...Двадцатый век. Сороковые.
Подставив раненую грудь,
Непокорённая Россия
Фашисту заступает путь.

И, утеряв рассудок здравый,
Предчувствует конец палач.
А под его пятой кровавой
Расстрелы, пытки, детский плач.

...На трупах — трупы, в небо глядя,
И вдруг у ямы на краю:
«Не убивайте меня, дядя,
А я вам песенку спою».

Дрожа и заикаясь, прямо
Из груды неостывших тел,
Ребёнок над сестрой и мамой
Зверью про зайчика запел.

...Восьмидесятые. Народы
Страну прославили трудом,
Но всё полнее с каждым годом
Недетским горем детский дом.

За что мальцу в четыре года
Дают за совесть, не за страх
Беду великого народа
Нести на тоненьких плечах?

Проснувшись, плачет он ночами,
И — рвётся пониманья нить:
«Не отдавайте меня маме,
Мне страшно, мама будет бить...»

Очнитесь, люди, плачут дети...
...Скажи, великий мой народ —
За тех сирот фашист в ответе,
А кто — за нынешних сирот?»