Вашу просьбу можно исполнить только без указания имен. Я ведь, сами знаете, какой "фрукт", а если читали мои комментарии много раньше, то и без подсказки поймете, почему этого сделать нельзя. Да и вообще боязно распространяться на эту тему. Но ради пользы... Если получится, что-то сказать все же можно. О том, как взял и как вел... Бывало после разговора со мной - иногда при других - показывал всем окружающим жестами, как отирает кровь с кинжала, который, надо понимать, всаживался в меня глубоко. При этом лицо у него было страшно довольное и даже счастливое. У меня тоже. Думала: не преувеличил ли он остроту этого оружия? Я ведь еще совсем ничего, бодрюсь! Другим казалось, что непомерно строг, даже жесток и злые языки подружек всегда комментировали: ну, с этой Екатериной иначе нельзя, в смысле, что ей именно такой дубиной и надо дать по шее (с другими многими Духовник чаще был мягче и менее придирчив, действительно). Меня же Он тоже в началах спрашивал иногда, наподдав так, что ноги не унести, - ну как, мол, ты? А я совершенно искренне в правду говорила: три дня ворчала и бурчала и клялась, что ноги моей... А на третий - внезапно чувствовала каждой клеткой, что это любовь - настоящая отеческая любовь. Небесная. И что я теперь не сирота! Требовал полного самоотречения. Вселил глубоко понятие, что любовь к Богу и ближнему полностью исключает любовь к себе. И это было главное делание - переместить центр тяжести из себя на другого. И все повторяли мы себе, как заклинание: "меня нет, меня нет..." Действительно, надо спуститься вниз совсем, чтобы начать чуть-чуть что-то понимать. И это долгие годы последовательно осуществлялось: "лишение всех прав"- ну, как это объяснить - уменьшение места, занимаемого человеком в социуме. Знаю, что иногда в наше время некие духовники это делают как-то по схеме подражательно и как пишут потом, ломают жизни человеков. У меня не так было: все принималось с радостью: оставление работы, любимого дела, "карьеры", полное смирение перед родными, "железное" требование "иметь мужество все принимать" от людей, - только раз я открыла рот, чтобы не пожаловаться, а посоветоваться, как быть с очень досаждающим мне человеком, потому что уже все средства были испробованы. Сказать даже не дал: только вот это - имей мужество все принимать. Мотивы не обсуждались. Оправдания не принимались. Но ведь так и в Лествице?! Это же учение древнее. Вообще, общения самого было не так уж и много за 16 почти лет, - когда сам считал нужным, а не когда моя волюшка того желала. "Сам позову, когда надо будет". Не очень-то был для нас доступен - как одна сестра духовная сказала на чьи-то жалобы: а вы что, хотели духовный кайф тут иметь? Духовное сластолюбие? Беседовать со старцем, говорить в волю... Нетушки. Все жестче и сложнее. Зато, как мне видится, много эффективнее. Много смирял. Было тяжело. Болела много и тяжко. Но радость духовная все-таки преумножалась. Хотя внешне могла быть и унылость, и даже глубокая подавленность. Эта подавленность ( а иногда даже и раздавленность) вполне может уживаться и с глубинной радостью, как известно... Скорби, скорби… Внешне у меня уже не было ничего, кроме них. Но душа, наверное, вопреки самости как-то сама чувствовала, что ей все это во благо. Все это я рассказываю о Нем. Я же была, и есть, наверное, очень худая ученица. Мало послушания. И по мне потому не судите. Я трудновоспитуемый. И потому, когда приходится говорить что-то о духовном отце, я сразу чувствую, что косвенно это мне все в осуждение. У моего духовного отца были великие старцы. И он никогда не скрывал их слОва. Хотя в чем-то отличался от них – может, иногда некой суровостью, которая всегда почти скрывала, и довольно редко открывала его сердечные тайники и удивительную любовь, которую почувствовать нам (мне во всяком случае) не так часто давал. Один жесткий смиряющий жест или слово - и как тут сразу вспомнить про любовь? Без протеста-то ведь не обходилось. Но вот я жива и все повторяю ЕГО слова, ЕГО мысли, ЕГО наставления, которые стали для меня критерием и лакмусовой бумажкой, благодаря чему можно нередко по поведению человека почувствовать, а как его вели духовно и вели ли, и даже в каком он устроении. Вот почему не устаю писать о том, что главное сегодня - проблема воспитания пастырей. Очень боюсь, что они выучат отлично догматику (правда и то вопрос, а по каким авторам?), а путь духовного воспитания не пройдут. Примеров на глазах у меня не мало среди молодежи - выпускников известных семинарий и даже академий. Да, и еще маленькая деталь: вспоминая учение свт. Игнатия о монахах-актерах, от которых уже в его время житья в монастырях не было (разновидность прелести). Так вот попробуй-ка бухни ЕМУ в ноги, или как теперь стали говорить, обратись: "отче". Убил бы! Никакой внешности красивой старинно-подражательной - все это игры, в которые мы, нынешние, расслабленные играть не достойны. А вот внутреннее требовалось по самому что ни на есть серьезному счету. Однажды все-таки набралась смелости и бухнула на дорожке от храма к покоям - при людях, конечно, - я виновата была, это было искренне, в ноги, так с такой брезгливостью переступил через меня, и пошел к себе. А за ним – и вся свита… Тут как Чехова не вспомнить: в человеке все должно быть прекрасно: и одежда, и внутренне - а начать с выспренних обращений, это легко. И любят это младостарцы. Простите, дорогой сотоварищ, если сумбурно и невнятно рассказала. Но, зная Вас, уверена, Вы дорисуете картину как надо. Е.Д.