Дорогая Анна, я отчетливо понимаю Вас и все то, о чем Вы ратуете… Я ничего не отвергаю, ничью деятельность не зазираю. Высоко ценю тех, кто стоит за Церковь, не щадя живота, а исключаю лишь то, что творится и говорится без страха Божия, и такие наши проявления, в которых мы теряем в самих себе, того не замечая, подлинность нашего церковного предания и сокровенное сердце наших традиций. Если мы сами не будем носителями этих традиций, этого древнего духа нашей Церкви, то грош нам цена, и никакой юмор нам не поможет. Нас просто не будет. А если будем за собой следить, себя как «храмы Господни» укреплять и хранить, то поможет нам Бог. А праведность, - она ведь имеет некое особенное качество - то, что старец Паисий Святогорец называл ЛЮБОЧЕСТИЕМ, а у нас на Руси это называлось БЛАГОГОВЕНИЕМ. Это любочестие-благоговение во Христе полностью перерождает человека, он просто становится другим, ИНЫМ, у него ВСЕ меняется: взгляд и восприятие, поведение, речь, реакции на внешнее… Такие-то люди красотой вот этого своего любочестия и преображают среду вокруг себя и спасают мир. Мы редко можем их сейчас встретить, но у всех на глазах проходило служение Святейшего Патриарха Алексия II… Будем вспоминать чаще нашего покойного Предстоятеля, чтобы не забыть, как светит подлинное любочестие.
Раньше на Руси таких людей было много, а сегодня и поучиться почти уже не у кого. А нет сравнений, нет зримых напоминаний, так мы и думаем, что все и у нас в порядке, коль мы стараемся хранить наши догматы и каноны в неприкосновенности, молиться, бороться с врагами, но своего внутреннего человека при этом забрасываем на пыльный чердак… Это, наверное, общая беда всех нас … Отсюда и тревога. Не длинные юбки и не белые платочки спасут нас, а преображенные во Христе сердца...
А юмор-то и раньше бывал: и в церковной жизни, и даже в самой монашеской среде, но какой он был красоты и целомудрия! Детский что-ли юмор. Это запечатлели многие книги.
Понятно, что сейчас другие времена, но ведь Господь «Иисус Христос вчера и днесь, тойжде и во веки» (Евр. 13:8), и мы-то не можем, что бы вокруг не творилось, кто бы, больной и обезумевший, не крутил на нас у виска, не стремиться к тому, чтобы в нас в течение нашей короткой жизни изобразилась - хотя бы прорисью - икона Христа.