"..Дорогой Игорь! Возвращаю народу русские праздники, Закон Божий и собственность, украденную у народа.
Теперь Ваша душенька довольна?"

Уважаемый Иваныч, лично вы вернуть можете только свою скромную пенсию(на которую я и не зарюсь). Но вот отречься от того, что вы с таким трепетом защищали при обсуждении этой статьи просто обязаны, если вы-русский человек. И чем больше нас, русских, скорее осознает то, что мы "поклонялись " мерзости. тем быстрее Бог нас помилует и мы быстрее получим прощение от Бога.

А чтобы вам быстрее думалось. прочтите главу из романа "Ненависть" столь (надеюсь что скоро измените сове мнение на противоположное) уважаемого мною П.Н.Краснова..
Читайте же! Вслух! Детям и знакомым!

Отецъ Петръ неслышными шагами вышелъ на амвонъ и сталъ передъ Цар-скими вратами. Въ рукахъ онъ держалъ старинный Петровскiй крестъ. Голубые глаза отца Петра сiяли необычнымъ свѣтомъ. Худое, изможденное лицо было пре-красно.
Шорохомъ пронеслось по церкви: — «проповѣдь... Господи!.. Вѣдь запреще-но... Или не знаеть?.. Предупредить его?.. Да какъ»...
Заднiе подались впередъ. Пѣвчiе вышли изъ глубины крылоса ближе къ амво-ну. Ярко свѣтятъ солнечные лучи на позолоту храма, играютъ на крестѣ, свѣтлымъ нимбомъ озаряютъ сѣдѣющую голову священника.
Вздыхаютъ старики и старухи. Вызывающе смотритъ молоднякъ.
Въ густую, затаенную, внимающую тишину входятъ ясно, отчетливымъ голо-сомъ сказанныя простыя слова:
— Во Имя Отца и Сына и Святого Духа...
***
— Апостолъ Павелъ въ посланiи къ Римлянамъ пишетъ: — «всяка душа да бу-детъ покорна высшимъ властямъ; ибо нѣтъ власти не отъ Бога, существующiя-же власти отъ Бога установлены. Посему противящiйся власти противится Божiю установленiю; а противящiеся сами навлекутъ на себя осужденiе. Ибо начальствующiе страшны не для добрыхъ дѣлъ, но для злыхъ. Хочешь-ли не боять-ся власти?.. Дѣлай добро и получишь похвалу отъ нея; ибо начальникъ есть Божiй слуга, тебѣ на добро. Если-же дѣлаешь зло, бойся, ибо онъ не напрасно носитъ мечъ; онъ Божiй слуга, отмститель въ наказанiе дѣлающему злое. И потому надоб-но повиноваться не только изъ страха наказанiя, но и по совѣсти»... *)
Сказавъ это отецъ Петръ замолчалъ на мгновенiе. Женя и Шура, съ ужасомъ смотрѣли на дѣдушку. Имъ вспоминался Ангелъ Господень, какъ Онъ описанъ евангелистомъ Матѳеемъ: — «видъ его былъ какъ молнiя и одежда его бѣла, какъ снѣгъ».
Свѣтлый подрясникъ и точно блисталъ въ солнечномъ лучѣ, какъ снѣгъ. Молнiи сверкали изъ глазъ и все лицо было строго и непреклонно.
Отецъ Петръ продолжалъ:
— Этими словами апостола Павла думаютъ прикрыть свое преступное заблужденiе тѣ, кто принялъ совѣтскую власть коммунистовъ, какъ власть отъ Бога намъ посланную. Надо знать времена! Апостолъ Павелъ писалъ это посланiе Рим-лянамъ. Римляне заблуждались, но они имѣли боговъ. У нихъ была своя строго продуманная религiя многобожiя. Они создали свою мораль и они отстаивали своихъ боговъ. Они не понимали христiанъ и они преслѣдовали ихъ потому, что думали, что христiане не вѣрятъ въ Бога. Они говорили христiанамъ: — «покло-нись нашимъ богамъ и мы отпустимъ тебя»... Тогдашнiе христiане въ большинствѣ были евреи, а Римляне знали, кто такое евреи вообще... Апостолъ Павелъ, писалъ Титу, что евреи непокорны, пустословы и обманщики. Римляне и гнали обрѣзанныхъ, какъ непокорныхъ, пустослововъ и обманщиковъ. Римляне устано-вили у себя законы, благотворные для добрыхъ дѣлъ и эти-то законы призывалъ апостолъ Павелъ исполнять.
— Что-же мы видимъ теперь?.. У насъ власть не только не знающая Бога, от-рицающая Его, но власть борющаяся съ Богомъ, стремящаяся уничтожить Бога въ сердцахъ людей. Мы, вѣрующiе, стоимъ на одномъ концѣ браннаго поля — они, большевики, на другомъ. И между нами ничего другого не можетъ быть, кромѣ самой ожесточенной борьбы. Большевики говорятъ: — «мы боремся за душу человѣка, чтобы вытравить ее, насмѣшкой, издѣвательствомъ, прямымъ преслѣдованiемъ уничтожить въ ней вѣру въ Бога». Что-же будемъ молчать на это?.. Ссылаться на апостола Павла?.. Никакъ!..
— Начальствующiе страшны для злыхъ дѣлъ… Но, если начальствующiе сами покровительствуютъ злымъ дѣламъ, отъ Бога-ли они поставлены?.. Декретами на-шего правительства всѣ заповѣди Господни нарушены и изврашены... Со страхомъ наказанiя, жестокой кары входите вы въ храмъ и далеко не увѣрены благополучно-ли вы выйдете изъ него... Гдѣ благостный перезвонъ колоколовъ, гдѣ наши великiе благовѣсты, возвѣщавшiе и старому и немощному о томъ, что идетъ служба въ церквяхъ?.. Все это запрещено. Гдѣ почитанiе родителей и семья, произрастающая въ мирѣ и любви? Злые безпризорные бродятъ по улицамъ, какъ стаи голодныхъ волковъ и вы сторонитесь, страшно сказать Русскихъ дѣтей! Горы дѣтскихъ сирот-скихъ труповъ валяются по подваламъ безъ погребенiя!.. Сравню-ли я такое: наше правительство, такую нашу власть съ Римскими властями и скажу-ли что эта власть отъ Бога постановлена?... А что, если это не Господня власть, но дiавольская сила антихриста поставила намъ всѣхъ этихъ комиссаровъ и коммунистовъ? Гос-подь учитъ нась — «не укради» — а вамъ говорятъ: — «грабь награбленное»... Гос-подь заповѣдалъ намъ: — «не убiй» — смрадомъ мертвечины множества невинно разстрѣлянныхъ людей пропитанъ самый воздухъ нашего союза... «Не прелюбы сотвори» и — браки на сутки и несчастныя брошенныя женщины, обращенныя въ рабство!.. «Не сотвори себѣ кумира» — каменные и бронзовые истуканы стоятъ по всѣмъ городамъ и въ самой Москвѣ высится мавзолей, къ которому водятъ прину-дительно на поклонъ народныя толпы!..
Страшная, придавленная, послѣдняя тишина, какая бываетъ въ судѣ въ ожиданiи вынесенiя смертнаго приговора стояла въ храмѣ. Звенящимъ металломъ благовѣста неслись прихожанамъ въ самыя ихъ сердца волнующiя, вдохновенныя слова протоiерея Петра. Во дни апостоловъ только и бывало такое пламенное краснорѣчiе. Люди стояли, низко опустивъ головы. Казалось, если-бы могли они, какъ птицы вобрать головы въ шеи, спрятать ихъ подъ крылья, они сделали-бы такъ. Ноги свинцомъ налились. И выйдти уже не смѣли и боялись даже вздохнуть: — самый вздохъ могъ быть истолкованъ, какъ сочувствiе.
Молодежь съ узкими лбами и глазами, напряженно смотрящими не опускала головъ. Она, казалось, ожидала, чѣмъ кончитъ этотъ дерзновенно смѣлый попъ.
— Говоритъ писанiе про дiавола: — ложь есть и отецъ лжи. Какимъ густымъ туманомъ лжи окутаны вы, весь народъ, всѣ прiѣзжiе, скажу прямо — весь мiръ! Не было никогда въ мiрѣ такой лжи. Вамъ объявили пятилѣтку. Строятъ громад-ные заводы, говорятъ объ индустрiализацiи страны. На послѣднiе гроши нищаго, голоднаго народа строятъ при помощи иностранцевъ всевозможные гиганты — Днѣпро-строи, Кузнецк-строи, Ангаро-строи, Волхов-строи... Безумцы и наглые обманщики! Они забыли, что «аще не Господь созиждетъ зданiе — всуе трудяйся зиждущiе»... Всуе!.. Понапрасну тяжелыя, каторжныя работы строющихъ. Пона-прасну громадныя затраты на машины и оборудованiе. Кому нужна электрофикацiя въ такихъ размѣрахъ, какiе можетъ дать Днѣпрострой?.. Кого бу-дутъ освѣщать, какiя машины приводить въ движенiе въ Прибайкальской тундрѣ... И такъ все, что ни дѣлаетъ дiавольская, лживая власть. Пыль въ глаза пускаютъ... Яко ложь есть и отецъ лжи!.. Шайка фанатиковъ?.. Нѣтъ стая бѣсовъ владѣетъ ва-ми... Имъ-ли буду призывать я повиноваться словами апостола Павла?..
Отецъ Петръ до этого мѣста говорилъ ровно и спококно. Его голосъ не поды-мался, но вдругъ съ силою, неожиданною отъ его стараго, казалось, немощнаго тѣла онъ возгласилъ:
— Никогда!.., — отецъ Петръ высоко поднялъ крестъ надъ головою. — Никогда нельзя къ нашей власти примѣнять посланiе апостола Павла. И, если-бы нынѣ пи-салъ вамъ апостолъ Павелъ, писалъ вамъ, гражданамъ не Римской, но совѣтской республики — онъ призывалъ-бы васъ не къ покорности, но къ бунту... Къ бунту!.. къ возстанiю!.. къ противоборству во всемъ... Ибо наши начальствующiе страшны для добрыхъ дѣлъ... Ибо они носятъ мечъ напрасно — для покровительства всему злому, развратному и скверному...
Отецъ Петръ сдѣлалъ крошечную паузу и сказалъ сильно и проникновенно.
— Головку срубятъ?..
На мгновенiе онъ опустилъ свою красивую голову, но сейчасъ-же высоко и гордо поднялъ ее.
— Какая польза человѣку, если онъ прiобрѣтетъ мiръ, а душѣ своей повре-дитъ?.. Мiръ ненавидѣлъ Христа за то, что Христосъ свидѣтельствовалъ о немъ, что дѣла его злы... Пусть и меня возненавидитъ. Но скажу, и паки и паки повторю: — злы дѣла совѣтскiя и ведутъ къ нашей погибели... А убьютъ?.. Сколькихъ убили?.. Говоритъ Христосъ: — «не бойтесь убивающихъ тѣло, души-же не могущихъ убить»!.. Аминь.
***
Когда, какъ всегда это дѣлаютъ священники, отецъ Петръ, въ полголоса читая молитвы, прибиралъ жертвеннiкъ, къ нему подошелъ какой-то молодой человѣкъ, не изъ служащихъ при храмѣ, но постороннiй, и прошепталъ на ухо отцу Петру:
— Батюшка... Не уходите... Скройтесь... Тутъ подвалъ есть. Чекисты ждутъ убить васъ.
Ничто не дрогнуло въ лицѣ отца Петра, Онъ продолжалъ спокойно и благоговѣйно укладывать священные предметы въ углу жертвенника и накрылъ ихъ чистымъ полотномъ. Потомъ съ молитвою снялъ епитрахиль, прошелъ в риз-ницу, надѣлъ рясу и потертую съ мѣховымъ воротникомъ шубу. Обыкновенно отецъ дiаконъ, причетникъ, или кто нибудь изъ хора помогали священнику и по-давали ему одѣтьтся. Въ такiя минуты обмѣнивались впечатлѣнiями о службѣ, о количествѣ прихожанъ, и уже, конечно, о проповѣди.. А о такой проповѣди, каза-лось-бы, какъ не поговорить?.. Но сейчасъ почти никого не было. Старый дiаконъ стоялъ въ углу алтаря и былъ, какъ пришибленный. Полная тишина была въ алтарѣ и храмѣ, изъ котораго выходили прихожане.
— Прощайте, отецъ дiаконъ. Не осудите во грѣхахъ моихъ!
Дiаконъ молча поклонился.
Держа шапку въ рукѣ, въ распахнутой шубѣ, съ ясно виднымъ деревяннымъ крестомъ на груди, высоко неся голову, спокойной, твердой походкой пошелъ отецъ Петръ по ковровой дорожкѣ къ выходу. Въ храмѣ мало оставалось народа, и тѣ, кто задержался еще у выхода, увидѣвъ отца Петра шарахнулись отъ него въ сто-рону, широко очищая ему дорогу.
Отецъ Петръ вышелъ на паперть.
Вся обширная площадъ передъ храмомъ, скверъ въ этомъ мѣстѣ раздавшiйся въ стороны были густо покрыты народною толпою. Народъ стоялъ молча, точно ожидая чего-то. Въ синемъ небѣ четокъ былъ кружевной черный узоръ голыхъ вѣтвей высокихъ березъ и тополей. На карнизѣ надъ входомъ гулькали на солнцѣ голуби и чирикали въ верхнихъ вѣткахъ воробьи. Гдѣ-то одинъ разъ каркнула во-рона. И было что-то мертвящее, кладбищенское въ молчаливомъ ожиданiи толпы. Такъ ожидаютъ на похоронахъ выноса изъ церкви гроба.
Какъ только отецъ Петръ показался наружу, стоявшiе сбоку дверей какiе то молодые люди бросились на него и крѣпко схватили за руки. Ихъ было человѣкъ семь, восемь, въ рабочихъ каскеткахъ и чекистовъ въ кожаныхъ шапкахъ.
Гробовая тишина нарушена была ѣдкими, злобными ругательствами:
— А гадъ паршивый!.. Контру разводить будешь!
— Завелъ бузу, старый поганецъ!..
— Ишь оратель какой выискался!..
— Не отъ Бога совѣтская власть?.. Ищи своего Бога. Идѣ онъ есть такой!!.. Смотрите, граждане, какъ Богъ защититъ своего поклонника.
— Въ бога!.. въ мать!.. въ матъ!!. мать!!!
— Бей его въ дымъ и кровь!..
— Старикашка зловредный!
Подъ эти крики отецъ Петръ успѣлъ оглядѣть толпу. Человѣкъ восемьсотъ стояло кругомъ. Конечно, больше старики и старухи, но были и молодые. Старые съ жуткимъ страхомъ, слезящимися глазами, качая головами, смотрѣли на свя-щенника, схваченнаго чекистами. Кое кто обнажилъ головы. Молодые, кто съ удивленiемъ, кто съ любопытствомъ, кто равнодушно смотрѣли на все, что проис-ходило. Никто не тронулся съ мѣста, хотя казалось — навались толпа на чекистовъ и рабочихъ и во мгновенiе ока смяли-бы схватившихъ отца Петра и освободили-бы священника. Но никто не сдвинулся съ мѣста, никто ничего не сказалъ, и нѣмая, недвижная толпа стояла, какъ черная декорацiя.
Сзади раздался выстрѣлъ. Всѣ знали, что это былъ нарочный «провокаторскiй» выстрѣлъ. Кто могъ тогда стрѣлять, кромѣ чекистовъ?.. У кого въ тѣ дни могло быть оружiе?.. Испуганные голуби съ трепыханiемъ крыльевъ пестрого стаею взмыли надъ храмомъ.
Стоявшiй сбоку отца Петра здоровый чекистъ съ размаху чѣмъ-то тяжелымъ, зажатымъ въ кулакѣ ударилъ отца Петра по виску. Темная кровь хлынула и грана-товыми каплями повисла на бородѣ. Второй страшный ударъ свалилъ съ ногъ отца Петра. Тотъ осѣлъ на камни ступеней. Безсильно свѣсилась голова, но сейчасъ-же и приполнялась и толпа увидѣла одинъ громадный, наполовину выбитый изъ орби-ты глазъ. Онъ болѣзненно дернулся, пошевелился и, точно кого-то разъискивая въ толпѣ, медленно обвелъ народъ незабываемымъ ужаснымъ взгядомъ.
Восемь человѣкъ возились надъ лежащимъ священникомъ, били его, топтали ногами, изрыгая страшныя, неслыханныя богохульственныя проклятiя.
Толпа продолжала молча и неподвижно стоять. Человѣкъ, въ распахнутой на груди кожаной курткѣ, потрясая въ рукѣ револьверомъ дико, въ какомъ-то восторгѣ кричалъ. Шапка свалилась съ его головы. Вихрастые черные волосы кол-туномъ на макушкѣ торчали. Узкiе глаза были, какъ у пьянаго.
— Граждане!.. Коммунизмъ вамъ принесъ свободу!.. Вотъ такiе васъ смуща-ютъ!.. Власть народа умѣетъ охранить васъ отъ нихъ!.. Враги они!
Стоявшiй сбоку чекистъ, большой нескладный парень въ длинной красноар-мейской шинели и въ шапкѣ треухомъ, съ помятыми полями сказалъ не то съ жа-лостью, не то съ презрѣнiемъ:
— Скопырнулся зловредный оратель.
— Трепыхается еще... Не подохъ!..
— Они культъ-то этотъ!.. Людоѣды крѣпкiе!..
За толпою раздались звонки пожарныхъ саней. Должно быть кѣмъ нибудь вы-званные пожарные прiѣхали за убитымъ. Толпа молча разступилась, пропуская ихъ черезъ скверъ. Тѣло отца Петра сбросили въ сани и рысью повезли черезъ толпу. Милицейскiй солдатъ стоялъ надъ тѣломъ. Сѣдая голова отца Петра съ ок-ровавленной бородой подпрыгивала на ухабахъ и казалось голубой глазъ все про-должалъ ворочаться, съ презрѣнiемъ и недоумѣнiемъ осматривая православныхъ, стоявшихъ на церковномъ дворѣ.

XXIV
— Да что вы, гражданка... Да нѣшто это возможно?.. Развѣ не видите?.. Не знаете, какiе это люди?..
Три женщины схватили Ольгу Петровну и не пускали ее черезъ толпу. Та би-лась въ ихъ рукахъ и, заливаясь слезами, говорила:
— Да поймите, гражданки... Это-же отецъ... Мой отецъ..
— Бога побойтесь, гражданка... Молчите... Не услыхалъ-бы кто на грѣхъ... Не побѣжалъ-бы къ нимъ... Не донесъ...
— Они-же убьютъ его…
— Очень даже просто, что и убьютъ... Ничего не подѣлаете... Ихъ теперь власть... Народная!..
— Сами чай, видите, сколько народа стоитъ, никто съ мѣста не сдвинется, такъ что-же вы-то одна подѣлаете... И себя только погубите и имъ лучше съ того не ста-нетъ.
— Мама, оставь, — нагнувшись къ матери, бившейся въ рукахъ державшихъ ее женщинъ сказала Женя.
— Тетя... Что-же мы можемъ дѣлать?..
Женя и Шура опустились на колѣни подлѣ Ольги Петровны и цѣловали ея ру-ки.
— Мама... Намъ только молиться... Молиться!.. Господь мученическую кончи-ну посылаетъ дѣдушкѣ!.. Святой нашъ дѣдушка...
— Да не кричите вы ради самого Господа... Вѣдь кругомъ народъ... Кто его зна-етъ, что за люди... Сами на себѣ бѣду накликаютъ...
Когда сани промчались въ комиссарiатъ, Ольгу Петровну отпустили и она побѣжала съ Женей и Шурой за санями.
Но въ комиссарiатѣ уже не оказалось тѣла отца Петра. Ольгѣ Петровнѣ сказа-ли, что его отвезли вѣроятно въ Чрезвычайку на Гороховую.
Все пѣшкомъ, — голодныя, — онѣ съ утра не ѣли, три женщины пошли въ Чрезвычайную комиссiю.
Яркiй солнечный день радостно сiялъ надъ городомъ. Бѣлы были снѣга въ Александровскомъ саду у Адмиралтейства. Отъ Невы несло крѣпкимъ морозомъ и свѣжестью. Но ни Ольга Петровна, ни дѣвушки ничего не замѣчали. Страшныя, черныя мысли полонили ихъ.
Въ канцелярiи Чрезвычайной комиссiи Ольгу Петровну долго допрашивали. Ее задержали часа на четыре, потомъ допрашивали Женю и Шуру, дѣвушекъ послѣ допроса отпустили, Ольгу же Петровну продержали до позднихъ сумерекъ и, наконецъ, дали ей ярлыкъ къ завѣдующему учетомъ тѣлъ казненныхъ, на выдачу ей трупа гражданина Петра Тегиляева.
Уже совсѣмъ ночью добралась Ольга Петровна до этого страшнаго завѣдующаго. Сторожъ, къ которому она обратилась съ запиской, сказалъ, что на-до доложить самому Зав-у.
— И-и, родная!.. Сколько ихъ тутъ проходитъ... Развѣ кого упомнишь?.. Иной день двѣсти и поболѣе разстрѣлянныхъ бываетъ... Какъ на Ленина, помните, покушенiе то было такъ народа въ тотъ день положили безъ счета и молодыхъ и старыхъ. Извѣстно — народная власть — не Царская... Милости отъ нея не жди.
Завѣдующiй, лѣтъ тридцати хмурый мужчина интеллигентнаго вида, красно-носый и, похоже, что нѣсколько и пьяный, просмотрѣлъ записку и холодно ска-залъ:
— Къ глубочайшему моему сожалѣнiю, уважаемая гражданка, тѣла протоiерея Петра Тегиляева выдать вамъ не могу.
— Позвольте... Но, почему?.. Въ запискѣ сказано... Я столько хлопотала... Это-же изъ самой Чрезвычайной комиссiи.
— Точно, многоуважаемая гражданка, все написано такъ, что я даже прямо обязанъ вамъ выдать для погребенiя тѣло гражданина Тегиляева... Но я не могу этого сдѣлать по той простой причинѣ, что у меня этого тѣла уже нѣтъ...
— Куда-же оно дѣвалось?..
— Привезшiе тѣло чекисты мнѣ сказали, что въ предупрежденiе открытiя но-выхъ мощей... Какъ смерть послѣдовала при совсѣмъ особыхъ обстоятельствахъ... ну религiозные предразсудки въ народѣ не совсѣмъ еще вытравлены... И тоже, какъ это у насъ и раньше въ голодный 1921-й годъ практиковалось... Тѣло передано ки-тайцамъ, порублено ими и еще днемъ отвезено въ Зоологическiй садъ на кормленiе звѣрямъ... Мучениковъ въ совѣтской республикѣ быть не должно... Не должно-съ!..
Нѣсколько долгихъ и очень тяжелыхъ мгновенiй Ольга Петровна молча стояла противъ завѣдующаго учетомъ тѣлъ. Взглядъ ея былъ пронзителенъ и полонъ глу-бокаго горя.
— Та-акъ, — наконецъ, тихо и странно спокойно сказала она. — По всему вид-но — вы человѣкъ образованный... Такъ вотъ... Вы вѣроятно знаете, что Римскiе императоры отдавали въ циркѣ христiанъ на растерзанiе хищнымъ звѣрямъ. Тѣла мучениковъ бывали пожраны... Это, однако, не помѣшало церкви признать ихъ великомучениками и установить почитанiе ихъ...
Съ громаднымъ изумленiемъ завѣдующiй смотрѣлъ на Ольгу Петровну. Онъ даже всталъ передъ нею и, низко кланяясь, сказалъ въ какомъ-то раздумьи:
— Уважаемая гражданка, — голосъ его звучалъ торжественно, — вы правы, вы совершенно правы!.. Совѣтская власть,