Дискуссии с о. Мещериновым, разумеется, возможны. Хотелось дать понять, что полдела - сохранить свою точку зрения. Пожалуй, что уличение в частных неточностях ничего не изменит в Вашей личной уверенности. Но чтобы других убеждать, не нужно входить в пласт аргументации, используемой противоположной стороной, и выяснять, что там в Болонье в 12 веке было и в какой нужник Алексей Михайлович ходил. Это детали, деталями не убедишь. Получается спор двух эрудитов и только.

Все сказаное мной говорилось серьезно, вполне серьезно, в т. ч. и о нефти, о раках и пожаротушении. Мобилизация не наступит на основании рациональных схем, пусть даже включающих в себя древних отцов и наличную Православную Церковь. Русский православный человек должен снова запеть, заново слиться со стихиями жизни, почувствовать себя в молитвенном творчестве. Прав был Панарин. Только так - нечто куда более свободное и воодушевленное, чем рациональная идея "модернизации в традиции", в которой мы толком ни первого, "модернизации", ни второго, "традиции", не чувствуем. Святые отцы на те составляющие, на которые мы их пытаемся в современном духе раскладывать, не раскладываются. И Русь до тех пор "переваривала Запад", пока оставалась в своем, могла в любой из моментов остановиться от гонки и отдышаться на своем воздушку, посмотреть сны про таблицу хим. элементов. В настоящее время это потеряно, никакой творческой рецепции, переложения не происходит, а лишь пассивное следование в поводу Запада. Похоже, что это не изменить (по крайней мере, волевым и рациональным мобилизационным проектом не изменить), пока Запад сам не сойдет со сцены и наваждение рухнет.

Хотелось бы думать иначе, но те отстатки, где человек еще проявляет себя самобытно, по-русски, где он красив своей национальной православной душою, - они единичны и тонут под захламленностью, под каким-то тотальным даже не американизмом, а жидовством. Понимаете, наш брат сам не хочет держаться, цепляться за настоящее в себе! Какие еще могут быть надежды? Мне это стало куда как понятно по ходу работы над тематикой школы. Казалось бы, уж куда прямее и трепетнее: семейное, домашнее, родительское чувства... Не-а, не действует! Не дей-ству-ет! Понимаете? Ему говоришь: "школа, верней то, что ей называется, отнимет у тебя твоего ребенка, изомнет его". В ответ же: "а аттестат?", "а социальная адаптация?", "а поступление в ВУЗ", "а что люди скажут?", "а я как буду на работу ходить?" Ну, куда еще дальше?! Мы же чурбаны, механизмы, тени, остатки людей. Нас "сделали"! Полностью и давно "сделали", мы только делаем вид, что по-прежнему трепыхаемся. Это состояние настолько ополоумевшее, как у тех, которые несли детей и своими руками вкладывали в жерло раскаленного истукана. Какая политика после этого? Какая церковная проповедь, призыв к подвижничеству? Мы же пассивны, надломлены в самом фундаментальном, существенном для себя. Мы уже ничего не можем. Это конец. Конец, Владимир Петрович, не будем закрывать глаз. Конец, по крайней мере, текущего большого периода. Не заставив себя находить решений, сберегающих собственного ребенка, на что мы еще себя можем в прочих вещах - в патриотизме, политике, производстве, науке, общественном движении, церковности - заставить? Мы по своей воле уже себя ни на что не заставим. Если только поневоле придется оказаться в новом периоде и в нем с Божией помощью ориентироваться, буквально нащупывать решения заново.