Весьма интересная и позитивная рецензия, но некоторые её положения представляются спорными.
Очень любопытные, на мой взгляд, соображения Леонид Михайлович и Владимир Юрьевич высказывают по поводу отстаивания черносотенцами "либеральных ценностей". Но, как мне кажется, здесь всё же наблюдается несколько импульсивный уход в другую крайность, даже учитывая, что это выражение приведено в кавычках.
Тут, действительно, много парадоксального. Ведь, как известно, черносотенство во всю силу заявило о себе уже после объявления "свобод", и правые монархисты пользовались ими (гласно или негласно) для ведения политической борьбы и распространения своих взглядов. Революционное действие породило "охранительное" противодействие, которое, тем не менее, стало реально осуществимым лишь в условиях произошедших перемен. Но большинство из этих свобод (слова, вероисповедания, собраний и т.д.) черносотенцы понимали абсолютно по-другому, нежели их политические оппоненты.
Здесь мы опять упираемся в "проклятую методологию". Так, например, если выражение "приоритет православия ... над личностью" для верующего человека звучит просто дико, то для человека неверующего (для которого православие - лишь церковная организация, оперирующая умозрительными догмами и встроенная в "подавляющий личность" государственный аппарат) в нём всё "логично". Думаю, если бы Д.В.Карпухин начал раскручивать эту тему, то ему пришлось бы параллельно писать ещё одну монографию.
Весьма характерно, что в рецензии вновь всплыл "дедушка Ленин". Видимо, его тень будет преследовать нашу историографию ещё ни один десяток лет.
Являясь свидетелем пробуждения "чёрной сотни", он, безусловно, не мог не разглядеть в нём проявления глубинной народной силы, которую определил как "тёмный мужицкий демократизм, самый грубый, но и самый глубокий". Однако, на мой взгляд, в этой фразе скрыто не понимание сути явления черносотенства, а элементарный страх перед ним, облачённый в форму политического эвфемизма. Для В.И.Ленина черносотенство - это тот же "русский бунт бессмысленный и беспощадный", который он тут же пытается объяснить "темнотой" и "предрассудками" русского мужика. Так что попытки "широко взглянуть" на ленинские рассуждения по части природы черносотенства, по-моему, ничего нового для понимания данного явления не дают. Это, скорее, проблема из области "лениноведения", чем изучения истории "чёрной сотни".
В то же время, весьма ценным мне представляется вывод Леонида Михайловича и Владимира Юрьевича о том, что "основы историографии «черной сотни» были заложены, в том числе и самими правыми". Соглашаясь с ним целиком и полностью, считаю, что данному вопросу следует уделить особое внимание. Материал есть, он, что называется, под рукой, нужен лишь усидчивый и вдумчивый историограф, который возьмётся его обобщать.