Героизм обреченных

В апреле исполняется 85 лет одной из самых героических и одновременно трагических страниц летописи русского оружия – завершения Ледяного похода Добровольческой Армии на Кубань. Сейчас, по истечении времени, которое прошло с тех пор, можно на примере этого похода и других деяний Белой гвардии спокойно и беспристрастно осмыслить суть Белого движения, его характер, роль и место в русской истории. Официальной датой зарождения Белого движения и формирования Белой гвардии считается 2 ноября 1917 года, когда генерал Алексеев приехал в Новочеркасск.
Белое движение было ответом русского Духа на разрушение российской государственности и всеобщую анархию, которые начались отнюдь не с захвата власти большевиками в октябре 1917 года, а гораздо раньше. Настоящий произвол (это литературный синоним широко употребляемого ныне, к сожалению, блатного термина "беспредел") начался в марте 1917 года.

К тому времени Россия была предельно истощена в мировой войне. В то время как большинство писателей и поэтов модного ныне "серебряного века" поглощали "ананасы в шампанском", лишь единицы из них поняли сущность этой войны и изобразили высшую доблесть ратного труда. Одним из таких людей был боевой офицер и георгиевский кавалер Николай Гумилев, оставивший нам такие строки:

Как собака на цепи тяжелой,
Тявкает за лесом пулемет,
И жужжат шрапнели, словно пчелы,
Собирая ярко-красный мед.

А "ура" вдали, как будто пенье
Трудный день окончивших жнецов.
Скажешь: это – мирное селенье
В самый благостный из вечеров.

И воистину светло и свято
Дело величавое войны,
Серафимы, ясны и крылаты,
За плечами воинов видны.

Тружеников, медленно идущих
На полях, омоченных в крови,
Подвиг сеющих и славу жнущих,
Ныне, Господи, благослови.

Как у тех, что гнутся над сохою,
Как у тех, что молят и скорбят,
Их сердца горят перед Тобою,
Восковыми свечками горят.

Но тому, о Господи, и силы
И победы царский час даруй,
Кто поверженному скажет: – Милый,
Вот, прими мой братский поцелуй!

Без всякого сомнения, героизм русского солдата в этой войне блеснул одной из своих самых ярких граней – но он немногого стоил при бездарности высшего командования и жертвенном героизме кадровых офицеров, погибших почти поголовно в первый год войны.

К тому же эта война была чужда интересам России. Выиграли от нее прежде всего Англия и Франция. Простые русские люди не понимали, почему они должны умирать за чужого дядю. Когда Германия объявила России войну и заняла часть ее территории – это вызвало всплеск патриотизма. Песня сибирских стрелков, которую потом многократно переделывали и белые, и красные, первоначально звучала так:

Из тайги, тайги дремучей,
От Амура от реки,
Молчаливо, грозной тучей
Шли на бой сибиряки.

Их сурово воспитала
Молчаливая тайга,
Бури грозные Байкала
И сибирские снега.

Ни усталости, ни страха:
Бьются ночь и бьются день,
Только серая папаха
Лихо сбита набекрень.

Эх, Сибирь, страна родная,
За тебя ль мы постоим,
Волнам Рейна и Дуная
Свой привет передадим!

Но уже в 1915 году, когда тогдашние "Идущие вместе" согнали людей в одном городе на демонстрацию за победу, манифестанты… оторвали от российского флага белую и синюю полосы, гордо прошествовав дальше с самодельным красным флагом.

После революции стало ясно, что бардак, царивший во Временном правительстве, неизлечим в принципе. Те, кто пытался навести хоть какой-то порядок (как, например, генерал Корнилов), объявлялись "контрреволюционерами" и врагами народа. Так что большевики начинали отнюдь не на пустом месте. И образование "Красной гвардии" началось вовсе не в феврале 1918 года, а в августе 1917 – чтобы любой ценой разбить Корнилова. Впрочем, та "Красная гвардия" в гражданской войне так всерьез и не поучаствовала.

Армии к тому времени уже не существовало. Солдаты братались с немцами, митинговали, пьянствовали – делали что угодно, кроме того, чтобы воевать. Одним словом, здравых сил, способных остановить анархию, уже не было.

И тогда за дело взялись большевики. После того, как Петроград был ими занят, настала очередь Москвы. Именно в дни боев в Москве и родился термин "Белая гвардия". По взятии большевиками Москвы, Керенский и Краснов возглавили поход на Петроград. Когда этот поход провалился, прежде всего из-за громадного неравенства сил (700 казаков против 200 000 красных), центр сопротивления большевикам переместился на Дон.

26 ноября Белая гвардия начала свою первую боевую операцию – штурм Ростова, незадолго до этого захваченного красными. Чуть больше полутысячи офицеров и юнкеров пошли на штурм большого города, в котором засели многие тысячи матросов и красногвардейцев. В решающий момент, когда ряды красных поколебались, офицеры пошли в "психическую атаку", маршируя в полный рост с папиросами в зубах (некурящие, чтобы продемонстрировать пренебрежение к противнику, старательно щелкали семечки), держа винтовки на ремнях и стреляя на ходу. Большевики не выдержали этого и побежали. Уличные бои продолжались еще 6 дней.

После первых успешных операций встал вопрос о постановке формирования армии на регулярную основу. Пока дороги еще не были перекрыты, на Дон просачивались офицеры, желающие принять участие в борьбе с большевиками. И 25 декабря 1917 года, на Рождество, было принято решение о переформировании боевой организации генерала Алексеева в Добровольческую Армию.

В феврале 1918 года, к началу Ледяного похода, был написан и Гимн Добровольческой армии. Припевом в нем были следующие слова:

"Мы смело в бой пойдем за Русь Святую
И как один прольем кровь молодую".

В эпоху застоя, помнится, был популярен анекдот, в котором старый коммунист, придя в Кремль, требовал: "Покажите мне это. Ну, то, в борьбе за что мы как один умрем". Прочтя эти строки, нетрудно догадаться, что тот гимн, о котором упоминал старый коммунист - всего лишь большевицкая переделка, причем довольно-таки бездарная. Как, впрочем, и большинство переделок вообще. Но вернемся к истории.

Ледяной поход, начавшийся по новому стилю 23 февраля 1918 года (вот день истинного Защитника Отечества!), был, по сути, походом обреченных. В нем участвовало всего 4000 человек и 8 (всего восемь!) трехдюймовых орудий, к тому же почти лишенных снарядов. Все участники похода осознавали, что вряд ли смогут спасти Россию. Их целью было – спасти хотя бы русскую честь.

Дух Добровольческой армии ее офицеры описывали так: "В одной картине запечатлелась героическая борьба на Дону. Широкая улица большого города. Многоэтажные дома с обеих сторон. Парадные подъезды больших гостиниц. В залах ресторанов гремит музыка. На тротуарах суетливое движение тысячной толпы, много здорового молодого люда. Выкрики уличных газет, треск трамваев. Проходит взвод солдат. Они в походной форме, холщевые сумки за спиной, ружья на плечах. По выправке, по золотым погонам вы узнаете офицеров. Это третья рота офицерского полка… Куда они идут? Под Ростовом бой. Полковник Кутепов с 500 офицерами защищает подступы к Ростову. Под Батайском ген. Марков с кадетами и юнкерами отбивается от натиска большевиков. Батайск за рекою. На окраинах слышна канонада. Потребовано подкрепление, и из Проскуровских казарм вышло 50 человек. Представьте себе эту картину. По шумной улице большого города в толкотне праздничной толпы проходит взвод солдат. 50 человек из пятисоттысячного города. И вот, когда перед вашими глазами встанут эти 50, вы поймете, что такое Добровольческая армия".

Генерал Деникин писал, что смысл этого похода – прежде всего мистический: "Не стоит подходить с холодной аргументацией политики и стратегии к тому явлению, в котором все в области духа и творимого подвига. Пока есть жизнь, пока есть силы, не все потеряно. Увидят "светоч", слабо мерцающий, услышат голос, зовущий к борьбе – те, кто пока еще не проснулись".

Корнилов, когда его спросили "Что, если не победим?", ответил коротко и ясно: "Тогда мы покажем, как умеет умирать Русская армия".

Именно тогда офицеры-корниловцы утвердили в качестве своего "фирменного знака" кокарду и погоны с черепом и костями, впервые введенные еще весной 1917 года.

Об этом знаке стоит сказать несколько слов отдельно. Современные жизнелюбцы всячески поносят этот символ и его носителей,называя череп с костями "ужасным знаком смерти", подводя корниловцев под одну гребенку с какими-нибудь эсэсовцами. Те, кто претендует на "остроумие", заявляют, что видят в черепе с костями в лучшем случае знак смерти от высокого напряжения: "Не влезай - убьет!".

Но истинный исторический и духовный смысл этого символа совершенно другой. Еще со времен Древней Руси в первых рядах русского войска стояли монахи, облаченные вместо доспехов в монашеские рясы с изображением "адамовой головы", как раньше называли череп с костями. Они символизировали готовность умереть за Русь и за веру Христову, показывая как русским воинам, так и врагам, что любовь к Богу и к России сильнее вражеского оружия, сильнее самой смерти. Именно такие монахи назывались "черной сотней".

Монах-черносотенец, получив благословение своего настоятеля, шел в бой, чтобы все увидели, что Бог на стороне русского войска. Чернец Пересвет, победивший Челубея, не облачился в доспехи, веря в то, что и без них он с Божией помощью одержит победу. И он победил - убил врага, выбив его из седла. Сам Пересвет, несмотря на то, что получил смертельную рану, удержался в седле и доехал до русского войска, показав, таким образом, что победа осталась за ним.

Когда в России грянула Февральская революция, монархия как один из главных устоев Русского государства была уничтожена. Теперь русским воинам оставалось умирать лишь за Веру и Отечество. И Корнилов, отчаянно пытаясь спасти честь и славу русской армии, сформировал в ней ударные батальоны, девизом которых стало "Россия или смерть!". Адамова голова украшала не только знамена ударников, но и кокарды, и погоны, и шевроны. Даже немцы признали превосходство русского Духа, введя череп с костями в своей армии как отличительный знак элитных штурмовых подразделений, комплектовавшихся, как и в русской армии, сильными духом добровольцами.

Когда в России началась гражданская война, девизом офицеров и казаков, боровшихся за спасение своей Родины, стала та же самая фраза "Россия или смерть!". Корниловцы сохранили адамову голову на кокардах, погонах и шевронах. А у казаков Всевеликого Войска Донского адамова голова и девиз были начертаны одна над другим на черном знамени. Именно в доказательство превосходства русского духа над оружием и над самой смертью офицеры под знаменем, украшенным черепом и костями, ходили в психическую атаку, которая, как и штыковая атака, символизирует именно победу чистого Духа над грубой материей, воли над оружием, верного штыка над трусливой пулей. Этим они утверждали свою духовную преемственность с давно отошедшими к Богу монахами и подвижниками земли Русской, показывая врагам, что дороже Бога и России нет ничего на свете.

Череп с костями на знамени и шевронах русских офицеров означают не готовность тут же умереть, неважно за что, а воинскую доблесть, силу Духа и победу его над смертью.

Еще один символ Добровольческой армии - меч в терновом венце - означает сознательный выбор в пользу борьбы и мученического венца. Так же, как и черно-белая форма марковцев символизирует именно воскресение через смерть, обретение жизни вечной через пожертвование жизни временной, "смерть за Родину" и "воскресение России". Как говорили про них, "марковцы  - не полк в обычном, шаблонном смысле с таким-то штатным числом командиров, унтер-офицеров и штыков, организованный по казенному трафарету, а - проявители Русского духа…".

На этом возвышенном фоне иронично и грустно прозвучало высказывание самого генерала Маркова, который, принимая перед походом свой Офицерский полк, горько пошутил: "Не спрашивайте меня, господа, куда и зачем мы идем, а то все равно скажу, что идем к черту за синей птицей…".

После тяжелых боев, когда судьба горстки офицеров и юнкеров, не изменивших присяге, висела на волоске, Добровольческая армия все же смогла вырваться из окружения и 15 марта перешла в наступление. Самым тяжелым оказался штурм Екатеринодара, происходивший 27-31 марта. К 30 марта стало ясно, что Екатеринодар "в лоб" взять не удастся. Корнилов решил перегруппировать силы и 1 апреля лично вести армию на штурм. Марков, как всегда, выразился печально и реалистично, сказав: "Наденьте чистое белье, у кого есть. Будем штурмовать Екатеринодар. Екатеринодара не возьмем, а если и возьмем, то погибнем".

Но штурм так и не состоялся. 31 марта Корнилов был убит снарядом, который залетел к нему в штаб и разорвался прямо под его рабочим столом. Ледовый поход лишился своей души и закончился как-то сам собой. Однако Белое движение уже разгоралось и набирало силу.

Особенно прославился своим походом из Румынии домой полк полковника Дроздовского, который, узнав о формировании Добровольческой армии по телеграфу, начал формировать отряд, куда вошло большинство офицеров его полка. Устраивая дезертирам засады на дорогах, полк захватил артиллерийские батареи, мортиры, пулеметы и даже 15 броневиков. По пути в Россию Дроздовский (ставший к тому времени генералом) уничтожил несколько банд Нестора Махно. Посадив офицерские роты в салон-вагоны, Дроздовский подпустил поближе бандитов, предвкушающих легкую расправу над "офицерьем", а затем ударил в упор из пулеметов.

Сам Дроздовский писал про сущность Белого движения так: "Я весь в борьбе. И пусть война без конца, но война до победы. И мне кажется, что вдали я вижу слабое мерцание солнечных лучей. А сейчас я обрекающий и обреченный…".

Его офицер А. В. Туркул в своей знаменитой книге "Дроздовцы в огне" писал впоследствии про дух и подвиги дроздовцев: "Дроздовцев, как и всех наших боевых товарищей, создала наша боевая, наша солдатская вера в командиров и вождей русского освобождения. В Дроздовского мы верили не меньше, чем в Бога. Вера в него была таким же само собою понятным, само собою разумеющимся чувством, как совесть, долг или боевое братство. Раз Дроздовский сказал - так и надо, и никак иначе быть не может. Приказ Дроздовского был для нас ни в чем неоспоримой, несомненной правдой.

Наш командир был живым средоточием нашей веры в совершенную правду нашей борьбы за Россию. Правда нашего дела остаётся для нас всех и теперь такой само собой понятной, само собой разумеющейся, как дыхание, как сама жизнь… Более пятнадцати тысяч дроздовцев, павших за русское освобождение, также и как бои и жертвы всех наших боевых товарищей были осуществлением в подвиге и в крови святой для нас правды…

Служба истинного солдата продолжается везде и всегда. Она безсрочна, и сегодня мы так же готовы к борьбе за правду и за свободу России, как и в девятнадцатом году. Полнота веры в наше дело преображала каждого из нас. Она нас возвышала, очищала. Каждый как бы становился носителем общей Правды. Все пополнения, приходившие к нам, захватывало этим вдохновением.

Мы каждый день отдавали кровь и жизнь. Когда офицерская рота шла в атаку, командиру не надо было оборачиваться смотреть, как идут. Никто не отстанет, не ляжет. Все идут вперед, и раз цепь вперед, командиры всегда впереди: там командир полка, там командир батальона. Атаки стали нашей стихией. Всем хорошо известно, что такие стихийные атаки дроздовцев, без выстрела, во весь рост, сметали противника в повальную панику.

Наши командиры несли страшный долг. Как Дроздовский, они были обрекающими на смерть и обреченными. Всегда, даже в мелочах жизни, они были живым примером, живым вдохновением, олицетворением долга, правды и чести.

В огне падают все слова, мишура, декорации. В огне остаётся истинный человек, в мужественной силе его веры и правды. В огне остаётся последняя и вечная истина, какая только есть на свете, Божественная истина о человеческом духе, попирающем самую смерть.

Таким истинным человеком был Дроздовский. Жизнь его была живым примером, сосредоточением нашего общего вдохновения, и в бою Дроздовский был всегда там, где, как говорится, просто нечем дышать… Смерть Дроздовского? Нет, солдаты не умирают. Дроздовский жив в каждом его живом бойце.

Они не умерли, они убиты. Это иное. В самой полноте жизни и деятельности, во всей полноте человеческого дыхания, они были как бы сорваны, не досказавши слова, не докончивши живого движения. В смерти в бою - смерти нет…

Тысячи и десятки тысяч всех их, не доведших до конца живого движения, не досказавших живого слова, живой мысли, все они, честно павшие, доблестные, все они в нас ещё живы.

Именно в этом тайна воинского братства, отдавания крови, жизни за других. Они знали, что каждый из боевых собратьев всегда встанет им на смену, что всегда они будут живы, неиссякаемы в живых. И никто из нас, безсрочных солдат, никогда не должен забывать, что они, наши честно павшие, наши доблестные, повелевают всей нашей жизнью и теперь, и навсегда.

И верили, как верим и теперь, что русский народ ещё поймёт всё, так же, как поняли мы, и пойдёт тогда с нами против советчины. Эта вера и была всегда тем "мерцанием солнечных лучей", о котором писал в своём походном дневнике генерал Дроздовский".

За 61 день похода из Румынии до Дона и был сочинен "Дроздовский марш", написанный на музыку песни сибирских стрелков и впоследствии, как и большинство других белых песен, переделанный красными. Вообще, если послушать песни тех времен, то все становится на свои места. Исчезают несообразности, согласуются между собой рифмы, проясняется смысл:

Из Румынии походом
Шёл Дроздовский славный полк,
Для спасения народа
Исполняя тяжкий долг.

Много он ночей бессонных
И лишений выносил,
Но героев закаленных
Путь далекий не страшил.

Генерал Дроздовский гордо
Шел с полком своим вперед,
Как герой, он верил твердо,
Что он Родину спасет.

Верил он, что Русь Святая
Погибает под ярмом,
И, как свечка восковая,
Угасает с каждым днём.

Что настанет скоро время,
И опомнится народ,
Что с себя он сбросит бремя
И за нами в бой пойдет.

Шли дроздовцы твёрдым шагом,
Враг под натиском бежал,
И с трёхцветным русским флагом
Славу полк себе стяжал.

Этих дней не стихнет слава,
Не замолкнет никогда,
Офицерские заставы
Занимали города.

Пусть вернёмся мы седые
От кровавого труда.
Над тобой взойдёт, Россия,
Солнце новое тогда.

В самом деле, когда города занимают "партизанские отряды", как поется в большевицкой песне "По долинам и по взгорьям" – это дело нехитрое и по зубам даже махновцам. А вот когда город занимают офицерские заставы, насчитывавшие от силы несколько десятков человек – это действительно подвиг, достойный того, чтобы быть воспетым в песне. Да и рифма полностью восстанавливается.

То же самое касается известной песни "Полюшко-поле". Если слушать большевицкий вариант этой песни, то он с точки зрения композиции текста выглядит откровенным абсурдом. Сначала – "едут Красной Армии герои". Затем – печаль девушек по поводу того, что "милый в армию уехал". Наконец, в качестве финального абсурдного аккорда – восхищение тем, как "быстро плавают подлодки" и как "зорко смотрит Ворошилов". Самый простой исторический анализ позволит безошибочно уточнить, что этот вполне бездарный текст написан примерно в 1930-х годах. А оригинальная песня (на ту же мелодию) была написана партизанами-казаками генерала Шкуро в 1919 году:

Полюшко-поле, полюшко широко поле.
Едут по полю партизаны
С красными бандитами сражаться.

Едут-поедут, тихо запевают песню
Про свою казачью славну долю,
О России-матушке кручинясь.

Слышут-послышут, как земля родная стонет,
Как ее вороги пленили,
Алтари и храмы разорили.

Видят да видят, во поле во полюшке дымится,
Полыхает родная станица,
Как водица кровушка струится.

Смолкли казаки, покрестившись, головы склонили,
Слезы непрошеные смахнули,
Да коней во поле повернули.

Вот показались во поле широком продотряды,
Едут с комиссарами, смеются
Пьяные солдаты и матросы.

Пыль поднялася, шашки казацкие сверкнули.
С свистом диким лавой пронеслися,
Засвистели над главами пули.

Били, рубили, большевицки головы сносили,
За Россию-матушку отмстили.
Там, где бились, вороны кружили.

Чуть больше "повезло" еще одной казацкой песне – "Любо, братцы, любо". Из нее просто вырезали куплеты, поясняющие, против кого, собственно, сражались казаки. Потому что эти куплеты были слишком правдивы и беспощадны:

Старики, старухи,
Дети, молодухи,
Тихо спит станица,
Матери не спят.
Запалил станицу,
Вырезал станицу
Местечковый, трехъязыкий,
Жадный продотряд.

Так помянем, братцы,
Братьев наших верных,
Терских да кубанских
Наших братьев во Христе.
То иуда Троцкий,
То иуда Свердлов
Подло распинали
Мать-Россию на кресте.

И все то, что было,
Помним все, что было,
Тяжела казацкая мертвая слеза.
Даже и в могилах,
В ямах торопливых
О Святой Руси
Великой забывать нельзя…

По мере продвижения Белой армии по ее крестному пути стихи и песни белых офицеров становились все более прекрасными и трагическими. Стоит привести несколько стихов офицера и поэта Николая Туроверова из поэмы "Перекоп":

Нас было мало, слишком мало,
От вражьих толп темнела даль.
Но твердым блеском засверкала
Из ножен вынутая сталь.
Последних пламенных порывов
Была исполнена душа.
В железном грохоте разрывов
Вскипали воды Сиваша.
И ждали все, внимая знаку,
И подан был знакомый знак…
Полк шел в последнюю атаку,
Венчая путь своих атак…
Забыть ли, как на снеге сбитом
В последний раз рубил казак,
Как под размашистым копытом
Звенел промерзлый солончак,
И как минутная победа
Швырнула нас через окоп,
И храп коней, и крик соседа
И кровью залитый сугроб…
О милом крае, о родимом
Звенела песня казака
И гнал и рвал над белым Крымом
Морозный ветер облака…

Последние подвиги Белого движения были совершены на Дальнем Востоке. Одним из этих подвигов стала борьба Приамурского Земского края,который просуществовал чуть больше двух месяцев. Но мистический смысл этого события был громадным, так как впервые после 1917 года государственная идеология этой малой части России с самого начала строилась на монархизме. Подводя итоги Белого движения и существования Приамурского Земского края, его воевода генерал Дитерихс 17 октября 1922 года написал:

"Силы Земской Приамурской Рати сломлены. Двенадцать тяжелых дней борьбы ге-роев Сибири и Ледяного похода – без пополнения, без патронов – решили участь Земского Приамурского Края. Скоро его уже не станет.

Он как тело – умрет. Но только как тело.

В духовном отношении, в значении ярко вспыхнувшей в пределах его русской нрав-ственно-религиозной идеологии – он никогда не умрет в истории возрождения великой Святой Руси.

Семя брошено. Оно сейчас упало на еще неподготовленную почву. Но грядущая бу-ря ужасов советской власти разнесет это семя по широкой ниве великой Матушки-России, и приткнется оно в будущем по бесконечной милости Господней к плодородному и подготов-ленному клочку земли Русской, и тогда даст желанный плод.

Я верю в эту благость Господню; верю, что духовное значение кратковременного существования Приамурского Земского Края оставит в народе глубокие, неизгладимые сле-ды. Я верю, что Россия вернется к России Христа, России Помазанника Божьего. Мы были недостойны еще этой милости Всевышнего Творца".

Наконец, самая последняя страница Белого движения в России была закрыта человеком, чья жизнь заставляет нас вспомнить предания о древних героях – генерал-лейтенантом Анатолием Николаевичем Пепеляевым, которого называли "белым Суворовым".

В декабре 1918 года его корпус перешел через Уральский хребет и внезапной атакой взял Пермь. Невероятно, но в Перми у красных были 2 пехотные дивизии (35 тысяч человек), штаб армии и 30 орудий, а чуть более 10 тысяч солдат и офицеров Пепеляева, голодные, обмороженные и плохо одетые, не имея даже запаса патронов, менее чем за сутки взяли город штыковой атакой! Такой успех был замечен Колчаком, и Пепеляеву было поручено командование одной из армий.

Когда колчаковский фронт в начале 1920 года был разгромлен, а Колчак и его премьер-министр В.Н. Пепеляев (старший брат генерала) были взяты в плен и расстреляны эсерами, Анатолий Николаевич попытался организовать оборону Томска, но заболел тифом и с большим трудом был вывезен за границу, в Харбин. Там он женился, работал извозчиком и ловил рыбу. Но, узнав о восстании в Якутии под руководством эмиссаров генерала Дитерихса, сразу согласился помочь повстанцам и сформировал из эмигрантов дружину в 700 человек.

В сентябре 1922 года, незадолго до падения Дальневосточной республики, дружина Пепеляева высадилась в Якутии и прошла по ней, заняв несколько городов. Узнав о том, что Владивосток занят красными, Пепеляев в конце декабря решил идти на Якутск. К началу марта 1923 года большевики победили дружинников, по своему обыкновению, не умением, а числом. Дружина вернулась на охотское побережье, но красные достали ее и там, вынудив Пепеляева 17 июня 1923 года отдать приказ сложить оружие.

Проведя почти 15 лет в заключении, 13 января 1938 года Анатолий Николаевич Пепеляев был расстрелян в подвалах Новосибирского управления НКВД по обвинению в "подготовке вооруженного восстания и восстановлении монархического строя в СССР".

Так этот доблестный генерал стал одним из многих тысяч исповедников и новомучеников Российских, отдавших свою жизнь за торжество Православной России. И стихи, написанные им во время последней схватки, превосходно и емко, в немногих словах, описывают идею всего Белого движения:

Бросив дом, бросив семьи родные,
Собрались мы в ряды боевые.
Не на радость, на подвиг тяжелый мы шли,
От людей мы не ждали награды.
По пути разрушая преграды,
Крестный путь мы свершили одни…

Как явление русского воинского духа, Белое движение не имеет аналогов в подзднейшей военной истории. Оно уникально не только небывалым по величине подъемом духа, но и величайшей эстетической красотой, в которую был облечен этот подъем. Подвиг Белой гвардии был столь велик и прекрасен, что десятилетия принижения и оплевывания белых воинов так и не смогли сделать их менее возвышенными и благородными в глазах народа.

Дух и поэтика Белого движения составили величайшую часть русского культурного и духовного наследия XX столетия. Они ценны нам прежде всего потому, что несут на себе не только тонкий флер "серебряного века" с его изысканным эстетством и изящным слогом, но и потому, что неразрывно связаны с "золотым веком" - его потрясающей глубиной мысли, выражением самых высоких чувств, гениально простыми и строгими рифмами. Несомненно, творчество воинов Белой гвардии еще не оценено нами до конца и ждет осмысления благодарными потомками.

N 4(79) апрель 2003 г.