Почему западный ум не может постичь нашего общественного идеала? Потому что он в принципе непостижим для него? Или потому что мы неумело преподносим наши идеалы?  

  Тот момент, что фаустовская культура есть культура воли, представляет собой лишь иное выражение в высшей степени исторической предрасположенности ее души. Уже само словоупотребление «Я»—ego habeo factum,—следовательно, динамическая структура предложения вполне передает стиль деятельности, проистекающий из этой склонности и подчиняющий себе энергией своего направления не только картину «мира-как-истории», но и саму нашу историю.

Это «Я» возносится вверх в готической архитектуре; башенные шпицы и контрфорсы суть «Я», и оттого вся фаустовская этика есть некое «вверх»: совершенствование Я, нравственная работа над Я, оправдание Я верой и добрыми деяниями, уважение Ты в ближнем ради собственного Я и его блаженства, от Фомы Аквинского до Канта, и наконец, высочайшее: бессмертие Я.

Именно это кажется настоящему русскому чем-то суетным и достойным презрения. Русская, безвольная душа, прасимволом которой предстает бесконечная равнина, самоотверженным служением и анонимно тщится затеряться в горизонтальном братском мире. Помышлять о ближнем, отталкиваясь от себя, нравственно возвышать себя любовью к ближнему, каяться ради себя—все это выглядит ей знаком западного тщеславия и кощунством, как и мощное взыскание неба наших соборов в противоположность уставленной куполом кровельной равнине русских церквей.

Герой Толстого Нехлюдов ухаживает за своим нравственным Я, как за своими ногтями; именно поэтому и принадлежит Толстой к псевдоморфозу Петровской эпохи. Напротив, Раскольников есть лишь частичка в «Мы». Его вина—это вина всех . Считать даже его грех чем-то собственным есть уже высокомерие и тщеславие. Что-то от этого настроения лежит в основе и магической картины души. «Если кто приходит ко Мне,— говорит Иисус (Лук. 14, 26),—и не возненавидит отца своего, и матери, и жены, и детей, и братьев, и сестер, а притом и самого Я своего, тот не может быть Моим учеником» (Пер. Карена Сваясьяна).