Николай Прюц |
|
Период долгих, тяжелых, беспрерывных боев в Донецком бассейне зимой и весной 1919 года прошел, и разгромленная 13-я советская армия спешно откатывалась, а части белой армии выходная из Каменноугольного района на широкую Московскую дорогу.
3-я батарея Марковской артиллерийской бригады под командой полковника Лепилина Александра Михайловича в составе других частей вошла в город Волчанск.
Как раз перед взятием города я прибыл с эшелоном из Армавира, куда старший офицер батареи подполковник Стадницкий-Колендо я и поручик Прюц, были командированы для прохождения двухнедельного курса артиллерийской школы с целью ознакомления с английскими пушками.
Артиллерия армии перевооружалась на английские орудия. Я получил и привез для нашей батареи четыре английские пушки, четыре снарядных ящика и амуницию.
В Волчанске мы перевооружились, и я кратко ознакомил полковника Лепилина и офицеров батареи с особенностями английских пушек. Под моим наблюдением шла подгонка английской амуниции.
Первое орудие 1-й Марковской батареи. Сидят: налево – полковник Шперлинг, направо – капитан Михно |
Жители Волчанска отнеслись к нам очень хорошо, и мы, молодежь, не преминули использовать возможность поухаживать за девицами.
Помню хорошо, как прапорщик Кашинцев и я познакомились в городском саду с двумя милыми, хорошенькими гимназисточками и, сидя на скамейке, долго и горячо беседовали. Они живо интересовались нашим разговором.
Потом мы их проводили домой. Нам навстречу вышел их брат, молодой человек в штатском. Конечно, мы сразу пригласили его поступить в нашу батарею, но оказалось, что он уже поступил в тяжелую артиллерию.
Мы сердечно распрощались с милыми девушками.
Подобные случайные встречи, разговоры оставляли на душе всегда очень хорошие, теплые воспоминания, но также и чувство какой-то грусти, как чего-то недоконченного, потерянного.
После взятия города Волчанска 3-я батарея полковника Лепилина приняла участие в дальнейшем наступлении.
У нас появилось несколько английских танков, частично о русской прислугой. Это были небольшие танки с радиусом действия в двенадцать верст. Сколько их нам прислали – не знаю. В работе и их не наблюдал, но на одном переходе мы увидали такой танк, разбитый огнем противника. Под охраной караула этот танк лежал недалеко от железнодорожного пути, который проходил по очень высокой насыпи. В этом месте под насыпью проходила дорога в форме туннеля, куда, как видно, танк хотел укрыться от огня бронепоезда, но в дуэли с бронепоездом погиб.
При продвижении, в одном бою Марковские батареи – 3-я под командой полковника Лепилина и 4-я – разбили сильным огнем один бронепоезд противника.
От попаданий паровоз взорвался, пар из паровоза пошел столбом к небу. Осматривая позже вблизи разбитый бронепоезд, мы увядали красные, голые сваренные тела машинистов.
При дальнейшем продвижении в направлении на город Белгород, когда мы находились в одном селе, здесь возник пожар. Загорелась крестьянская хата. Солдаты батареи приняли участке и тушении пожара. Крестьянская хата была спасена.
В одном селе, где мы ночевали, солдаты батареи без ведома офицеров основательно выпили по какому-то им одним известному случаю, или, возможно, и без всякого случая. Утром, когда батарее нужно было выступать, получился конфуз. Батарея была, правда, запряжена и готова к походу, а вот с ездовыми было неблагополучно. Ездовой первого выноса пушки, казак Я., брелок за луку седла обеими руками и пытался взобраться на коня, как по лестнице. У него ничего не выходило. Пришлось некоторых ездовых отправить высыпаться в обоз и временно заменить их номерами орудий.
Белгород был занят и население, особенно молодежь, хорошо встретило армию. Ряды частей основательно пополнились добровольцами.
Приезжал главнокомандующий генерал Деникин и принимал парад войск. Армейская молодежь обрадовалась возможности отдохнуть, повеселиться, поухаживать, потанцевать. Ведь хотелось взять от жизни хоть немного радостей, и для многих это были последние радости.
Устраивались вечеринки, балы, куда охотно приходила молодежь. Однажды на одном балу в помещении женской гимназии случился курьезное происшествие. Бал был в полном разгаре, и вдруг во время танцев звуки прелестного вальса оборвались. Публика в недоумении – оркестра нет, исчез, как по мановению волшебной палочки. Оказалось, что духовой оркестр со всеми инструментами был украден. Долго над этим смеялись, но для любителей потанцевать это было большим огорчением.
На этом балу командир Корниловской офицерской роты представил нас – подполковника Стадницкого-Колендо, штабс-капитана Леонтьева и меня – прелестным представительницам дамской молодежи из состоятельных семей города. С ними мы потом иногда встречались, но одна из них однажды проявила ко мне некоторое ехидство.
В каком-то закрытом саду было празднество. Был праздник или Константиновцев-артиллеристов, или Марковцев-артиллеристов. Было много приглашенных. Мы сидели за длинными столами вперемешку с дамами.
Было весело, оживленно; много спиртного, но мало кушанья.
Моей соседкой была наша знакомая девушка с предыдущего бала. Она усердно доливала мою рюмку, а такие переставляла свою полную рюмку ко мне, так что вскоре все мне представлялось в ином свете, чем обыкновенно. И помню хорошо, что в бригадной коляске ее отвозил домой не я, а почему-то подполковник Стадницкий-Колендо.
При последующей встрече с милыми дачами мне было многое поставлено на вид.
B тот же вечер, в том же саду и нашел на скамейке спящим моего друга детства, поручика нашей бригады Сергиевского Сергея Сергеевича, с которым уже не встречался полтора года.
Симпатичный Петя Репер, в прошлом юнкер 11-го курса Михайловского артиллерийского училища, познакомил меня со своими знакомыми дамами из Петрограда. Мы ездили с ними кататься верхом на молочную ферму за городом. Но там тогда молока не продавали.
Одно время Петя Репер был адъютантом у полковника Рапанет в Корниловской артиллерийской бригаде.
Одна из дам, с которыми меня познакомил Петя Репер, была хорошенькая, миниатюрная девушка. Мне она очень нравилась, но и опять оскандалился.
На следующем балу, где я был ее кавалером, опять было много спиртного, но мало кушанья; и я эту маленькую девушку на балу просто потерял.
В поисках я вышел из концертного зала в коридор, где как раз стоял полковник Лепилин. Дальше по коридору направо была небольшая комната, в которой сидела одна моя хорошо знакомая девушка, обладательница длинных, прекрасных кос. Ее развлекал мне неизвестный тогда пехотный прапорщик, среднего роста, худощавый, белобрысый.
Третьим лицом в комнате была дама, сидевшая отдельно. Она была моей соседкой по дому, где я тогда жил.
Пишу эти подробности, потому что несколько лет спустя я узнал прапорщика ближе. Он оказался исключительно интересной личностью, по фамилии Дмитрий Голбань. Ко времени моего знакомства с ним он уже служил в 4-й батарее нашей бригады. Батареей командовал полковник Изенбек.
В настоящее время Голбань живет в Испания, где во время гражданской войны он служил в испанском иностранном легионе, вместе с тоже бывшим марковцем-артиллеристом, Георгиевским кавалером 1-й Великой войны, капитаном Кривошеем, бывшим воспитанником 11-го курса Константиновского артиллерийского училища в Петрограде.
Оба здравствуют и поныне.
В Испании в гражданской войне погибли: Марковской артиллерийской бригады 8-й гаубичной батареи штабс-капитан Полухин я генерал-артиллерист Фок.
Я вернусь опять к описанию нашей жизни в городе Белгород в 1919 году, летом.
В Белгороде было представительство известной норвежской нефтяной фирмы Нобель. На дворе фирмы была огромная цистерна.
Подполковник Стадницкий-Колендо и я познакомились со служащим фирмы и его семьей. В семье была взрослая незамужняя дочь, с которой мы катались верхом на лошадях батареи. К нам присоединился какой-то корнет.
В Белгороде был недостаток продуктов питания и жители помогали себе тем, что сажали за городом картофель. Для охраны этих посевов, по просьбе жителей, стоявшие в городе части высылали ночью патрули.
В таком патрулирования, по приказанию командира батареи, принимал участие и я, месте с двумя конными разведчиками батареи.
После сравнительно короткой передышки для войск в городе Белгороде наступление на север продолжалось, и части уходили на фронт.
Между тем, офицерский и солдатский состав 3-й батареи полковника Лепилина Марковской артиллерийской бригады наслаждался полным отдыхом. Кони батареи набирали тело. Никакое начальство батарею не беспокоило. Так прошел почти месяц. Части Марковской дивизии где-то воевали, а 3-я батарея сидела в Белгороде.
Командир батареи полковник Лепилин заболел, и командование принял подполковник Стадницкий-Колендо.
Однажды ночью офицеры батареи, возвращались вместе с подполковником Стадницким-Колендо с какой-то вечеринки, встретили едущий им навстречу экипаж. Экипаж остановился, и из него вышел никто иной, как командир Марковской артиллерийской бригады полковник Машин.
– Полковник Стадницкий-Колендо, что вы здесь делаете и почему вы не на фронте? – спросил полковник Машин.
– Нахожусь здесь, господин полковник, с батареей, – был ответ.
– Как так?
Командир бригады тотчас пригласил полковника Стадницкого-Колендо в управление бригады.
Явился адъютант – поручик Канищев, в прошлом фельдфебель 2-й батареи 11-го курса Константиновского артиллерийского училища, явились писаря, и выяснилось, что, действительно, в течение месяца 3-й батарее никаких приказаний не посылалось.
Оказалось, что забыли целую батарею: четыре орудия, десять офицеров и двести солдат.
Той же ночью наша батарея выступила на фронт.
По выступлении из Белгорода батарея разделилась и начала работать с пехотными частями уже повзводно.
1-й взвод батареи, временно находившийся под командой подполковника Стадницкого-Колендо, первое время работал с Марковским батальоном.
Позже, ужа после войны, я встретился в Праге, в Чехословакии, с адъютантом этого батальона капитаном Белецким. Последний был в Праге студентом Университета имени короля Карла (Карловский университет).
В разговоре с ним мы вспомнили, как в одном бою девятнадцатого года, некоторые солдаты батальона – недавно взятые в плен и поставленные в строй в ряды белых красноармейцы – наступали в цепи босиком по сжатому полю.
Несколько дней спустя после выхода из Белгорода у нас была дневка, и я был командирован обратно в Белгород, чтобы получить запасные части для наших английских пушек. Также моей задачей было приобрести где-либо вино.
Я взял батарейный тарантас и один поехал на перекладных в город.
На следующий день добрался до Белгорода. Здесь встретился опять с поручиком Сергеем Сергиевским. Немного поухаживал за одной милой девицей. Получил запасные части для пушек, но вина не добыл.
На второй день выехал обратно к батарее.
По дороге едва избежал красного плена.
Когда в каком-то селе я вторично менял крестьянских лошадей в тарантасе, мне дали кучером и проводником парнишку лет 15-ти. Последний утверждал, что знает дорогу. Отправились, начался дождь и мы медленно потянулись по какой-то проселочной дороге. Стало темнеть. Долго ехали. Дорога мне показалась незнакомой, и я опять выспрашивал моего кучера о дороге. Тот, закутанный в рогожу, только утвердительно мычал.
Настала темная ночь. Дождь усилился. Мы все плетемся и плетемся. Никакой деревни. По моим расчетам, мы уже должны были добраться до села, где стоял наш взвод.
Застучали бревна, перебираемся через мост какой-то разбухшей речки, которую по дороге в Белгород я не переезжал.
Не решаясь ехать дальше в неизвестное, я остановил тарантас на мосту.
Рассмотрелся. Оказалось, что от середины моста налево и направо был пологий спуск. Мост проходил через небольшой остров. Сильный дождь продолжался.
Мы вдвоем выпрягли коней, привязали их к тарантасу и вместе залезли в него, покрывшись сеном и рядном, я, несмотря на промозглость и сырость быстро дружно уснули. Наш сон ничем не был нарушен.
Проснувшись на рассвете, я начал осматриваться.
Налево, откуда мы приехали, стоял лесок; направо был большой подъем. Каких-либо строений не было видно.
Дождь перестал, и надо было ехать далее. Запрягли, выехали опять на мост и двинулись направо, на подъем,
Парнишка, как видно здесь никогда не бывал и потому местности не знал.
Ехали медленно, шажком. Дорога то слегка подымалась, то слегка опускалась.
Когда прошли с версту, откуда-то крупной рысью и нашем направлении пошел конный разъезд в четыре коня. Нас окружили. У меня были золотые погоны поручика.
Оказалось, что это была казачья разведка и что мы прошли ночью, в ливень, с наших тарантасом далеко за линию передовых постов.
Быстро повернули и зарысили обратно к мосту и через мост.
Наши передовые посты лежали в леску налево, который я видел с острова. Эту ночь мы, парнишка и я, провели на стороне противника. Вероятно, из-за непогоды посты красных залезли куда-нибудь в сухое место и поэтому нас не заметили.
К вечеру я благополучно добрался до своей батареи.
В дальнейшем продвижении со взводом, в каком-то селе, получил от "благодарного населения" великолепного жеребца. Наш конский состав нуждался в ремонте. К моему искреннему сожалению, хозяйственная часть нашей батареи настояла на том, чтобы жеребец был возвращен его хозяину.
Вскоре наш первый взвод 3-й Марковской батареи был временно придан батальону Алексеевской пехоты. С алексеевцами мы проделали все наступление до города Верховья, Орловской губернии, где также захватили ряд сел севернее этого города. Вместе с алексеевцами проделали и трагическое отступление на юг.
При продвижении на север в 1919 году, по широкой Московской дороге, батареи Марковской артиллерийской бригады работали как со своей Марковской пехотной дивизией, так и с Корниловской ударной дивизией и с батальоном алексеевской пехоты.
Сколько мне известно, все корниловские батареи, за исключением одной стояли в этот период на черноморском побережье, где-то южнее Туапсе.
"Цветной корпус" наступал и следующем порядке частей. В районе железной дороги на города Курок – Орел шла Корниловская ударная дивизия. На западе, левее ее, продвигалась Дроздовская стрелковая дивизия. Правее Корниловской дивизии была Марковская пехотная дивизия. Еще правее марковцев шли батальоны алексеевской пехоты. За ними, на восток, на правом фланге корпуса был Офицерский конный полк. Направление этого полка были города Старый Оскол и Новый Оскол. Одно время с ним работала пушка 8-й Марковской батареи.
Из всех сотен деревень и сел, пройденных за время наступления и отступления, одно село в особенности осталось в памяти, а именно, из-за его географического положение и из-за характера боев обусловленных этими географическими особенностями села.
В пересеченной местности поселения выбирают себе больней частью ложбинки, но данное село выбрало себе особенную ложбинку. Оно тянулось такой длинной полосой, имея на юг и на север сравнительно узкие выходы – горловины. Направо и налево, то есть на восток и запад, село было ограничено сплошными крутыми склонами. Вот это-то положение села и портило настроение командира батальона полковника Дьяконова.
Полковник носил бороду, и мы иногда за глаза называли его "борода".
Задачей отряда было только занять село и оборонять его, но не продвигаться дальше. Пехота отряда с помощью нашего взвода сбила противника на буграх на востоке и на западе села и отогнала его. Все, что было советского в селе, дабы не быть отрезанным, стремглав вылетело из северной горловины. Бугры вокруг села были непроходимыми для артиллерии и взвод в свою очередь быстрым темпом проскакал село, чтобы, пройдя северную горловину, поддержать огнем наступление своей пехоты.
Через пару дней противник, собравшись с силами, повел наступление, сбил нашу пехоту на буграх и начал обход села
Взвод артиллерии стрелял до последней возможности, потом мчался по селу в южном направлении, дабы проскочить южную горловину. Такая свистопляска продолжалась несколько раз, и это "туда-сюда" определенно не нравилось командиру батальона полковнику Дьяконову. Видимо, он опасался потерять артиллерию и как некоторую меру предосторожности, предложил вывести взвод батареи из села.
Командующий батареи подполковник Стадницкий-Колендо это отклонил, главным образом, из-за водопоя и кормежки коней.
Но прав был старый опытный полковник, командир батальона. Однажды на рассвете противник сбил наши заставы и почти закрыл южную горловину, а в селе взвод батареи стоял незапряженным. Взвод с трудом выбрался из села. Спас положение командир команды разведчиков батареи штабс-капитан Леонтьев Александр Михайлович. Он со своей командой конник разведчиков задержал противника.
Вскоре общее наступление армии продолжилось, и село осталось позади.
Помяв одну сестру милосердия батальона – к сожалению, эпохи ее я не знал - которая в высоких желтых сапогах, с лихим видом сопровождала в этих боях солдат, уходивших на разведку.
В одном следующем бою подполковник Стадницкий-Колендо состязался с противником в артиллерийской дуэли. Противник стрелял очень неудачно и поэтому наш взвод вышел на открытую позицию. Неприятель все же скоро пристрелялся, покрыл наш взвод сильным огнем, и нам пришлось опять менять позицию.
В этом бою, по нашим наблюдениям, у противника была подбита гаубица, что позже подтвердили и жители села. Они видели, как везли по дороге поврежденное орудие и побитых людей.
Еще в бои поручик П. Николай просил разрешения вывезти эту подбитую гаубицу с помощью запряжки нашей пушки. Подполковник Ст.-К. в этом отказал. Потом уже выяснилось, что перед гаубицей долго лежала цепь неприятеля и что вывоз гаубицы, вероятно, не удался бы.
Напишу сейчас о городе Щигры, потому что здесь произошел бой исключительной наглядности и типичный для того времени, когда небольшие силы белых войск разгромили противника, во много раз сильнейшего. В настоящем очерке я не описываю весь бой, а даю лишь отдельные сценки картины боя.
Наступавшие силы белых войск состояли, сколько помню, из двух-трех батальонов алексеевской пехоты. Батальоны были далеко не полного состава. Отрядом командовал, кажется, полковник князь Г., но всюду распоряжался блестящий офицер капитан Бузук, командир батальона.
С отрядом работал 1-й взвод 3-й Марковской батареи. Офицерский состав взвода артиллерии состоял из:
подполковника Стадницкого-Колендо, командующего батареей;
штабс-капитана Леонтьева Александра Михайловича, начальника команды конных разведчиков батареи;
поручика Макаревича Симеона Петровича;
поручика Прюца Николая Александровича;
подпоручика Сорокина Леонида;
прапорщика Кашинцева.
Так как кавалерии с отрядом не было, то еще ночью перед наступлением было приказано собрать конных добровольцев со всего отряда для разведки района севернее гороха Щигры, а также попытаться пробраться с севера в город, чтобы внести беспорядок в ряды противника.
В этот конный разведывательный отряд записался с двумя разведчиками поручик Макаревич.
Ночью разведывательный отряд, силой в сто коней, выступил для исполнения своей задачи.
Обойдя город они согласно заданию ворвались в него с севера и проникли до городской площади, наполненной повозками со спящими на них людьми.
Здесь по рассказу поручика Макаревича конный отряд уже начал действовать неорганизованно.
Сам поручик Макаревич со своими двумя разведчиками поскакал к мосту через какую-то речку, но здесь они уже встретили организованное сопротивление и были остановлены ружейным залпом противника за речкой.
Один из разведчиков батареи, кубанский казак, был убить.
Конный разведывательный отряд, выполнив свое задание, отступил.
На рассвете весь отряд князя Гагарина перешел в наступление на город Щигры.
1-й взвод 3-й батареи Марковской артиллерийской бригады наступал с алексеевской пехотой на левом фланге.
Неприятель начал отходить.
Недалеко от одной деревни, проходя по бревенчатому мосту через протекавшую здесь небольшую речку, одно орудие взвода провалилось через мост в эту речку.
Я был оставлен с орудием, чтобы, вытянув его, потом догнать отряд, который продолжал наступление. Будучи с орудием один, без прикрытия, я начал осматриваться и наблюдать происходящее вокруг.
Недалеко от моста проносились в деревню отдельные повозки с вооруженными красноармейцами на них. У нас не было никакого оружия, и солдаты были заняты вытягиванием орудия из речки.
Вскочив на своего верхового коня, я понесся за повозками, которые уходили галопом в деревню.
Моим вооружением был только английский бинокль в кованой кобуре. Хлопая рукой по этой кобуре, я скакал и кричал: "Стой или застрелю!"
Догнав последнюю повозку, подскочив, я выхватил на ходу винтовку у красноармейца на подводе, остановил подводу, приказал красноармейцу повернуть ее и погнал назад рысью.
Навстречу мне уже скакал на упряжном коне наводчик Платонов, тоже невооруженный.
Захваченный мною солдат потом служил добросовестно у нас в батарее.
Несколько недель спустя, при дальнейшем наступлении на север, при ночевке в какой-то деревне, этот солдат попросил разрешения пойти к кому-то в деревне. Вскоре он вернулся и попросил меня идти с ним.
Он окопался уроженцем этой деревни и просто привел меня к своим родителям, честным крестьянам. Здесь меня накормили до отвала и напоили самогоном. Мать солдата чуть ли меня не расцеловала, а сам мальчишка-солдат был ужасно горд, что у них в гостях был "ахвицер", захвативший его в плен.
Вернусь опять к описанию захвата повозок.
Один прибывший с прикасанием конный разведчик батареи захватил еще три повозки.
В общем, были захвачены шесть повозок, которые потом были переданы в хозяйственную часть батареи.
Между тем солдаты вытянули орудие неповрежденным из речки.
Появился капитан Бузук, командир батальона, я указал мне несколько целей с тем, чтобы и их обстрелял.
Имея лишь неприкосновенный запас патронов в передке орудия, предназначенный, согласно положению о полевом управления войск, только для самозащиты, я отказался исполнить его приказание. Впоследствии он имел разговор по этому поводу с командиром батареи подполковником Стадницким-Колендо. Последний мне об этом сказал.
В день наступления была прекрасная солнечная погода и хорошая видимость. В семикратный английский бинокль было отлично видно, как огромная колонна повозок более чем поспешно отходила.
Картина была поразительная: тысячная масса отходила от наступавших нескольких сотен белых в центре; сотен двух-трех, ушедших с батареей вперед на нашем левом фланге, и, вероятно, стольких же на правом фланге.
Отряд алексеевской пехоты, под командой полковника князя Гагарина, опрокинул противника, но чтобы захватить всю эту отступавшую массу людей, нужны были бы дивизии кавалерии.
Вся Марковская артиллерийская бригада была вооружена 16-фунтовыми английскими орудиями, а две наши гаубичные батареи имели английские гаубицы. Предельная дальность английских пушек была шесть верст, то есть такая же, как у наших трехдюймовых орудий образца 1902 года.
Английские пушки имели значительные выгоды, но и невыгоды по сравнению с нашими. Выгодой были очень удобные поворотный и подъемный механизмы, но невыгодой их было то, что они были открыты и поэтому в русских климатических условиях сравнительно легко подвергались порче. Большой выгодой у английских пушек был поворот на станке в 16 градусов, не трогая хобота орудия, в то время как у русских пушек он был только 6 градусов. Русская же панорама была значительно практичнее английской.
К сожалению, все наши батареи не были снабжены телефонными аппаратами, и при наступлении и отступлении в 1919 году по широкой московской дороге стрельба батареи была этим очень затруднена. Батареи были принуждены иногда работать вроде пулеметов.
После боев за город Щигры и севернее этого города подполковник Стадницкий-Колендо получил новое назначение. Если не ошибаюсь, он должен был начать формирование 5-й батареи нашей Марковской артиллерийской бригады. С ним отправился и штабс-капитан Леонтьев Александр Михайлович.
Команду над 1-м взводом этой батареи принял поручик Макаревич.
При дальнейшем наступлении на север разбитый противник уже оказывал только незначительное сопротивление.
Во время одного боя гаубичный снаряд противника угодил прямо в наше 1-е орудие, отбил кусочек металла у ствола и ушел в землю, не разорвавшись.
В другом бою броневик противника был отогнан огнем 1-го орудия и кажется, поврежден.
Однажды наш взвод продвигался недалеко от линии нашего фронта. С нами случайно шел околодок батальона с несколькими сестрами милосердия в своих белых косынках.
Неожиданно для нас мы были обстреляны пулеметным огнем. Все остановилось! Сестры милосердия немедленно скрылись за повозками. Мы были в недоумении!
По фигурации местности и по действительности огня эта стрельба не могла быть произведена противником с фронта. С передков мы не снималась. Стрельба вскоре прекратилась. Под огнем солдаты взвода не легли и стояли все время во весь рост. После солдаты подошли ко мне и похвастались, какими молодцами они себя держали. Конечно, они знали, что сестры милосердия смотрели на них, и, естественно, они хотели себя показать.
Идя со взводом дальше, мы увидали командира одной из рот батальона, капитана Максимовича. Высокого роста, плечистый, в прошлом, кажется, студент университета, он был выдающимся офицером батальона. Его рота лежала в цепи за бугром.
Город Верховье, Орловской губернии, был последним крупным населенным пунктом, занятым частями алексеевской пехоты при наступлении на север.
В Верховье задержались на некоторое время. Население вначале относилось к нам хорошо. Одной семьей был однажды предложен офицерам батареи парадный обед.
Прибыл командир нашей 3-й Марковской батареи полковник Лепилин, Александр Михайлович и принял команду над взводом.
В доне отсутствовавшего начальника станции произошел какой-то инцидент. Поручик Макаревич Симеон и Прюц Николай были посланы урегулировать конфликт, состоявший в типичном для того времени понятии – подарок от благодарного населения.
Проводя общее дознание, поручик Прюц Николай случайно установил, что это начальник станции был хорошим знакомым его семьи в Петербурге еще по мирному времени. Присутствовавшая жена начальника станции была очень благодарна за оказанную ей помощь при ликвидации конфликта.
При дальнейшем продвижении по селам и деревням выяснилось, что на этом участке уже советского фронта нет. Фронт распался.
Батальон алексеевцев, с которым наш взвод тогда работал, был, сколько мне помнится, под командой капитана Гулевича. Батальон применил новую тактику. Занимал какое-либо село, а оттуда отдельные роты с пушкой шли по другим селам и деревням в экспедиции, захватывая остатки красных частей и возвращаясь в село к батальону.
Во время одной такой экспедиции на роту, идущую колонной, наехала линейка. Среди ехавших в линейке оказался бывший матрос, партийный политический работник. Проснулась ли в матросе православная русская душа или им руководили особые соображения, но он охотно указал оставленные в тылу белой армия коммунистические ячейки.
По указанию пленных рота пошла без дорог по полям в тыл одного села. Была сухая осень. Неожиданным для противника ударом село захватили. Взяли в плен штаб бригады, командира бригады бывшего полковника Константинова, в прошлом кадрового офицера Императорской армии, охранную роту и обоз.
В захваченном селе я оказался в забавном положении. Когда вошли в село, пушка остановилась в походном порядке и едва я смог оглянуться, как уже ни одного из наших солдат не оказалось. Все исчезли, интересуясь содержимым захваченных обозов. Некоторое время я один сторожил пушку. По дороге, при возвращении в наше исходное село, наша пушка шла с захваченным обозом и с пленными, шедшими в разброд почти без конвоя, так как часть роты куда-то ушла. Я заметил, как пленный полковник Константинов, один красноармеец и комиссар бригады в студенческой университетской фуражке очень заинтересовались пулеметом "Максим", лежавшим на одной захваченной подводе. В тот момент ни одного солдата нашей роты вблизи не было. Я демонстративно подъехал верхом к этой группе Они отошли от пулемета.
Захваченные офицеры (служившие в красной армии) служили потом в наших частях. Судьбу полковника Константинова решили пленные красноармейцы, говорившие о нем с ненавистью из-за жестокого обращенья с ними. Надо признаться, что до самого своего конца бывший полковник Константинов держался с достоинством.
Для ознаменования успехов на фронте офицеры нашей батареи устроили ужин с выпивкой. Присутствовал и командир батальона капитан Гулевич. К сожалению, это были наши последние успехи в боях на этом участке фронта.
Во время ужина старшие офицеры спели старый русский гимн. Молодежь пела Корниловский гимн.
При дальнейшем наступлении батальон наткнулся уже на организованное сопротивление при попытке взять одно большое село. Наш артиллерийский взвод получил задачу обстрелять окопы противника перед селом и сбить наблюдательные пункты с крыш деревенских домов. В батарее были два брата поручики Кожуговы. Они происходили из этого села.
Наш взвод попал под артиллерийский обстрел противника. Противник покрыл нас шрапнелью. Пули шрапнели застучали по щитам орудий, оставив в них выемки. Я приказал солдатам укрыться за щиты орудий и сам укрылся.
Один красивый, рослый солдат не исполнит моего приказания. Следующей очередью огня противника он был смертельно ранен и ночью умер.
Южная окраина этого села была самым северным пунктом, достигнутым частями алексеевской пехоты при продвижении по широкой Московской дороге.