Два взгляда на творчество Гоголя
- игумен Кирилл (Семёнов)
30.03.2009 22:46
Я очень люблю Николая Васильевича Гоголя, не только как писателя, но и как человека. Творчество его, конечно, не однозначно, но это только доказывает необычайную сложность внутреннего мира Гоголя. Самые страшные слова в его адрес принадлежат, наверное, Василию Розанову. Читать розановские мысли о Гоголе - большое испытание для всякого, кто привык Гоголем восхищаться. Я не возьмусь цитировать здесь автора "Опавших листьев", хотя бы потому, что с розановской оценкой не могу согласиться. Мнение о. Александа Шумского, статьи которого о русской классике мне всегда были по душе, я тоже во многом разделить не могу, однако суровая отповедь ему о.Евфимия больше построена на эмоциях, чем на конкретных возражениях. По иронии судьбы, первый удар по моему пиетету перед великим русским писателем получил я довольно давно уже и именно в стенах московской семинарии. Очень хорошо помню лекцию о Гоголе одного из тогдашних преподавателей - о.Дамиана Круглика, который категоричсеки настаивал, что Гоголь пребывал в глубокой духовной прелести. Я не могу встать на эту крайнюю точку зрения, однако нельзя не признать, что к концу жизни Николай Васильевич, будучи, несомненно, человеком живой и глубокой веры, всё чаще и драматичнее для себя и окружающих впадал в известное учительство, в назидательный и временами навязчивый тон, словно одному ему открылись истины христианства и все вокруг остро нуждаются в его морализаторстве. Во многом по этой причине обрушился на него Белинский, человек вообще далёкий от веры и Церкви, но прежде очень ценивший Гоголя как писателя. Гоголь всю жизнь полуосознанно стремился к монашеству, и, не получив на это благословения оптинских старцев, глубоко раздирался между творчеством и желанием сосредоточенной духовной жизни, далёкой от мирской суеты и человеческого непонимания. Он ведь практически даже и дома собственного никогда не имел, будучи всегдашним странником. И умер, пусть и у друзей, но на чужом диване, в чужом углу. В эти дни, думаю, он нуждается особенно не только в памяти о себе как о великом художнике, но и в наших молитвах о его великой душе. Всегда поминаю раба Божия Николая и вынимаю частичку на проскомидии, почитая его как одного из самых дорогих для меня людей.
|