Что до меня, я никого не разоблачал. "Разоблачать" - подразумевает тайные злобные намерения. Отцы-профессора, напротив, добры. Паче Христа добры, Который сказал: "скорбны будете", велел брать крест и отвергаться себя.

Но с Черным соглашусь в том, что о жертве, труде, усыновлении сирот, духовном смысле страданий, молитве, искушениях мира, воздержании, хранении чувств, памяти смертной это новое богословие навряд ли станет упоминать. Очень вероятно, что и Богородица, святые, тайна Воплощения, Богоматеринства не будут составлять пафоса таких проповедников, как прот. Георгий и иг. Петр. Вся система созерцаний, совершеннейшего богословия оказывается лишней.
"Днесь Владыка твари, и Господь славы, на Кресте пригвождается, и в ребра прободается, желчи и оцта вкушает, сладость церковная. Венцем от терния облагается, покрываяй небо облаки: одеждею облачится поругания, и заушается бренною рукою, рукою создавый человека: по плещема биен бывает, одеваяй небо облаки".
Вместо этого - "исторический Христос" и "историческая Церковь". Ничего, что укоряло бы нас в нашем неблагополучии перед лицом святости. Все были миссионеры. И пользовались психонанализом. Христос нас спас, но мы в ответ ничего не задолжали и не считаем себя обязанными. Христа ради - это лубочное Православие. А вот христианская свобода - это куда лучше.

Или это, к Крестопоклонной седмице: "Воздержанием просветивше души наша, Кресту поклонимся спасительному, на немже Христос пригвоздися, и возопиим ему: радуйся, постящихся сладосте, и известная помоще. Радуйся губителю страстей, бесом сопротивоборче. Радуйся Древо блаженное".
Верят ли о. Петр и о. Георгий в крестную силу "оружия на диавола", который "трепещет и трясется, не терпя взирати на силу его"?
А как в храме служат? Там же все богослужебные тексты пронизаны "скрытым садомазохизмом", "фольклором" и "мифами", которых новое богословие на дух не переносит. Нормальному человеку этого не понять. По-моему, жуткое положение. Раздвоение сознания. Чужой среди своих. Из Православия взят "набор опций", где собственно ничего характерного и существенного почти не осталось. Но нравится. "Что-то двинулось", - говорит Сергей Шараков.