 39500. Оп. 1. Д. 10. Л. 70; Путеводитель по фондам Белой армии… С. 142, 152; Филимонов Б.Б. Указ. соч. С. 29-37.
249 Петров П.П. Указ. соч. С. 52.
250 Молчанов В.М. Указ. соч. // Белая гвардия. – М.,1997. N 1. С. 48-49; М., 1998. N 2. С. 33-34; Филимонов Б.В. Указ. соч. С. 35-38.
251 Молчанов В.М. Указ. соч. // Белая гвардия. – М., 1997. N 1. С. 48-49; М., 1998. N 2. С. 33-38; – М., 1999. N 3. С. 56-58.
252 РГВА. Ф. 39500. Оп. 1. Д. 10. Л. 12.
253 Там же. Л. 13.
254 Мейбом Ф.Ф. Указ. соч. // Первопоходник. – Лос-Анжелес, 1974. N 17. С. 44; Лос-Анжелес, 1975. N 27-28. С. 8.
255 РГВА. Ф. 39611. Оп. 1. Д. 7. Лл. 47а, 49, 70, 81.
256 РГВА. Ф. 39500. Оп. 1. Д. 10. Л. 316.
257 Там же. Л. 76.
258 Там же. Лл. 57, 58, 200; Перхуров А.П. Указ. соч. С. 32-33.
259 Гражданская война и военная интервенция в СССР… С. 580-581.
260 Цит. по: Клеванский А.Х. Чехословацкие интернационалисты и проданный корпус. Чехословацкие политические организации и воинские формирования в России 1914-1921. – М.: Наука, 1965. С. 262.
261 Там же. С. 262.
262 Майский И.М. Указ. соч. С. 268-269.
263 Федорович А.А. Указ. соч. С. 42-43.
264 РГВА. Ф. 40037. Оп. 1. Д. 1. Л. 19.
265 РГВА. Ф. 39477. Оп. 1. Д. 27. Л. 141 об.; Езеев А.Б. Генерал-майор С.Н. Войцеховский. // Военная быль. – М., 1997. N 9. С. 35.
266 Цит. по: Попов Ф.Г. Чехословацкое восстание и Самарская учредилка… С. 248-249.
267 Гоппер К.И. Указ. соч. С. 109-110.
268 Цит. по: Эйхе Г.Х. Уфимская авантюра Колчака (март-апрель 1919 г.). – М.: Воениздат, 1960. С. 19-20.
269 Майский И.М. Указ. соч. С. 260.
270 Болдырев В.Г. Указ. соч. С. 31.
271 Цит. по: Спирин Л.М. Классы и партии в Гражданской войне в России… С. 259.
272 Цит. по: Архив Русской революции. – Берлин: Изд. И.В. Гессена, 1923. Т. 12. С. 190.
273 Цит. по: Власов Ю.П. Огненный крест. – М.: Новости, 1992. Ч. 1. С. 233.
274 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 1. Л. 1.
275 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 1. Л. 3.
276 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 1. Л. 4.
277 Путеводитель по фондам Белой армии… С. 13.
278 Гоппер К.И. Указ. соч. С. 82.
279 Федоров А. Пермская катастрофа и контрнаступление Восточного фронта. – М.: Воениздат, 1939. С. 17-18.
280 Головин Н.Н. Указ. соч. Ч. 4. Кн. 8. С. 116; Эйхе Г.Х. Указ. соч. С. 28.
281 РГВА. Ф. 39515. Оп. 1. Д. 309. Л. 301.
282 РГВА. Ф. 39722. Оп. 1. Д. 3. Лл. 6-6 об.
283 Путеводитель по фондам Белой армии… С. 103, 110.
284 РГВА. Ф. 39554. Оп. 1. Д. 2. Л. 18; Путеводитель по фондам Белой армии… С. 57-58.
285 Путеводитель по фондам Белой армии… С. 83, 95-96.
286 РГВА. Ф. 39499. Оп. 1. Д. 1. Л. 19.
287 Перхуров А.П. Указ. соч. С. 33.
288 Гоппер К.И. Указ. соч. С. 110.
289 Петров П.П. Указ. соч. С. 65.
290 Протоколы заседаний Чрезвычайной следственной комиссии по делу Колчака (стенографический отчет). // Арестант пятой камеры. – М.: Политиздат, 1990. С. 400-401.
291 Там же. С. 396-397
292 Петров П.П. Указ. соч. С. 61.
293 Болдырев В.Г. Указ. соч. С. 60.
294 РГВА. Ф. 39617. Оп. 1. Д. 2. Л. 247а.
295 Петров П.П. Указ. соч. С. 59; Перхуров А.П. Указ. соч. С. 34.
296 РГВА. Ф. 39568. Оп. 1. Д. 1. Лл. 1-3.
297 Мейбом Ф.Ф. Указ. соч. // Первопоходник. – Лос-Анжелес, 1975. N 27-28. С. 9.
298 Болдырев В.Г. Указ. соч. С. 59.
299 РГВА. Ф. 39722. Оп. 1. Д. 2. Лл. 108-108 об., 109.
300 РГВА. Ф. 39722. Оп. 1. Д. 3. Л. 5; Путеводитель по фондам Белой армии… С. 118; Филимонов Б.Б. Указ. соч. С. 29-38.
301 РГВА. Ф. 39500. Оп. 1. Д. 10. Л. 76.
302 Путеводитель по фондам Белой армии… С. 142; Волков С.В. Белое движение в России… С. 8.
303 Болдырев В.Г. Указ. соч. С. 109.
304 РГВА. Ф. 39554. Оп. 1. Д. 2. Л. 18; Ф. 40037. Оп. 1. Д. 5. Л. 1; Езеев А.Б. Генерал-майор С.Н. Войцеховский. // Военная быль. – М., 1997. N 9. С. 36.
305 Федоров А. Указ. соч. С. 43; Болдырев В.Г. Указ. соч. С. 103-104.
306 РГВА. Ф. 39477. Оп. 1. Д. 1. Лл. 68-68 об., 85, 97, 118-119, 347, 392.
307 РГВА. Ф. 39477. Оп. 1. Д. 8. Л. 141 об.; Ф. 40037. Оп. 1. Д. 5. Лл. 1-2.
